– Нет. Судя по тому, что записал старый Рори, когда Сейид Саид умер, он передал тайну колдуну Пембы, который немедленно и довольно разумно наложил на него проклятье, так что каждый, кто найдет его, может им воспользоваться только в целях зла – что-то в этом роде. Имелось в виду, понятное дело, что это отобьет у людей охоту искать его, однако преемника Саида, Маджида, подобные вещи отнюдь не остановили. Как сообщил дедушка Эмори, Маджид пытал колдуна, выжал из него сведения, выкопал сокровище при полном энтузиазме и помощи моего нераскаявшегося предка и щедро поделился с ним половиной. Доля Эмори, если я правильно подсчитал ее сегодняшнюю стоимость, должна быть около трех миллионов фунтов стерлингов.

Наступило короткое молчание, а затем Лэш протянул свой бокал, чтобы еще раз наполнить его.

– Все это, – сказал он, – простите меня за мои слова, самая развесистая клюква, какую я только встречал за свою плохо прожитую жизнь. Что до меня, то я не верю ни одному слову из этой истории! Однако кто-то еще, без сомнения, поверил. Причем я не имею в виду вас или вашего дедушку!

Глаза Лоррейн широко раскрылись, она смогла выговорить только отдельные слова:

– Но Тайсон!… дорогой… три миллиона! Он не мог… Что он с ними сделал?

– Закопал, – вежливо ответил Тайсон. – По крайней мере, он так утверждает.

– Но где?

– А! Вот в этом-то все дело. Этого он не сказал. Все, что он сообщает, – это то, что он передал ключ на хранение старому Хонивуду в запечатанном конверте (это, видимо, был дедушка нашего Хонивуда или какой-то двоюродный дедушка) и что конверт может быть выдан только в том случае, если и когда кто-то спросит о нем, назвав правильно номер и буквенные инициалы, написанные на конверте. Номер был семь-четыре-три-восемь-девять, а инициалы его собственные, Э.Т.Ф.

– Да, будь я проклят, – воскликнул изумленно Лэш.

– Я в этом не сомневаюсь; если это вообще не ваше обычное состояние, – нелюбезно прокомментировал Тайсон. – Так вот. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и поэтому я не поверил ни одному слову. Жизнь не бывает настолько похожа на кино! Однако проверить это стоило, и в качестве первого шага я написал старому Хонивуду, запросив его, имеется ли у него такое письмо. И оно у него было – что потрясло меня. Отдано на хранение фирме «Хонивуд и Хонивуд» в тысяча восемьсот шестьдесят первом году. Я подумал, что стоит взглянуть на него, но не хотел доверять его почте. Или Гасси! Между нами, я не… Ладно, оставим это. Ну и поскольку Дэни собиралась к нам, мне показалось хорошей идеей попросить ее заглянуть к нему, забрать письмо и привезти его с собой сюда. И это все, что было.

– Если не считать того, что вы сообщили ему время и день ее приезда, – сказал Лэш.

– А почему бы нет? Вещь почти наверняка хранилась в каком-нибудь банковском сейфе, и ему нужно было вынуть ее и приготовить к передаче. Она не лежала у него в доме, а поскольку я все время переписывался с ним самим, а не с его младшим компаньоном, я сказал, что пошлю Дэни забрать ее у него, имелось в виду в его доме. И насколько я знаю старого Хонивуда, он бы не принес письмо домой заранее, задолго до того, как оно ему понадобится. Он очень старательный парень. Вернее, был, бедняга.

– Так оно и было! – сказал Лэш. – Значит, я был прав. – Он встал и стоял, засунув руки в карманы и глядя в окно. – Кто-то узнал и постарался заполучить его раньше Дэни. А она все ему испортила, придя утром вместо послеобеденного времени. – Он резко повернулся. – Кто еще знал об этом?

– Никто, – коротко ответил Тайсон.

– Глупости! Несомненно кто-то еще знал.

– Я прошу прощения, – сквозь зубы проворчал Тайсон. – Мне нужно было сказать: «Я лично никому ничего не говорил». И даже моя жена не могла ничего сказать.

– А Понтинг?

– И мой секретарь тоже нет!

– Но он мог что-то выведать.

– О нет, не мог. Я чертовски тщательно обходился со всем этим! Любопытство – вечный грех Найджела, и я не намерен был позволить ему взглянуть на бумаги Фроста или на мое письмо Хонивуду! Я храню эти бумаги в запертом сейфе, а ключ ношу на шее. Некоторые из этих документов даже сейчас способны вызвать парочку взрывов, и я не хочу рисковать. Кроме того, речь идет о деньгах.

– И убийстве! – мрачно поправил Лэш.

– Похоже, что так. Все равно, я не верю…

– Вера ничего не решает, – нетерпеливо сказал Лэш. – Можете ли вы заявить под присягой, что ни наш секретарь, ни какой-либо слуга или гость в этом доме, ни даже ваша жена не могли ни при каких обстоятельствах взглянуть на бумаги Эмори?

Лоррейн издала слабый негодующий возглас:

– Вот уж действительно, Лэш! Я-то при чем? То есть, даже если бы я могла (а я этого не сделала, я понятия об этом не имела), то разве же я стала бы об этом всем рассказывать?

– Не знаю, – сказал Лэш. – Не стали бы?

Лоррейн сделала своими маленькими ручками беспомощный суетливый жест и умоляюще посмотрела на мужа.

– Конечно, рассказала бы, – жестко сказал Тайсон. – Именно поэтому я ей и не говорил. Я никогда не сообщаю женщинам секреты, разве что хочу, чтобы они были доведены до сведения широкой публики за самый короткий срок.

Лоррейн тихо вздохнула.

– Знаешь, дорогой мой Тайсон, я никак не могу понять, как это получается, что ты умеешь так хорошо писать, хотя постоянно говоришь избитыми фразами. Думаю, это из-за шизофрении. И не в том дело, что ты в общем-то прав в отношении меня. Как только мне доверят какой-нибудь секрет, я тут же начинаю соображать: «Кому бы мне это рассказать в первую очередь?»

Тайсон коротко, лающе захохотал.

– Я знаю. Однако, возвращаясь к вашему вопросу, младший Холден, ответ гласит: «Нет». Ключ от сейфа постоянно находился только у меня, а на тот случай, если вы захотите предположить, что Лорри могла бы взять его однажды ночью, пока я спал, добавлю, что у меня поразительно легкий сон. Да и все равно я ни на мгновенье не верю, что кто-то в этом доме знал даже о существовании этого документа.

– А что с теми письмами, которые вы писали этому парню Хонивуду? Они явно содержали парочку весьма многозначительных подробностей. Во всяком случае, достаточно, чтобы возбудить весьма серьезное любопытство к содержимому этого запечатанного конверта! Цифры и инициалы, и даже дату, когда он был передан фирме на хранение. Кто отправляет у вас почту?

– Абдурахман, когда едет в город. А он не умеет читать по-английски.

– Но он мог показать их кому-нибудь из местных парней, кто умеет.

– Зачем? Моя сугубо личная переписка довольно объемна, не говоря уже о той, которую выполняет для меня Найджел, – та просто громадна. Любой домашний слуга или местный вынюхиватель, который проявил бы к ней интерес, целыми месяцами не занимался бы ничем иным, как только отпаривал бы конверты в надежде наткнуться на что-то интересное. Так что можете и это спокойно списать в отходы.

«Но ведь Тайсон забыл, – подумала Дэни, – что был по крайней мере еще один человек, который не только читал эти письма, но и, возможно, что-то знал – немного, но вполне достаточно – о содержимом пожелтевшего от времени конверта».

Она сказала:

– Мистер Хонивуд что-то знал, мне кажется. Он не одобрял того, что я взяла конверт. Он сказал что-то о том, что лучше не трогать спящую собаку, а то может быть хуже. Возможно, он знал, что в нем было. Его дедушка мог ему рассказать.

– Разумеется! И это он мог проговориться! – сказала Лоррейн.

Тайсон издал еще один лающий смех.

– Что, старый Генри Хонивуд? Этот сушеный моллюск? Ты просто не знаешь его так, как знаем его мы с Гасси.

– Возможно, но я знаю, что не только женщины способны болтать, – возразила Лоррейн. – Если речь идет о сплетнях, каждый высохший старый холостяк обычно рассказывает обо всем на почте. А у этого к тому же была еще и экономка, пожилая толстая леди со слуховым аппаратом. Уж ее-то явно сжирало любопытство. Это профессиональная болезнь экономок. Я уверена, что она читала все его письма и сплетничала об их содержании со всеми подружками в Женском институте.