У администрации рудника был свой способ отделываться от неугодных ей негров: этих негров сажали в тюрьму и не давали им есть или давали очень редко. Рано или поздно негр умирал «от болезни», как это отмечалось в официальных отчетах. Такая участь была уготована и Касанде, и он догадывался об этом, так как слыхал о тюрьме не раз.

В маленькой камере было совсем темно. Когда дверь за Ка- сандой закрылась, в темноте кто-то зашевелился и тихо спросил:

- Ты кто?

- Касанда… А ты?

- Я Мониа.

Мониа! Касанда вспомнил, что это был один из трех рабочих, которых он встретил тогда, вечером, у землечерпалок, на руднике.

Касанда опустился рядом с ним на каменный пол.

- Возьми там, в углу, рогожу, - сказал Мониа, - на ней спал один негр. Вчера он умер… У тебя поесть нечего?

- Нет… Не знаешь, как убежать отсюда?

- Не знаю.

- Вы хорошо тогда сделали, что сломали землечерпалки, - тихо сказал Касанда. - Мзунгу-директор очень злился. Жалко, что я сам не придумал этого.

И Касанда подробно рассказал о всех последних событиях и о том, что сказал о зеленой руде Анака.

- Эти машины нужно сломать! - возбужденно проговорил Мониа. - Весь этот рудник нужно засыпать землей. И мы засыпали бы его, если бы выступали дружно. Зеленая руда, которую мы выкапываем, нужна мзунгу - американцам - для войны. Они делают из нее большие бомбы. Они называют их атомными бомбами. Они собираются убивать всех, кто не хочет им подчиняться. Анака говорил вам правду: нас, негров, и рабочих других стран американцы хотят сделать солдатами, заставить завоевывать для них весь мир. Но никто не хочет за них воевать. Во всех странах есть сейчас большие союзы, которые борются за то, чтобы войны не было. В Африке тоже есть такие союзы. И негры ездят в Европу на большой совет всех противников войны. Противники войны требуют запретить атомные бомбы. А мы помогаем мзунгу делать эти бомбы. Мы даем им руду. Мы идем против самих себя.

Мониа замолчал и прислушался: не ходит ли кто-нибудь по коридору.

- Мзунгу - нехорошие люди, - сказал Касанда убежденно. - Мы должны изгнать их из своей страны. Они отняли у моего племени землю. Почти все племя погибло.

- Они отняли землю не только у твоего народа. - В темноте было слышно, как Мониа зашевелился на своей рогоже. - Я был и в других колониях, и везде мзунгу управляют, а негры на них работают. Но это скоро кончится. Негры должны объединиться. - Мониа встал и взволнованно заходил по камере. - Только это очень трудно. Мзунгу убивают тех, кто хочет это сделать. Несколько лет назад я работал грузчиком в Дим- бокро, в колонии Берег Слоновой Кости. Там очень дружные негры. Они решили бороться за свободу. Каждый третий человек был членом Демократического объединения Африки. Слыхал о таком?

- Слыхал, - сказал Касанда.

Я был членом этого объединения. Это организация негров, которые борются за свободу и независимость своей родины. В нее входят негры нескольких колоний. Нас было много, и мы не боялись мзунгу. Когда они арестовали наших руководителей, мы потребовали, чтобы белые освободили их. Негры перестали покупать товары мзунгу и отказывались работать на плантациях. Потом собралось много рабочих, очень много, и мы все пошли по улицам Димбокро и стали требовать, чтобы мзунгу отпустили арестованных. Я шел впереди всех и нес красное знамя. У самой тюрьмы полиция напала на нас. Многие были убиты. Но красное знамя мы спасли. Как только полицейские схватили меня, все бросились ко мне на помощь: никто не хотел отдавать знамя мзунгу. Я оторвал полотно, скатал его и побежал. Целый день гонялись за мной полицейские, а ночью я ушел из города - мзунгу убили бы меня, если бы поймали.

- Ну, а потом? - спросил Касанда.

- Потом я работал в Конго на плантации сахарного тростника. Но вербовщик сманил меня сюда, на рудник. Я знаю, там, на Берегу Слоновой Кости, негры борются с мзунгу и сейчас.

Касанда слушал своего собеседника, и перед ним все шире открывался новый мир, мир справедливой борьбы с чужестранцами. И для этой борьбы нужно было жить. Нельзя молча погибать в этой душной камере, когда его братья борются за свободу и счастье своего народа.

Там, за стенами тюрьмы, был огромный мир, где жили люди, сочувствовавшие ему, Касанде. Касанда вспомнил о портрете, хранившемся у него на груди между двумя тонкими дощечками, и ему захотелось поговорить с Мониа о человеке, который является другом всех угнетенных.

Узенькая полоска света под дверью, выходившей в коридор, потухла. Наступила ночь, и Касанда принялся обследовать ка-,меру, пытаясь найти слабое место в стене или в полу и раскачать камень. Но все его поиски были напрасны.

Обшарив пол и стены, он поднялся на пальцы и дотянулся руками до низкого потолка. Вытягиваясь изо всех сил, Касанда начал ощупывать доски, лежавшие на обтесанных прямоугольных бревнах. Он разбудил Мониа и попросил помочь ему.

- Напрасно тратишь силы, - грустно сказал Мониа. - Тот негр, который умер вчера, тоже пытался, да ничего не смог сделать.

- Давай еще попробуем. Ты хочешь убежать?

Мониа молча встал на четвереньки. Он делал так уже несколько раз, помогая тому, умершему, негру дотянуться до потолка.

- Встань мне на спину. Только тише, я совсем ослаб. Может быть, у тебя все-таки найдется что-нибудь поесть?

- Ничего нет, - сказал Касанда с сожалением.

Мониа закряхтел и едва не упал под тяжестью Касанды.

Касанда долго возился, ощупывая потолок. Мониа давал ему советы.

Наконец Касанда нашел зазор между бревном и досками. Он отдохнул немного и, снова встав на Мониа, засунул пальцы в найденную им щель.

Повиснув на руках, Касанда поднял вверх ноги, уперся ими в доску потолка и начал ударять в нее пяткой до тех пор, пока доска не подалась. Увлеченный, он принялся колотить в нее ногой изо всех сил и сорвался. Ударившись спиной, Касанда долго лежал на полу, не в силах шевельнуться от боли. Но через час он вновь поднялся и снова повторил свои попытки. Теперь щель была шире, и, крепко ухватившись за прямоугольную балку, Касанда с яростью бил пяткой в доску. Доска тихо скрипела, понемногу подаваясь вверх, и наконец поднялась настолько, что в образовавшуюся щель уже можно было пролезть.

Касанда напрягся, протиснул свое тело в отверстие и оказался на чердаке. В течение нескольких минут он молча сидел, напряженно прислушиваясь. В нос лезла пыль. Вокруг было тихо. Ни звука не долетало снаружи.

Касанда опустил вниз руки и помог Мониа взобраться на чердак. Затем он осторожно высунулся из окошка. Завернувшись в одеяло, часовой сидел, привалившись к дереву, и спал.

Когда Касанда и Мониа вылезли на крышу, им показалось, что железо под ними громыхает на весь рудник. Но часовой даже не пошевелился.

Спрыгнув на землю, они побежали к колючей изгороди. Касанда пролез благополучно, но Мониа зацепился рубахой за проволоку и никак не мог освободиться. Раздался окрик часового, затем лай собаки и выстрел. Касанда дернул Мониа за руку, и они бросились в высокую траву.

Трава в саванне поднималась выше человеческого роста. Касанда и Мониа бежали, пробираясь в холодной, покрытой росой траве. Изредка они останавливались и прислушивались. Мониа скоро ослабел и не мог бежать, и Касанда тащил его за руку. Далеко позади послышался лай собак.

Погоня! - сказал Мониа задыхаясь. - Надо добраться до реки, чтобы сбить собак со следа. Иначе нам не уйти. Река близко…

Они пробежали еще немного. Мониа стал спотыкаться и наконец упал. Он лежал, тяжело дыша, и не мог подняться.

В холодном ночном воздухе ясно послышался лошадиный топот.

- Слышишь? - возбужденно сказал Касанда. - Вставай, слышишь, они уже близко.

- Не бросай меня, - проговорил Мониа. - Там собаки. Я сейчас отдохну и опять побегу.

Над далеким горизонтом поднялась луна и залила саванну мертвым, голубоватым светом. Увидев измученное лицо Мониа, Касанда понял, что ждать нечего. Он поднял своего спутника и взвалил его себе на плечи.