Кроме того, Маастрихтский договор учредил европейское
гражданство для населения стран Союза и предоставил право участия в
муниципальных и европейских местных выборах на территории Союза для
выходцев из стран–членов ЕС в местах их проживания наравне с местным
населением. По новым правилам состоялись выборы в Европейский
парламент в июне 1994 г. Маастрихтский договор существенно расширил
компетенцию Сообщества на области культуры, образования,
общественного здравоохранения, полиции, юстиции, защиты прав
потребителей…
Французы сочли, что в целом Маастрихт « представляется
соответствующим амбициям и взглядам Франции. Миттеран, большую
европейскую политику которого венчает Маастрихт, кажется, добился
своего»163. Правда, Миттеран с 1981 г. стремился придать Сообществу
социальный характер и желал бы внести раздел о единой социальной
политике в текст договора. Этому помешала непримиримая позиция
британского правительства консерваторов, и вопрос был вынесен в
приложение в форме специфического протокола, под которым стоят только
11 подписей: все, кроме подписи британских представителей. Условия
протокола предусматривают: голосование квалифицированным
большинством по вопросам условий труда, консультаций с трудящимися, борьбы против бедности и маргинализации, подписания коллективных
европейских соглашений между трудящимися и патронатом. Именно
настойчивость французского президента-социалиста обеспечила серьёзный
163 Bozo F. Op.cit. Р..98.
94
прогресс в социальной области - решение вопросов, болезненных для
некоторых партнёров Франции по ЕС164.
На пути ратификации Маастрихтского договора во Франции
возник ряд проблем. Прежде всего, пункт об участии выходцев из стран
Союза в муниципальных выборах потребовал предварительного внесения
изменений в Конституцию республики. Они были вотированы широким
большинством обеих палат. Что касается самого текста договора, то в
Национальном собрании развернулась полемика вокруг внесения в него
поправок, затягивавшая ратификацию. Президент хотел бы, чтобы его
европейское творение получило одобрение нации, и обратился к практике
референдумов. Летом 1992 г. (с 1 августа неофициально, а официально с 7
по 20 сентября) в стране развернулась кампания, обнаружившая
политический раскол по вопросу европейского строительства.
Большинство социалистов, СДФ(UDF) и значительная часть голлистов во
главе с Шираком высказались за Маастрихт, в то время как коммунисты, небольшая группа сторонников Ж.-П. Шевенмана внутри СП,
Национальный Фронт и часть ОПР (RPR), заявившая о своей
приверженности ортодоксальному голлизму (М.Дебре, Ш.Паскуа,
Ф.Сеген), были недовольны расширением наднациональных институтов
Сообщества.
На референдуме 20 сентября 1992 г. 51% французов высказался за
ратификацию Маастрихтского договора. Социологические исследования
показали, что европеистские настроения более характерны для
благополучной, «модернистской» Франции: образованной,
урбанизированной, менее затронутой безработицей и легче
приспосабливающейся к изменениям экономической и политической
164 В левой политической среде европейских стран, особенно среди коммунистов, а также долгое время
среди советских международников бытовало мнение, что ЕЭС являются монополистическим объединением
капиталистических стран Западной Европы, облегчающим эксплуатацию трудящихся. Преодолению этого
представления должна была служить Социальная хартия ЕС, предложенная Миттераном.
95
конъюнктуры. Но значительная часть французов – жителей
неблагополучных пригородов и сельских районов, менее уверенно
глядящих в будущее, отвергала перспективу валютного и политического
объединения, требующего значительных жертв в условиях слабого роста
национальной экономики165.
Интересно, что ни в момент оглашения Маастрихтского договора
(декабрь 1991), ни в момент его подписания (февраль 1992) французское
общественное мнение не обнаруживало обеспокоенности перспективами
Европейского Союза. Правда, обстоятельства с тех пор серьёзно
изменились: евроскептицизм датчан мог заставить французов
задуматься166, объединяющаяся Германия обнаруживает
внешнеполитические амбиции: она участвует в морской блокаде во время
войны в Боснии-Герцеговине, а также заговаривает о предоставлении ей
места постоянного члена в Совете Безопасности ООН; в германской прессе
разворачивается дискуссия о присутствии Бундесвера вне зоны НАТО в
связи с решением об учреждении франко-германского корпуса к 1995 г.
(май 1992). Кроме того, волна насилия против рабочих-иммигрантов в
Ростоке (бывшей ГДР) расистского характера воскрешает старые страхи
перед крайностями германского национализма. Наконец, во
внутриполитическом плане, референдум по Маастрихту во Франции
вылился в вопрос об одобрении политики правящего социалистического
большинства, поскольку происходил за полгода до законодательных
выборов весны 1993 г.
Бросается в глаза активное присутствие в дискуссии вокруг
Маастрихта германского фактора. ФКП видела в Маастрихте социально-
экономическую опасность, не приемля «ту наднациональную Европу, в
которой доминирует Германия». Либералы В.Жискар д‘Эстен, Р.Барр и Ж.-
165 Berstein S. Et Milza P., op.cit. Р.1334.
166 2 июня 1992 г. большинство датчан на референдуме высказались против Маастрихта, правда, 19 июня в
Ирландии референдум закончился позитивно.
96
Ф.Понсе - горячие приверженцы интеграции, мотивировали свою
поддержку договора тем, что Германия принесла огромные жертвы, отказываясь от своей сильной марки в пользу европейской валюты. Кроме
того, потенциал и значение ФРГ в их глазах столь возросли, что они
считали, что «без Маастрихта для мира Европой станет Германия». К тому
же они полагали, что без политического объединения Европы
существовала опасность возрождения германского национализма167. Из
этого следовало, что Германию надо было связать Европейским Союзом.
Э.Баладюр считал, что Экономический и валютный союз ограничит
германскую самостоятельность. Он также указывал на опасность особых
отношений между ФРГ и США, которые могут создать ось, принципиально
противоположную французским интересам. Голлист Ф.Сегэн намекал на
ответственность Германии за развязывание югославской войны, хотя
гораздо подробнее и яснее об этом говорил другой противник Маастрихта, социалист Ж.-П.Шевенман. Сегэн больше критиковал Экономический и
валютный союз, технократический характер ЕС и отчуждённость
французской политики от Центральной и Восточной Европы.
Защищая официальную позицию, сторонники Миттерана резко
обвиняли противников договора. Председатель Европейской Комиссии
Ж.Делор заявил: «Или вы смените дискурс, или вы покинете политику! В
развитой демократии нет места такому поведению». М.Рокар опасался
изменения европейского равновесия, если Германия будет предоставлена
сама себе: « Германия вернётся к своим географическим и историческим
приоритетам. Опираясь на победу германской марки, она вновь обратится к
Востоку, оставив в стороне будущее континента, если только она не
захочет навязать ему своё экономическое господство… Она будет
отстаивать лишь собственные интересы…То же ждёт и дружбу, скреплённую Ш.де Голлем и К.Аденауэром. Я уже не говорю о
167 Hйrodote. P.122-124.
97
последствиях»168. Премьер-министр П.Береговуа высказывал тревогу за
судьбу франко-германской оси: «Именно Франция стремилась к созданию