Удовольствия килограмма на три. Отец разрешил мне заказать молочный коктейль,

шоколадное пирожное и пончик. В кафешке не было ни одного ребенка. Они вынуждены были терпеть всех, существующих в этой Вселенной, сеньорит Асунсьон. Я поглядел на себя в зеркало, чтобы посмотреть на прическу, над которой я трудился нынче утром – сбоку я сделал себе пробор и завиток, как у супермена и подумал: “Возможно, так все считают, что я уже не ребенок и думают, что мне вместо восьми лет – восемнадцать. И, может быть, думают, что мы с отцом – друзья, или кузены. Ясно, конечно, что как только я встану, все сразу поймут, какого роста я на самом деле. Правда, тогда, они, возможно, сочтут меня лилипутом, работающим в цирке…”

К отцу подошел официант и сказал: “Похоже, мальчик очень голоден, – а потом добавил,

обращаясь уже ко мне, – если и дальше будешь продолжать так есть, то станешь намного выше своего папы.”

Ну, есть же официанты, которым все известно. Вот этот знал, что я был ребенком и что

мой отец был моим отцом. Должно быть, на моем лице все написано, не лицо – а открытая книга. Так всегда говорит моя мама. Все ясно, я никого не могу обмануть.

Отец разрешил мне съесть еще и сдобную булку, а потом несколько раз покрутил меня на

стуле и пообещал, что когда-нибудь возьмет меня с собой в дальнюю поездку и повезет на грузовике. Как ты понимаешь, отец не держал на меня зла за то, что я разбил ему очки. И тогда я подумал, что тоже не должен был таить злобу на Джихада, но злость на него оставалась и, притом, большая. В эти минуты во мне клокотала вселенская злость. Этим я пошел в маму – она тоже рвет и мечет, когда разозлится.

В этот день все было необычным. Отец обедал дома, как будто сегодня было воскресенье.

И только моя мама оставалась такой же, как всегда. Как обычно, она приготовила чечевицу, впрочем, она готовит ее почти всегда, а Дедуля всегда спрашивает нас:

- Откуда растет чечевица?

- Из ушей она родится! – дружно во всю глотку орем мы с Дуралеем.

Как всегда, после обеда, Дедуля отвел меня в школу, а родители остались дома

вздремнуть. Надо же, какая наглость! Приближалась минута, когда дедуля собирался выступить посредником в нашей Великой Битве. В дверях школы находился Джихад со своим дедом. Дедуля взял меня за руку, и мы направились к ним. Я был готов к тому, что мне опять накостыляют. Плевать, по крайней мере, сейчас мне не смогут разбить очки. В данный момент они в починке у окулиста.

- Дон Фаустино, – обратился дудуля к деду Джихада, – посмотрите-ка, какой фонарь под

глазом поставили внуку, ударив его кулаком.

- Надо же, какой болван, ну и скотина! – сказал дед Джихада, соглашаясь с моим. Джихад

смотрел в другую сторону, словно разговор шел не о нем, и не он был этим болваном и скотиной. – И ты не мог защититься, Манолито?

- Дело в том, что обидчик был сильнее, – ответил дед. – А, кроме того, он сломал ему

очки.

- Да уж, очки столько стоят, – сказал дон Фаустино, – если бы мой Джихад

находился там, то я уверен, что он дал бы по заслугам тому негодяю, верно, Джихад?

Джихад стоял красный, как рак, и глядел в пол, но утвердительно качнул головой. Дедуля

вплотную подошел к Джихаду и закончил свою речь, сказав:

- Надеюсь, в следующий раз так и будет. Этот наглец может быть уверен в том, что, если

это снова случится, мы зададим ему хорошую порку. Именно так и учат разных подлецов, которые осмеливаются драться с самыми слабыми. А теперь, Манолито, ступай в класс вместе с Джихадом. С ним ты не должен ничего бояться, он защитит тебя от любого. Если ты идешь с Джихадом, твой дедушка спокоен.

Это было просто невероятно. Дедуля заслужил нобелевскую премию мира.

Мы с Джихадом молча вошли в школу. Мы ни о чем с ним не говорили.

Во время урока Джихад передал мне записку, в которой говорилось: “Как ты думаешь,

скажет твой дед моему, что это я сломал очки?”

Я тоже написал ему в ответ: “Не знаю, правда, не знаю, скажет ли мой дед твоему, что это

ты виноват.”

Я не думаю, что Джихад понял намек деда, он слишком большой тугодум.

Я был уверен в том, что дедуля никогда не стал бы ябедничать, но я предпочел, чтобы

нахалюга помучился какое-то время.

Когда мы вышли из школы, нас поджидали оба деда. Я побежал к ним, но, поскольку был

без очков, то споткнулся. Конечно, если говорить настоящую правду, то я должен признать, что спотыкаюсь о землю и в очках, всеми возможными способами.

Тогда произошло совершенно невероятное – Джихад наклонился и помог мне подобрать

портфель и свитер. Хотел бы я сфотографировать, как самый большой на земле наглец и грубиян подбирает вещи. Такое происходит не каждый день. Когда я поднялся, Джихад мне сказал:

- Думаю, что он все рассказал.

То есть наглец боялся. Думаю, что это был один из самых счастливейших моментов в

моей жизни на нашей голубой планете. Но нет, дедуля Николас не трепал языком, он не из тех. Джихад сразу это понял, потому что его дед вел себя с ним, как обычно. Все вместе, вчетвером, мы пошли по дорожке – два дедушки, и мы вдвоем, никогда не ходившие вместе по улице. Только Джихад иногда подходил ко мне, чтобы пихнуть меня. Это была единственная близкая связь между нами.

Эта, и в тот раз, когда он сломал мне очки. Джихад сломал этот отвратительный лед

отчуждения, который был между нами:

- Пожалуй, нам не остается ничего другого, как стать друзьями.

- Верно, ты уже слышал от моего дедушки, что может случиться, если ты снова

дотронешься до меня.

В этот момент подошел Ушастик. Он пребывал в восторге, глядя на нас. Он и представить

себе не мог, чтобы мы с Джихадом шли по улице, как два нормальных чувака.

- Ну че ты вылупился, болван? – очень благовоспитанно спросил его Джихад. Ушастик

совсем было собрался задать стрекача, но я его остановил и сказал Джихаду:

- Если ты мой друг, то должен стать и его другом тоже. Отвечай, да, или нет?

Это были очень напряженные минуты. Под конец Джихад согласился, сказав:

- Да, а что еще делать, у меня не осталось другого выхода.

Но при этом он выдвинул и свои условия:

- Поклянись отцом, что никогда в жизни ты не назовешь меня снова капитаном Хеком.

Я поклялся и отцом, и матерью, и Дуралеем, и дедом, а самое главное, поклялся самим

собой. Я знал, что, если снова произнесу это имя, то моя жизнь будет в опасности. В любом случае, поскольку никто не может залезть в мой мозг, я мысленно могу продолжать называть его время от времени капитаном Хеком!

Этой ночью я снова спал без очков и с дедом. Я чувствовал себя очень важным,

создателем банды, даже основателем страны, каких-нибудь Соединенных Штатов. Это самая большая страна из тех, что приходят мне на ум. Очень мало людей в своей жизни были основателями команды, и я был одним из них. Я заслуживал памятник в парке Дерева Висельника. Памятника с табличкой, гласящей: “Манолито-очкарик. Выдающийся ребенок, основатель команды, игравшей на этой самой земле, на которой ты стоишь.”

Правда, никто из членов банды не слишком-то хотел по-прежнему в ней находиться,

но, как говорит мой дедуля: “Дождь никогда всем не угодит.”

Пиолин – желтая канарейка, персонаж американского мультфильма, за которым гоняется кот, чтобы его съесть

Бодуэн – 5-й король Бельгии (1930-1993гг), был королем с1951г до смерти

Мотриль – город в испанской провинции Гранада

Тропезон – один из дешевых баров Мадрида, куда заходят, в основном, выпить пивка

Глава 5. Необычный грех

Если бы я был набожным, то должен был бы исповедаться священнику в одном

необычном грехе, совершенном мною на следующий день.

А поскольку я посещаю уроки этики, то о грехе расскажу только тебе, потому что ты