- Что за удивительное существо! - проговорил он наконец. - Никогда такого не видел.

- Пожалуй, касатка, - ответил я не без умысла: в глубине души я надеялся, что Румянцев меня опровергнет.

И он не замедлил это сделать.

- Да что вы! Ничего похожего! - возразил Румянцев, даже не подозревая, как я обрадовался его ответу. Румянцев начал подробно описывать мне внешний вид касаток, а я слушал его и ликовал. Кажется, неповторимое повторилось!

Жаль только, что зрелище было почти таким же кратковременным, как и в первый раз. Я скептически посмотрел на фотоаппарат Румянцева и поинтересовался, есть ли надежда, что снимки получатся.

- Надежда, конечно, есть, - ответил он. - Но вы же сами видите, какое освещение…

Скоро должно было взойти солнце; мелкие звездочки еже погасли. Роение палоло не прекращалось, все больше цепочек всплывало на поверхность океана, но мы неожиданно потеряли интерес к этому явлению, хотя и знали, что наибольшая интенсивность роения палоло приходится на восход солнца; загадочные обитатели темных расщелин начинают свою брачную карусель в призрачном лунном свете, а заканчивают под яркими лучами солнца.

Наверное, из-за того, что на рассвете похолодало, меня начало знобить. Я взялся за весла и молча повернул в сторону лагуны. Когда на востоке, предвещая близкий день, появилась пепельная полоса, до нас донеслась веселая песня. Это возвращались с богатым уловом полинезийцы.

Внезапно, словно кто-то вытолкнул его из океана, над горизонтом взошло солнце. И когда лучи его упали на зеленые, влажные от обильной росы кроны кокосовых пальм, а белый коралловый песок на берегу снова ослепительно засверкал, наша шлюпка достигла входа в лагуну. Я в последний раз оглянулся на океан: от огромного количества икры и молок он стал опаловым.

Вслед за пирогами полинезийцев наша шлюпка вошла в лагуну и пришвартовалась к борту "Чайки".

Ни вполне законное желание отдохнуть после утомительной, бессонной ночи, ни приглашение на праздник в селение (а нам сообщили, что организаторы торжества уже разлили в ракушки тридакни пальмовое вино), - ничто не смогло остановить нас с Румянцевым. Не сговариваясь и не отвечая на вопросы изумленных участников экспедиции, мы бросились в фотолабораторию и закрылись там.

Надежды наши не оправдались. Вернее, то, что могло получиться на фотографии, - вышло: это были зыбкое, в светлых фосфоресцирующий полосах, море и черная спина неизвестного чудовища с острым плавником.

Румянцев расстроился не меньше, чем я.

- Нет, это, бесспорно, не касатка, - доказывал он мне. - Да разве на таком снимке разберешь, кто это?

А я думал, что это ихтиозавр, хотя так и не решился поделиться своими соображениями с Румянцевым.

Еще у меня было такое предчувствие, что вскоре я снова встречусь с таинственным обитателем океана. Почему оно вдруг возникло, объяснить не могу, но предчувствие сбылось. Правда, не так, как рисовала мне фантазия, увидеть ихтиозавра собственными глазами, в тот раз мне не довелось.

Тогда я, в первый и последний раз в жизни, позавидовал людям, корабль которых был разбит и которые чуть не погибли в океане.

Не приходилось ли вам слышать про странную и страшную болезнь - амок? Этот неизлечимый приступ безумного бешенства, безотчетная жажда убийства поражает жителей Малайского архипелага, но, к счастью, достаточно редко. Человек, больной амоком, выхватывает из-за пояса длинный нож и, теряя всякий контроль над собой, несется по улице деревни или города, убивая и калеча всех встречных - мужчин, женщин, стариков и детей. Спастись от несчастного больного можно, только убив его.

Вас может заинтересовать, почему я, рассказывая о встрече с таинственным чудовищем, похожим на ихтиозавра, вспомнил про эту редкую и малоизвестную у нас болезнь.

Вспомнил я о ней, конечно, не случайно. Дело в том, что и у обитателей океанов бывают приступы, похожие своим внешним проявлением на амок. Но что это: болезнь или необъяснимый взрыв ярости, - науке, как и многое другое из жизни океана, пока неизвестно.

Совершенно точно установлено, что такие непонятные приступы бывают у меч-рыбы. Эта большая, нередко до пяти метров длиной, рыба, вооруженная длинным, острым и чрезвычайно прочным "мечом", вдруг начинает вести себя как-то странно: перестает охотиться и, развивая скорость до девяноста километров в час (это скорость торпедного катера!), мчится по поверхности океана. Подобно человеку, больному амоком, меч-рыба нападает на все, что встречается на ее пути - пусть это будет акула, кит, шлюпка, рыбацкий баркас или даже корабль, с которым ей явно не справиться. Встретив беззащитного кита, эта рыба с разгона втыкает в исполинскую тушу свой меч и часто плывет дальше, а иногда, хоть сама она и не ест китового мяса, осатанело орудует мечом, пока жертва не истечет кровью и не погибнет. Хищник без труда пробивает дно деревянной шлюпки или даже сразу оба борта навылет и при этом калечит рыбаков. Без колебаний бросается меч-рыба также на корабли, причем нередко так глубоко вгоняет меч в корпус корабля, что потом не может его вытащить и обламывает. Как-то меч-рыба напала на английское китобойное судно. Когда судно вернулось на родину и стало в док на ремонт, оказалось, что меч-рыба нанесла удар такой силы, что пробила двухсантиметровую медную обшивку, семисантиметровую доску под ней, дубовую балку в тридцать сантиметров толщиной и днище бочки с ворванью!

Вскоре мы убедились, что приступы необъяснимой, подобной амоку, ярости свойственны не только меч-рыбе.

Мы уже собирались покинуть гостеприимный атолл Тикехау, когда совсем неожиданно радист "Чайки" принял сигнал бедствия со шхуны "Диана", которая возвращалась на Таити с грузом копры. Эта подсушенная на солнце мякоть кокосовых орехов является для большинства маленьких тихоокеанских островков единственным предметом экспорта. На атолле Тикехау туземцы тоже заготавливали копру, и это обстоятельство немного портило наше, вообще-то замечательное, впечатление от коралловых островов, и, в частности, от атолла Тикехау. Дело в том, что, просушиваясь на солнце, копра немного подгнивает и от нее идет сладковатый запах, который иногда чувствуешь даже в океане, еще задолго до того, как из воды вынырнет низкий коралловый островок; к тому же, над копрой всегда носится множество жирных мух, что также не украшает остров.

Однако для полинезийцев копра имеет безусловное экономическое значение, хотя скупщики копры жестоко обманывают их. Раз или два в год скупщики посещают коралловые островки и забирают копру, приготовленную к их приезду. На специальных заводах из копры получают кокосовое масло.

Приняв сигнал бедствия с "Дианы", мы, конечно, не стали морализировать по поводу взаимоотношений между купцами и туземцами: в океане гибли люди, и надо было немедленно отправляться на помощь. "Чайка" развила предельную скорость, и атолл Тикехау вскоре скрылся из глаз. Где-то в полдень в сильный морской бинокль мы увидели сначала мачты, а затем и корпус небольшой шхуны, значительно меньшей чем наша "Чайка". Видимо, "Диана" наскочила на риф, хотя на навигационную карту этого района подводные рифы нанесены не были.

За один кабельтов от "Дианы" "Чайка" легла в дрейф и стала постепенно сближаться с поврежденной шхуной. Мы думали, что пострадавшие немедленно завезут к нам на шхуну буксирный трос, но темнокожие матросы только энергично размахивали руками, что-то пытаясь объяснить, а шлюпки не высылали. Наконец, капитан "Дианы" на английском языке прокричал в рупор, что весельных судов на шхуне нет.

Мы были немного удивлены этим, однако сейчас же спустили свою шлюпку и через минуты три уже поднимались по трапу на "Диану". Нас встретил капитан и владелец шхуны - рыжеватый англичанин Джонсон, который бросился пожимать нам руки и благодарить за согласие оказать ему помощь. Джонсон был явно напуган и растерян. Как ни странно, но и привычные ко всему матросы-таитяне тоже имели такой вид, будто только что пережили смертельную опасность. Вряд ли их так напугал риф, на который они наскочили.