продолжением политики другими средствами. В конце ХХ века «мы

присутствуем при усилении угроз безопасности для либерального общества

не извне, а изнутри – из-за упадка «современного государства», его

50

монополии на насилие внутри и его возможности вести войну вовне»74. С

одной стороны, внутренняя уязвимость современных западных обществ

вследствие демографических сдвигов, и, с другой стороны, размывание

суверенитета вследствие глобализации и интеграции, составляют предмет

озабоченности французских политологов, поскольку они снижают

классические показатели французского внешнеполитического могущества.

Подтверждением такого взгляда служат размышления А.-М. Ле Глоаннек о

возможности существования самостоятельной стратегической концепции в

постбиполярном мире где-нибудь, кроме США75.

У автора нет сомнений в том, что «с крушением СССР и его империи

/…/США триумфально сделались единственной сверхдержавой в мире» 76.

А.-М. Глоанек в целом согласна с тем, что США, являясь первой

политической и военной державой мира, остались центром производства

стратегических концепций, в то время как Франции, Германии и России

придётся лишь худо-бедно приспосабливаться к новым условиям.

Стратегическая (военная) область – одна из сфер, в которой материальные

факторы могущества играют фундаментальную роль, и здесь

непререкаемость американского могущества наиболее очевидна автору.

Одной из составляющих этого могущества является ядерное оружие. Конец

блокового противостояния в отсутствие явного противника отодвинули

значение ядерного соревнования между Западом и Востоком и вообще

соревнование ядерных потенциалов на второй план. Но снижение

стратегической роли ядерного оружия не уменьшило американского

превосходства, а только его усилило. США получили непререкаемое

первенство в обычных вооружениях нового поколения (так называемое

«умное оружие» или оружие точного наведения) благодаря мощному

74 Ibidem. Р. 384.

75 Le Gloannec A.-M. Y-a-t-il une pensйe stratйgique dаns l’aprиs-guerre froide ? // Les nouvelles relations internationales … Chap . 13.

76 Ibidem. P. 357.

51

технологическому рывку последних десятилетий. В этом плане Франция, не

имеющая доступа к подобному оружию, сильно отстаёт от США по

материальным показателям могущества.

Одна из относительно новых формул ядерного сдерживания, заменившая

прежнюю модель «сильный сдерживает слабого» (du fort au faible) на

«сильный сдерживает сумасшедшего» (du fort au fou), нацелена не на Восток, а на Юг. Именно здесь и возможно только здесь77 для Франции речь идёт

уже не о сопоставлении потенциалов, а о подлинной стратегической

идентичности, поскольку, в отличие от французов, американцы допускают

сдерживание посредством войны, т.е. могущество, как способность победить

в бою, а для французской дипломатии это измерение отсутствует78.

Во времена холодной войны атомное оружие было великим уравнителем

могущества при разнице потенциалов. Роль ядерного сдерживания для

утверждения международного веса Франции была тем более велика, что

страна не могла равняться со сверхдержавами мощью ядерных арсеналов. С

точки зрения могущества, значение ядерного сдерживания, уравнивающего

мощь разных в экономическом и технологическом отношении государств, для Франции, как и для России, остаётся неизменным. Поэтому, несмотря на

снижение ценности ядерного фактора и в отсутствие явного противника, во

Франции многие укрепляются в убеждении о необходимости сохранения

ядерного потенциала, особенно в условиях торжества доктрины

«минимального ядерного сдерживания»79. Автор вынужден признать, вслед

за военными аналитиками, в частности, за П.-И. де Сен-Жерменом80, что во

Франции не появилось после 1989 г. ясной и связной стратегической

доктрины. Аналитики предпочитают общие рассуждения в условиях, когда

Франция не располагает обычным оружием точного наведения, подобным

77 Курсив мой – Е.О.

78 Ibidem. P. 357.

79 Ibidem, p. 366.

80 Saint-Germain P.-I. Demain, l’ombre portйe de l’arme nuclйaire P.-I.Saint-Germain / L’arme nuclйaire franзaise en question. - Palaiseau, Cahiers du CREST. – 1996. P. 13.

52

тому, которое создаёт громадное превосходство США – первой державы

мира.

Выводы французских политологов конца ХХ века свидетельствуют об их

скептическом отношении к потенциальным возможностям Франции

восстановить внешнеполитическое могущество в изменившихся условиях, главным из которых является непререкаемая мощь США. Центральная идея

теоретиков времён биполярности, для которых идентичность Франции

составляет стремление к мировому влиянию, определяемому не столько

материальным потенциалом, сколько активностью и моральным весом, у

аналитиков конца ХХ века уступает место озабоченности

неконкурентоспособностью Франции на мировой арене в виду

непререкаемости американского могущества.

Что в этой ситуации остаётся Франции? Размышления политологов на эту

тему концентрируются вокруг уже упомянутой проблемы размывания

суверенитета и роли государств-наций в мировой политике.

3.Могущество в условиях глобализации: от национального могущества к

многосторонней дипломатии

Идея величия, а именно из неё исходила Франция со времён Людовика

Х1У, определяя своё место в мире, развивалась в логике парадигмы, ключевым понятием которой было государство-нация. Для нового поколения

французских аналитиков и политиков эта парадигма уже не является

безусловной и единственной. По их мнению, многосторонняя дипломатия в

условиях глобализации должна сменить межгосударственное соперничество, в котором главным был эгоистический государственный интерес. В новых

условиях иначе понимается и внешнеполитическое могущество. Эта

характеристика, адекватная определению места страны в мировом

сообществе, трансформировалась вместе с международным контекстом.

Б.Бади в соавторстве с М.-К.Смутс в работе с характерным названием, 53

которое можно перевести как П«еревёрнутый мир»81, дали

скорректированное новыми реалиями определение могущества. «В

настоящее время могущество определяется, как способность контролировать

правила игры в одной или нескольких ключевых областях всемирного

соревнования». Могущество сохраняет, таким образом, своё глобальное

измерение, являясь атрибутом, позволяющим его обладателю играть

мировую роль. Паскаль Бонифас, размышляя о международном ранге

Франции в 90-х годах82, добавляет к этому определению качество, выделенное американцем Джозефом Наем как “soft power”(«мягкое

могущество»), отличное от “hard power”, которое характеризуюет силовое

превосходство. Первое позволяет стране «строить ситуацию таким образом, чтобы другие страны делали выбор или определяли бы свои интересы в

соответствии с её собственным интересом /…/. Универсальный характер

культуры этой страны и её способность установить систему благоприятных

для неё правил и институтов, представляют собой важные источники

могущества»83.

П.Бонифас, вслед за Дж.Наем, добавляет к критериям могущества

значение того впечатления, которое создаётся от данной страны в мире. Этот

образ является производным от самых различных факторов: «это

могущество, конечно, если оно кажется законным, испытывающим уважение

к другим и хотя бы отчасти имеющим целью общий интерес, но также и

культурная креативность, место в индустрии развлечений, качества, приписываемые её народу или уровень игры её футбольной команды, и

т.д.»84. В отличие от подавляющего большинства анализируемых в этой главе