Миссис Джонс просияла. Ее щеки были чуть розовыми, как тронутые румянцем яблоки. В такие секунды, как эта, она словно сбрасывала с себя бремя лет и к ней возвращалась былая миловидность, скромная и ненавязчивая. Боже мой, да вечно надутая Сьюзан не годилась ей и в подметки!

В глубине души Томас Джонс верил, что из них двоих прогадал именно Коб Сондерс. В детстве Коб выходил победителем из всех школьных игр, но его хромой друг Томас всегда был первым в классе. Коб был отличным парнем, но он не умел отличить червивое яблоко от хорошего. Тот, кто предпочел Сьюзан Рис Джейн Ди, полностью заслуживал своей участи: ввязаться в бунт и умереть в тюрьме от сыпного тифа. Четверть века назад, когда Томас Джонс вернулся из Бристоля свежеиспеченным мастером и обнаружил, что Джейн Ди каким-то чудом все еще не замужем, он подумал, что это не что иное, как Божественное Провидение. И он верил в это до сих пор. Таким способом — как и многими другими — Создатель решил вознаградить его за потерянную левую ногу.

— А что, если мы все же поймем, что не можем позволить себе содержать еще одну служанку? — обеспокоенно спросила миссис Джонс.

— Тогда мы сразу же заплатим ей то, что задолжали, и отправим домой.

— Ну конечно. Ты прав, Томас, как всегда. Не послать ли мне Дэффи в «Робин Гуд» прямо сейчас? Пусть он передаст девочке, чтобы пришла к нам с утра? — торопливо добавила она.

Мистер Джонс кивнул:

— Это пойдет на пользу нашему делу.

— Ты правда так думаешь?

Он улыбнулся. Томас Джонс никогда не отвечал дважды на один и тот же вопрос.

Миссис Джонс завязала бантиком ленты ночного чепца.

— Теперь я чувствую себя виноватой — ведь мы сказали Дэффи, что не можем взять его кузину.

— Но ведь Гвинет простая деревенская девушка.

— Твоя правда.

— К чему бы мы ее пристроили? За девочкой ходит миссис Эш. А для всего остального у нас есть Эби и Дэффи — разве не так? А эта девочка Сондерс может помочь тебе с шитьем и с покупателями. Образованная девушка, из Лондона — все это очень bon ton[9].

Он почерпнул это новое выражение из «Бристоль меркюри» и сейчас как будто пробовал его на вкус. Джейн Джонс хорошо знала своего мужа. Когда он шел навстречу ее желаниям и оправдывался тем, что это разумно и здраво, она видела его насквозь. И он прекрасно понимал, что ни разу не смог ее обмануть. Миссис Джонс улыбнулась, позабыв прикрыть щель между зубами.

— Ты не пожалеешь об этом, мой дорогой супруг.

Он похлопал по кровати. Миссис Джонс задула свечу и в темноте сняла с себя всю остальную одежду.

Лежа рядом с женой, он старался не двигаться и дышать как можно ровнее. Лучше было не касаться друг друга. Он не мог заставить ее пройти через все это снова — со времени последнего несчастья прошло всего шесть месяцев. Есть пределы тому, что может вынести слабый пол. Поэтому Томас Джонс тихо вытянул ногу и стал считать свои вдохи и выдохи. Постепенно он полностью овладел собой.

Тогда его жена повернулась к нему и положила ему на грудь свою мягкую горячую руку.

Очертания гостиницы «Робин Гуд» четко выделялись в неярком свете морозного утра. Дэффи Кадваладир назвал свое имя.

— Это сокращение от Дэвида, — с улыбкой добавил он.

Лондонская девчонка взглянула на него так, будто в жизни не слышала ничего глупее.

Дэффи вскинул на плечо ее сумку. Внутри что-то грохнуло.

— Что у тебя там, камни? — пошутил он.

У нее сделалось такое лицо, будто он дал ей пощечину. У нее были черные, словно шахтные колодцы, глаза и угловатые черты. На вкус Дэффи, она была слишком костлявой: мужчины любят, когда им есть за что подержаться.

— Я просто спросил, из вежливости, — пробормотал он.

Мэри Сондерс ничего не ответила. Всю дорогу до Монноу-стрит она держалась в паре шагов позади него, будто боялась, что он сбежит с ее драгоценной сумкой. Поношенные подошвы сапог Дэффи шаркали по обледеневшей земле. Он давно откладывал деньги, чтобы справить себе новую пару к Рождеству, но потом вдруг наткнулся на энциклопедию в десяти томах, которая продавалась совсем по дешевке, и решил повременить с обувью. В конце концов, сапоги продержатся самое большее десять лет, подумал Дэффи, а знание… знание вечно.

Миссис Джонс послала его помочь перенести лондонской девчонке ее вещи, хотя к чему с самого начала обращаться с новой служанкой как с леди — этого Дэффи взять в толк не мог. Если у нее не хватает сил, чтобы поднять собственную сумку, вряд ли от нее будет много проку в высоком узком доме на Инч-Лейн. К тому же он не понимал, отчего вдруг семье понадобилась еще одна прислуга — хотя всего две недели назад она была не нужна.

Ошметки мяса и бумаги примерзли к булыжникам. Мимо спешили торговцы, сгибаясь под тяжестью своего груза. Здесь были клетки со старыми козлами и молодыми козлятами, всего шести недель от роду; торговцы рыбой, которые приезжали каждую пятницу и привозили лосося для папистов, уже устанавливали свои прилавки.

— Рыночная площадь, — не останавливаясь, бросил Дэффи.

— Вот это? — Голос у Мэри Сондерс оказался глубоким и низким, с чуть заметной хрипотцой.

— Ага.

— Площади бывают квадратными, — возразила она. — А это не квадрат, а скорее ромб.

Дэффи обернулся. Интересно, в Лондоне все так каркают? Ее черные волосы были убраны под чепец, а мятая косынка туго заправлена в корсаж. По виду недотрога и ханжа, подумал Дэффи, если бы только не этот яркий рот.

— Квадрат не квадрат… это площадь, — пробурчал он.

— Я хотела спросить, а почему вода такая коричневая?

Он снова повернулся.

— Это от угольных шахт. Они окрашивают реки и ручьи. Но человеку от этого вреда нет — ни капельки.

Она сдвинула брови, как будто не поверила ему ни на секунду, как будто яд уже проник в ее кровь.

Дэффи ускорил шаг. Они свернули на Грайндер-стрит. Он едва одолел в себе искушение пройти еще дальше, к пристани, и затеряться среди ящиков с товарами и винными бочками. И пусть она ищет его сколько душе угодно.

Наконец они остановились перед почерневшей деревянной вывеской. «Томас Джонс, корсетный мастер» — гласила надпись слева. «Миссис Джонс, поставщик платья для высоких особ». Буквы были просто великолепны, потому что Дэффи лично скопировал их из книги «Шрифты для изготовителей вывесок» и выжег на доске кочергой. Книгу он одолжил у друга-художника с Чепстоу-Уэй.

Лондонская девчонка уставилась на вывеску и чуть скривила губы.

— Так ты умеешь читать? — спросил Дэффи. В груди у него немного потеплело. Значит, у них есть что-то общее!

— А ты что, не умеешь?

Вот ведь змея!

— Чтобы вы знали, мисс, у меня девятнадцать целых книг в переплетах, — мрачно сказал он. — Не считая частей от прочих, а их у меня еще больше.

— Так, значит, вот почему у тебя такие запавшие глаза, — заметила Мэри Сондерс.

Дэффи решил промолчать, потому что здесь она была права. Вместо ответа, он просунул под парик палец и почесал голову.

— Может, в этой тяжеленной сумке у тебя и книги есть?

Они поднимались по ступенькам; девчонка шла за ним.

— Чтение — это для ребятишек, которым нечем больше заняться.

Дэффи снова промолчал — просто притворился, что он этого не слышал. Добравшись до чердака, он с грохотом бросил сумку на пол, в изножье узкой кровати.

— Ты будешь спать с Эби, служанкой.

Мэри кивнула.

— Хочу тебя предупредить, она черная. — Он сделал шаг к двери. — Но совсем безобидная.

Она бросила на него высокомерный взгляд.

— Ты забыл, что я из Лондона, парень. Там живут люди всех цветов кожи.

И снова ей удалось вывести его из себя! Дэффи охватил гнев.

— И что же привело тебя в Монмут? — многозначительно спросил он. Ему страшно хотелось добавить, что дилижанс Ниблетта может отвезти ее обратно прямо завтра, и он готов дать шиллинг лично от себя, чтобы помочь ей убраться восвояси.