Далеко не сразу мы поняли, что именно произошло с "Дианой". Капитан Джонсон начал с жалоб на судьбу, он говорил нам, что совершенно разорен, что "Диане" больше не плавать, что она годится только на дрова и что сам он, капитан Джонсон, сожалеет, что не погиб во время этого ужасного случая. Наконец, из его сбивчивого рассказа мы поняли, что "Диана" плыть не сможет и не затонула только потому, что сидит на мели, вернее, на рифе. Мы прошли на корму и убедились, что капитан говорит чистейшую правду - кормовая часть "Дианы" была пробита насквозь, словно тараном.

Ничего не понимая, мы глянули на Джонсона, но бедняга был так расстроен, что донимать его вопросами мы просто не решились.

Я поручил капитану "Чайки" обо всем договориться с Джонсоном, а сам подошел к матросам, поговорить. То, что я услышал, привело меня в такое состояние, что я невольно схватился за голову и застонал.

- Где оно? Где? - закричал я и бросился к Джонсону, требуя, чтобы он немедленно сказал мне, куда они дели тело животного.

Джонсон выразительно показал пальцем за борт, и я снова схватился за голову.

- Что вы натворили! Как вы могли! - крикнул я совсем растерявшемуся Джонсону и бросился в шлюпку. Через несколько минут я вскарабкался на борт "Чайки", а спустя четверть часа мы с Румянцевым в легких водолазных костюмах-аквалангах уже погрузились в океан под кормой "Дианы".

А впрочем, если я буду рассказывать так путано, вы, видимо, не поймете меня. Поэтому попробую сначала описать обстоятельства гибели "Дианы", как сам их представляю.

Капитан Джонсон вел "Диану" маршрутом, которым проходил уже не раз, и всегда благополучно. Может, в этот раз он немного уклонился от привычного курса, а может, за год изменилась конфигурация дна (и такое бывает), но вдруг послышался отчаянный крик матроса, который случайно оказался на носу, и Джонсон увидел, что вода впереди зеленая, как это, часто, бывает на мелких местах. "Риф!" мелькнуло у него в мозгу, и через несколько мгновений сильный удар потряс корпус "Дианы", и все явственно услышали, как захрустел под днищем шхуны раздавленный полипняк. К счастью, скорость "Дианы" была небольшая, и днище шхуны не проломилось от удара. Матросы-таитяне, - прекрасные пловцы, как и все полинезийцы, - немедленно бросились за борт и установили, что форштевень шхуны врезался в риф, а корма зависла над бездной океанической впадины.

Так первая роковая случайность поставила "Диану" в затруднительное положение, однако опасность была не слишком велика: капитану Джонсону, бывалому моряку, приходилось и раньше садиться на рифы и благополучно сходить с них. Он знал, что неминуемая гибель ждет того, кто наскочит на риф с наветренной стороны атолла; океанский прибой, наверняка, разобьет судно. Джонсону везло в прошлом, повезло и теперь: на востоке от того места, где он наскочил на риф, тянулась цепочка низких островков, о которые дробились океанские валы; а здесь невысокие волны лишь немного поднимали и опускали "Диану".

Убедившись, что задний ход не поможет сняться с рифа, капитан послал одного из матросов на марс, и тот сверху заметил, что поблизости находится еще один риф. Это вполне устраивало Джонсона. Он приказал спустить шлюпку и завезти на ней якорь с тросом на риф, чтобы затем при помощи лебедки стащить шхуну на глубокую воду. Шлюпка благополучно достигла второго рифа, матросы сбросили якорь и, убедившись, что он крепко застрял в расселинах, поплыли обратно.

То, что случилось дальше, никак нельзя было предугадать.

Примерно за пару кабельтовых от шлюпки на поверхность вынырнуло какое-то морское животное темного цвета с высоким спинным плавником и с огромной скоростью помчалось прямо к шлюпке. Таитяне налегли на весла, торопясь освободить дорогу животному, но почти сразу же поняли, что неизвестный зверь нападает на них. Уже сами размеры животного говорили о том, что от удара шлюпка неминуемо разобьется. Не обращая внимания на крики со шхуны, таитяне бросили весла. В следующее мгновение от шлюпки остались одни щепки, а чудовище с разгона промчалось дальше. Оно не нанесло таитянам почти никакого вреда, - только у одного из них, задев его боком, животное ободрала кожу на ноге. Но на такую мелочь никто и внимания не обратил. Через полминуты моряки уже вскарабкались на борт шхуны.

Едва они успели обсудить произошедшее и только-только начали ремонтировать оборванный страшилищем крепкий манильский трос, когда вдруг пострадавший матрос, сидевший поблизости и перевязывавший ногу, вскрикнул: чудовище, немного отплыв и развив почти невероятную для живого существа скорость, неслась прямо на "Диану", явно собираясь таранить ее.

Белый бурун вскипала на ультрамариновой поверхности океана перед черным плавником существа, и моряки, объятые ужасом, бросились с кормы на бак и ухватились кто за что успел.

Страшный удар, по сравнению с которым удар о риф показался легким щелчком, сотряс "Диану", и борта ее затрещали так, будто их проломили тараном. Трое матросов свалились от толчка в море; вынырнув на поверхность, они с ужасом закричали что-то Джонсону. Никто не обратил на них внимания. Капитан ждал, что шхуна сейчас же пойдет на дно, и мысленно прощался со всем на свете, но шхуна при ударе еще крепче села на риф - и это спасло ее. Немного придя в себя, капитан вместе с матросами бросился на корму и увидел, что ее разбило, словно снарядом. И больше всего поразило капитана застрявшее в корпусе шхуны чудовище (именно об этом кричали матросы, которые упали в океан): с левого борта торчал вертикально поставленный хвост, а из правого - вытянутая морда с длинным клювом. Кошмарное существо рвалось на волю, сотрясая шхуну, неожиданно пленившее его, но разъяренные матросы выпустили ему в череп всю обойму из боевой винтовки, и чудовище навсегда затихло.

Вот если бы на "Диане" был в то время хоть один ученый или человек, который хоть немного понимал бы в биологии! Какими ценными сведениями обогатилась бы тогда наука! К сожалению, проблемы океанологии не интересовали ни капитана Джонсона, ни его отважных спутников-таитян. Они распилили и рассекли тушу чудовища на куски и все это бросили за борт, радуясь, что отомстили за свою беду.

Когда я выслушал матросов, мне, конечно, прежде всего вспомнилась огромная меч-рыба с присущими ей приступами ярости; я почти не сомневался, что именно она напала на шлюпку и шхуну. Но меч-рыба имеет очень характерную окраску, связанную с ее образом жизни: спина у нее голубая, с красноватым оттенком, а брюхо синее; меч-рыба всегда держится у поверхности океана, и такая маскировочная окраска имеет важное значение. Однако и таитяне и капитан в один голос твердили, что чудовище, которое напало на них, было темное, почти черное, а верхняя и нижняя клювообразные челюсти имели одинаковую длину, тогда как у меч-рыбы верхняя челюсть значительно длиннее нижней; именно она и образует меч. Таитяне говорили также, что меч-рыбу они хорошо знают, а такого страшилища никогда раньше не видели и даже не слышали о нем.

Эта история заставила меня очертя голову броситься в шлюпку, а потом поспешно погрузиться в глубину.

Однако дальше мы вели себя очень осторожно. Прежде всего мы осмотрели все вокруг и убедились, что матросы не ошиблись: нос "Дианы" прочно сидел на бледно-розовом коралловом рифе, а корма зависала над темно-зеленой бездной. О том, чтобы достичь здесь дна, нечего было и мечтать. Оставалось надеяться, что хоть какая-то часть туловища неизвестного чудовища застряла среди веток кораллов на доступной для нас глубине. В спешке мы не взяли с собой подводных ружей, и все наше вооружение состояло лишь из коротких ножей.