— Моя мать родом из этих краев.

— И кто же она?

— Сьюзан Сондерс, — неохотно ответила Мэри.

— Урожденная Рис?

Она чуть склонила голову:

— Ты ее знал?

— Мне всего лишь двадцать! — возмутился Дэффи.

Мэри Сондерс слегка пожала плечами, как будто ей было совершенно все равно, девять ему или девяносто.

— Должно быть, твоя мать уехала в Лондон задолго до того, как я родился. Но я слышал о ней от своего отца. Кажется, из Рисов уже никого не осталось? И из Сондерсов тоже?

— Нет, — твердо сказала она. — Никого.

Она присела на край кровати, и Дэффи удивился тому, каким жестким вдруг стал ее взгляд. Только теперь он осознал, что она сдерживается изо всех сил, чтобы не заплакать.

Это было ужасно бестактно с его стороны — напомнить девчонке, что она одна во всем мире и у нее нет ни единой родной души. Он подумал, как бы половчее сменить тему разговора.

— Как прошло путешествие? — наконец спросил он. — Надеюсь, не очень ужасно?

Мэри Сондерс моргнула раз, потом другой и выпрямила спину.

— Отвратительно, — заявила она. — Ваши дороги не заслуживают того, чтобы называться дорогами.

Ну все, решил Дэффи. Хватит. Он вытер ладони о свою нанковую куртку и направился к двери.

Как только он взялся за дверную ручку, она заговорила снова — словно не хотела оставаться одна.

— Мы чуть не провалились в яму на дороге. Такую огромную, что в ней утонула лошадь — прямо со всадником. Он все еще сидел в седле… весь зеленый.

Дэффи коротко кивнул. Он не станет называть ее лгуньей. Не сегодня. Не в ее первый день на новом месте.

Миссис Джонс всегда знала, что она не леди. Заказчицы, наверное, назвали бы ее очень достойной, хорошей женщиной. Весьма воспитанной и утонченной для человека ее круга. Слегка задыхаясь от быстрой ходьбы, она показывала дочери своей старой подруги дом и пыталась припомнить, что должна говорить хозяйка новой служанке в первый день службы.

В окна лился тусклый зимний свет. У Мэри Сондерс были очень темные глаза; от ее дыхания в воздух поднимались маленькие облачка пара. Должно быть, глаза она унаследовала от отца, подумала миссис Джонс. И рост тоже. У нее были маленькие аккуратные ушки, точь-в-точь как у Сьюзан Рис, и пальцы швеи. Судя по тускло-синему платью и косынке, закрывавшей шею и грудь, она не хотела, чтобы на нее пялились, но все равно эта девушка не могла не притягивать к себе взгляд.

Миссис Джонс поправила передник и на мгновение пожалела о том, что не надела тот, что с кружевами. Просто чтобы произвести на девушку нужное впечатление, дать понять, кто здесь хозяйка. Раз они с Томасом хотят преуспеть и добиться более высокого положения, значит, она должна научиться быть хорошей госпожой, доброй, но твердой и строгой.

— Мы будем платить тебе десять фунтов в конце каждого года, — сообщила миссис Джонс. — И ты будешь получать новую одежду к каждому Рождеству. И разумеется, стол и кров. Ты много ешь?

Мэри Сондерс покачала головой.

— Конечно, мы не хотим морить тебя голодом, — торопливо добавила миссис Джонс. — У тебя немного больной вид.

Мэри уверила ее, что она просто немного устала после путешествия.

— Было ужасно холодно.

— О, да это еще пустяки! — бодро заявила миссис Джонс. — Вот в год, когда мне исполнилось двадцать, стоял такой мороз, что птицы падали прямо на лету. Хлеб так поднялся в цене, что мы… — Она осеклась и сложила руки на животе. Нужно было надеть другой стомакер, тот, что получше, парчовый. О, ради всего святого, Джейн, одернула она себя. — Ты ведь умеешь стирать тонкое белье, Мэри? И делать работу по дому? Кажется, твоя мать упоминала об этом в письме.

— Да.

По мнению миссис Джонс, служанке следовало бы ответить «Да, мадам». Но в конце концов, это всего лишь мелочь, к тому же девочка только что поступила в услужение.

— Если не знаешь, как делается что-то по хозяйству, я тебя научу, — продолжила она. — Просто спроси. Пока будешь помогать нашей служанке Эби с уборкой и прочим и, конечно, мне с шитьем. Все, чего я требую, — это чтобы ты была прилежна, опрятна и… — Она поискала нужное слово: — Честна.

Мэри Сондерс слегка наклонила голову.

Миссис Джонс вспомнила подходящую строчку из романа, который она когда-то читала.

— Я не терплю обмана и тому подобных вещей. И если я однажды поймаю прислугу на лжи, то никогда не смогу доверять ей снова.

Это прозвучало очень внушительно. Новая служанка снова кивнула.

— О, я совсем забыла. У меня есть для тебя книга… — Миссис Джонс порылась в кармане, извлекла оттуда потрепанный томик и передала его Мэри. — «Полный перечень обязанностей хорошей прислуги». Очень полезное чтение.

Прежде чем Мэри Сондерс успела сказать хоть слово благодарности, в комнату вбежала маленькая девочка и прыгнула прямо на руки миссис Джонс. Та подхватила ребенка и на мгновение зарылась лицом в ее светлые мягкие волосы.

— Это Гетта, наше сокровище, — сказала миссис Джонс и тут же укорила себя.

Новая служанка сдержанно улыбнулась.

— Мама?

— Что такое, дитя мое?

— Я могу пойти поиграть на лугу?

— Не сегодня, Гетта. Там все еще слишком много снега. Я назвала ее Генриетта, в честь героини романа миссис Леннокс, — пояснила миссис Джонс и перехватила пухленькую девочку поудобнее. — Я читала его все время, пока лежала в родах. Целых две недели я провела в постели… — Она вдруг вспомнила, что говорит с пятнадцатилетней девочкой, слегка покраснела и прижалась лбом к разгоряченному румяному личику Гетты. Девочка завозилась, миссис Джонс спустила ее на пол и оправила юбки. — Поздоровайся с нашей новой служанкой Мэри, cariad[10].

Гетте было всего четыре года, и обычно она относилась к незнакомым людям с опаской. Но когда Мэри Сондерс наклонилась и протянула ей руку, девочка без всякого страха взяла ее и пожала. Мэри широко улыбнулась. В это мгновение она как две капли воды походила на Сьюзан Рис.

— Ты должна быть добра к Мэри, моя милая, — ласково сказала миссис Джонс. — Она потеряла мать. Вообрази только, как это ужасно.

Подражая матери, Гетта сделала серьезное лицо.

— Ее бедная матушка улетела в рай, — добавила миссис Джонс.

— В колеснице, как мой брат?

Миссис Джонс едва заметно поморщилась.

— Верно, моя милая. — Она посмотрела на Мэри. — Твоя мать ведь не слишком страдала?

Новая служанка молча покачала головой.

Миссис Джонс на секунду прикрыла рот рукой. Несчастная девочка. Печаль еще не отпустила ее.

— Ну что ж, моя дорогая. Если ты хотя бы вполовину так же добра и прилежна, как бедная Сью, мы с тобой прекрасно поладим. А теперь пойдем вниз, я познакомлю тебя с кормилицей Гетты, миссис Эш. Она… добрая христианка, — неуверенно прибавила она.

Мэри приподняла брови, почти насмешливо.

На лестнице миссис Джонс вспомнила еще кое-что.

— О, Мэри… вот еще что. Табак.

— Табак?

— Да-да. Хочу предупредить тебя, что нюхать табак — это очень вредная привычка. И к тому же весьма дорого обходится.

Новая служанка заверила ее, что никогда в жизни не прикасалась к табаку. Но что это? Уж не тень ли улыбки притаилась на этих узнаваемых знакомых губах? Миссис Джонс тряхнула головой.

Поднимаясь по лестнице, она всегда слышала, как поскрипывают ее колени. Она пошла быстрее. Сорок три — это не так уж и много.

— Гетта — ваша единственная дочь? — спросила Мэри, как будто прочитала ее мысли.

— Да, — бодро ответила миссис Джонс.

Иногда у нее еще бывали месячные. В сорок три вполне можно родить. Где-то внутри ее еще таилось это крошечное зернышко, возможность зачать еще одно дитя. Она должна была родить сына.

Это было самое длинное утро в жизни Мэри. Стоя на ногах, сгибаясь в три погибели, ползая на карачках, она переходила от одного задания к другому. Она никогда не жила в доме вроде этого. Казалось, здесь только и делали, что вычищали грязь, перемывали все снова и снова, неделю за неделей. Сьюзан Дигот никогда не удавалось навести такой порядок в их подвале на Черинг-Кросс-Роуд, где летом по стенам ползали муравьи. Впрочем, она никогда и не старалась.