Какая-то дикая, запутанная фантасмагория… а Ришо вот, кажется, все понял. Наверное, и полицейский понял бы, будь он хоть на пять-десять лет моложе.

— То есть она таким способом, — напарник запнулся, — могла покончить с собой?

Недоговариваешь, парень. Что-то ты нам недоговариваешь! Алеш никак не мог отделаться от нехорошего чувства, но поймать за хвост мысль не получалось.

— Нет… Не знаю. А если… — Мартен как будто через силу проталкивал слова сквозь глотку. — А если это я виноват? Если и правда?

— Гм. Ну, по всем законам, да даже по правилам проклятия… — у Ришо, кажется, проснулось сочувствие к парню, — даже оно за такое не карает.

Мартен продолжал смотреть под ноги, и его молчание нравилось полицейскому все меньше.

— Были у нее друзья? — резко спросил он. — Другие близкие?

— Каких-то особых друзей… нет, пожалуй, нет. Лучше всего ее знает одна девушка, они соседки. В кампусе. Кристина… Пташнык, кажется.

Скрипи не скрипи зубами, а если мысль не ловится, можно биться хоть до посинения. Алеш задал еще несколько вопросов и сдался.

В комнате стало совсем темно. Полицейский задумался — и вздрогнул от кошачьего мявка, точно очнувшись ото сна. Сколько они простояли так, молча, в темноте? Какая разница? Если бы насовсем остаться в этой тьме, если б ничего не знать, не видеть, что развернется в ближайшие месяцы…

— Моя визитка, — он протянул карточку почти невидимому в полумраке Мартену. — Звоните, если что-то вспомните.

На улице было посветлее, но из-за нескончаемой мороси магазинчики рано включили подсветку.

— Зар-раза! Да что ж такое? И эти тоже!

Алеш вперед напарника полез на свое место через водительское сидение — не огибать же машину в грязном потоке — и потому не мог проследить за взглядом Ришо.

— Что там?

— Еще один супермаркет. Нет, ты видишь? Это было турагентство!

Алеш, наконец-то, понял. На первом этаже старого двухэтажного особняка мутно светилась надпись «Бакалейная» — а перед крыльцом еще высился бронзовый глобус. Водяная взвесь скапливалась на нем, стекала струями, пенилась в забившихся стоках.

— …везде, — говорил тем временем Ришо. — Где раньше продавали джинсы, шубы, гироскутеры, везде или заколочено, или супермаркеты!

— А ты чего ждал?

Напарник повернулся к Алешу, всплеснул руками, как театральный герой:

— Но почему продукты?

Почему бы не продукты, хотел сказать полицейский. Но тут Ришо сглотнул, он сидел на месте водителя, сгорбившись, точно «Бакалейная» причинила ему почти физическую боль.

— Все разваливается, — коротко буркнул Алеш. — Я говорил, что так будет. Все сыплется, и экономика тоже. У людей нет денег, а продукты — это самое простое. Их всегда покупают.

— Да у тебя всегда все разваливается! — напарник отвернулся с почти детской обидой. Он сказал бы еще сотню слов, но тут полицейский схватил его за локоть:

— Смотри!

Тяжелая дверь бесшумно хлопнула, с крыльца спустился Мартен Крайчик и сразу выставил перед собой зонт. Тот все никак не желал раскрываться, сколько ни тряс его студент.

— Думаешь, это подозрительно? Пошел к сообщникам? — зачем-то шепотом спросил Ришо.

— Не знаю.

Парень, наконец-то, одолел зонт. Подняв воротник короткой курточки, Мартен побрел в надвигающиеся сумерки.

— Непохоже, чтоб он спешил, — заметил Ришо.

— Непохоже. Похож на человека, которому нужно развеяться.

— Проследим?

Алеш бросил взгляд на часы.

— У нас еще кампус, и я сегодня провожаю Мирку.

Понимая, что напарник колеблется, Ришо выдохнул:

— Он не выглядит как преступник. Да и куда ему!..

Не как преступник. Как человек, которому есть, что скрывать. А до автобуса Мирки четыре часа… Студент почти скрылся за завесой водяной пыли. Поморгав, включились уличные фонари — через два на третий — так что еще пару вздохов Алеш мог наблюдать удаляющийся силуэт.

Наверное, он бы так и раздумывал, но Ришо принял решение за него. Заведя старенькую «Атрию», он закрутил баранку и развернулся на пустынной улице.

Алеш зажмурился.

— Только не говори, что никому не платил за права!

— Ой, да пошел ты… Если и есть во всем что хорошее, — напарник вдавил педаль газа и в фонтане грязных брызг устремился вниз с холма, — так это свобода, черт возьми! Вива, анархия! К черту двойную, все равно следить некому!

— ДТП, — начал Алеш и хотел закончить: единственное, за что проклятье не карает, оно ведь не по умыслу, и это единственное, за что еще судят.

Но Ришо уже притормозил на перекрестке, а потом сбавил скорость до черепашьей, чтобы не пропустить в сырой мгле нужный кампус.

— В первом математики, филологи… Второй. Ага, вот тут биологи. Господи, кому сейчас нужны биологи?

А кому математики? Они остановились перед угловатым зеленым корпусом, ночным кошмаром Ле Корбюзье. Стая воронья галдела над городскими прудами, устремившись к югу, почти сливаясь с подступившей тьмой. Они совершают это паломничество каждый день: утром на север, в Маковецкую дельницу, а по вечерам на свалку к югу от города. Да, бывало, что и Алеш спал с девушкой-биологом, это она рассказывала, и жила она аккурат в этом кампусе.

Меж бетонными корпусами гуляло эхо, в темноте казенного сквера бренчали струны. Да, верно: у них же там беседка! Алеш тоже сидел там, поздно вечером, и тоже накрапывал дождь, а влага, и тьма, и беседка проклятая — все казалось чудным сном.

Он так и сказал Ирене после поцелуя, а она пошевелилась у него на коленях, прижалась еще теснее и ответила: «Это не сон, милый. Это по-настоящему».

Высокий, почти пацанский голос надрывался:

Ришо склонился к решетке микрофона и спорил с пожилым консьержем, тыча в стекло удостоверением. Полицейский просто ждал в сторонке, пока напарник разберется. Все-таки, удивительная штука этот студенческий мир! Сколько воспоминаний, а тогда все казалось и глупым, и горьким, и кое-что даже постыдным, а теперь вспомнишь — и хорошо…

И как же славно, что он не встретил Данку еще тогда! Может, все сложилось черт знает как, может, у них ничего не вышло, но зато есть Мирослав. А познакомься они прежде, в годы гитар и ночных скамеек — он слишком много о себе мнил и был дурак дураком, он никогда бы не узнал, как это: рассказывать сыну про полководцев, великие битвы и крушение империй.

А гитарист все голосил:

— Пойдем, — хмуро брякнул Ришо.

Внутри ничего не изменилось с тех пор, как Алеш сюда захаживал. Разве что стало посветлее от новых диодных ламп, да в холлах на каждом этаже висят роутеры… Ого! Хорошо живут нынешние студиозусы.

— А я бы не выбрал такой способ самоубийства, — проворчал напарник, пока они карабкались на шестой этаж.

— Начнем с того, что ты не самоубийца, — без особой охоты ответил Алеш.

— По-настоящему тебе их не понять.

— А не проще отравиться там, я не знаю… из окна сигануть? Да что угодно!

— Разумеется, нет.

— Это почему же? — Ришо остановился на полутемной лестнице. Полицейскому пришлось подтолкнуть его, чтобы не мешкал.

— Ну смотри. Во-первых, ты ничем не рискуешь, убить не даст проклятье. Никакого вреда. А главное… знаешь, чего боятся самоубийцы? Особенно если от больших чувств, когда жить и жить? Боли! А тут просто вспышка, ты сам видел. Никто не знает, как на самом деле, но кажется — пшик и тебя нет. Никаких страданий.