Что ты нам втираешь, узбек ебанный, – говорит он.
Приднестровье, Шмудростровье… Молдавия, хукяия… – говорит он.
На хуй, – говорит он.
Это что еще за ХУЙНЯ, это ГДЕ? – говорит он яростно.
Крупно – кипятильник, пузыри, дикий крик.
…адо, не… адо, я вс… все скажу!!! – кричит олигарх.
Правда, правда, хоть на карту взгляните! – кричит он.
Есть такое место! – кричит он.
Правда есть! – кричит он.
Там еще склады военные, потому и приметил! – кричит он.
Прям за городом! – кричит он.
Складов куча, снаряды ржавые, – говорит он торопливо.
Я, значит, как прослышал, так сразу решил там спрятать, – говорит он.
Места хорошие, заповедные, – говорит он.
Там на них молдаване в 92 прыгали, ну, они отбились, – говорит он.
Мы… вы там своего царька посадили, – говорит он.
Он, правда, совсем охуел и от рук отбился, – говорит он.
Э-э-э, точно не в Грозном? – говорит советник.
Ничего не путаешь? – говорит советник.
Нет, нет, – плачет олигарх.
Тирасполь, Приднестровье, бывшая Молдавия, – говорит он.
Дыра, глухое место, людей нет почти, – плачет он.
Я там завод купил, по производству… – говорит он.
Да хуй его знает, по производству чего! – говорит он.
По производству-хуй-знает-чего! – говорит он.
Съездил, сделал вид, что открыл там что-то… ленту перерезал, – плачет он.
Они там от счастья чуть не обосрались, – говорит он.
Решили, что вся Россия теперь инвестировать в них будет, – говорит он.
Ну, я поддакивал, – говорит он.
А сам с банкета съебался, на склады заехал, и чемоданчик спрятал, – говорит он.
Чмо ебаное, тебе этот уран кто-то разрешил брать? – говорит советник.
Я думал, он ничейный, – плачет олигарх.
Ебаный твой рот, вся Россия им ничейная! – говорит возмущенно премьер.
А чтобы поделить все, и честно? – говорит он.
Я не специально, – плачет олигарх.
Ты, пидар, тебе для того дали завод это ебанный на Урале купить, – говорит премьер.
Чтобы ты сука, оттуда уран пиздил? – говорит премьер.
Я не… я не знал, что там уран… я все скопом спизидил… о привычке просто! – кричит олигарх.
Ты гнида ебанная, под угрозу ставишь обороноспособность страны, – говорит премьер.
Ты сам… сам ее поставил… – кричит отчаявшийся олигарх.
Раком ты ее поставил! – кричит он.
Кто базу на Кубе сдал? – кричит он.
А во Вьетнаме?! – кричит он.
Ты мне, пидор, передовицы газеты «Завтра» не зачитывай! – говорит премьер.
Тем более, что они у меня там давно уже на подсосе, – говорит он.
Не тебе, чурка ебанный, о делах государства думать, – говорит он.
Сдавать будем что надо, куда надо, и кому надо, – говорит он.
Ты лучше скажи, куда ты уран спиженный спрятал, гнида, – говорит он.
Говорю же, на складе, в Тира-а-а-а-а-споле, – плачет олигарх.
Куда конкретно? – говорит премьер.
Склад номер 12, отсек 5, снаряд инвентарный номер 67845543-о/р, – говорит олигарх.
Премьер записывает цифры на лист бумаги – чернила, несколько клякс, ровный, аккуратный почерк крупно, – и машет листочком в воздухе. Внезапно дверь распахивается и порыв сквозняка вырывает листок из рук премьера. Собака, лежавшая под окном, вскакивает и радостно бросается за бумажкой, думая, что с ней играют.
Крупно – женщина на пороге. У нее уже сухие волосы, они распущены, женщина одета по-прежнему в халат. Говорит:
Володя, ты не видел расческу? – говорит она.
Откуда я могу знать, где ТВОЯ расческа? – говорит премьер.
Странно, – говорит женщина.
Бродит по помещению, заглядывает под стол, гладит мимоходом собаку, заглядывает под стул, на котором сидит пленный олигарх. Становится перед ним – скользит взглядом, как по обстановке в кабинете, – и замирает.
Крупно – расческа в нагрудном кармане пиджака (и тут малейшие сомнения в происхождении мужчины отпадают, он, как и все уроженцы Кавказа, щеголь и очень следит за собой и своей Пиричёской-да– В. Л.). Говорит:
Можно мне… вашу? – говорит она.
Вам ведь все равно уже… не…? – говорит она.
Ну, если я правильно понимаю… – говорит она.
Оглядывается на мужа. Тот вынимает бумажку из пасти собаки. Олигарх плачет, как ребенок, уронив голову на грудь. Женщина аккуратно приподнимает его за подбородок правой рукой, а левой вытаскивает из кармана расческу. Говорит.
Спасибо, – говорит она голосом главной героини фильма «Рэгтайм» («милый, можно я оставлю у нас дома эту негритянку?» – В. Л.)
Отворачивается. Потеряв интерес, уходит. Дверь закрывается.
Тишина. Мы видим половину помещения (глазами привязанного к стулу олигарха). Нервный голос олигарха, который не знает, что происходит за его спиной. Мы видим лицо олигарха. Он судорожно сглатывает.
А вы знаете… – говорит он.
Туда ведь русским теперь хуй попадешь! – кричит он.
Ну, в Тирасполь этот, – кричит он он.
Вы ведь, дураки, чего-то там не то спизданули, – говорит он громко.
И они теперь на вас обиделись, – говорит он громко.
Ну, сепаратисты эти, – говорит он чуть тише.
На Москву! – говорит он громко.
Так что они теперь не с вами дружат, – говорит он спокойно.
Они теперь ЕС сраку подставляют, – говорит он чуть тише.
И к ним теперь от вас хуй попадешь! – говорит он еще тише.
Значит, я вам понадоблюсь, – говорит он негромко.
Значит, без меня вам никак, – говорит он тише.
Там я в почете большом, – говорит он тихо.
В уважении, – говорит он совсем тихо.
Я вам еще пригожусь, – говорит он тихо-претихо.
Слышите, вы? – говорит он шепотом.
Ребята, мы ведь должны… вместе… – шепчет он.
Одна команд… емьер своих не сдает… – шепчет он.
Поодиночке, переломают как прути… – шепчет он.
Вместе мы едины, вместе мы сил… – шепчет он.
Не надо… – шепчет он.
Я вам пригожу… – говорит он почти одними губами.
Пожалуйста, не убива… – говорит он беззвучно.
Беззвучно плачет. Из-за спины появляется рука в перчатке, она берет олигарха за подбородок. Тот вздрагивает. Всхлипывает. Зажмуривается.
Поднимает высоко голову. Говорит:
Не Бога, кроме…
Появляется вторая рука с ножом, которая делает разрез на горле олигарха. Из-за этого олигарх становится похож на урода с двумя улыбками. Выпученные глаза. Мычание (рука в перчатке зажимает рот). Затемнение. Помещение темнеет, мы видим только окно, в котором тоже – ночь. Мы видим яркое ночное освещение Москвы. Огни, фонарики, река света на дороге…
(«многое, многое изменилось в первопрестольной в сравнении с лихими девяностыми, с их отсутствием уличного освещения, подпольными казино и другими свинцовыми мерзостями так называемого «переходного» капитализма – примечание сценариста голосом «историка» «Радзинского»).
Камера, словно вор, возвращается в палату Кремля нехотя, осторожно, показывает нам окно, потом подоконник. Мы привыкаем к темноте, и если поначалу ничего не видим внутри, то постепенно начинаем различать картинку.
Мы видим стул, с привязанным к нему телом, прямо в центре палаты.
Полу-лежащее тело, безвольно опущенная почти до пола рука. Вытянутые ноги. Тазик неподалеку. Кипятильник на полу. Черная лужа, которая начинается от руки олигарха. Мы видим, как из угла встает какая-то тень. Мы не успеваем испугаться, и в свете звезды Кремля видим, что это Конни. Собака подходит к луже крови и начинает лакать из нее. Мы видим светящиеся глаза собаки, ее фосфоресцирующие во тьме зубы… Она выглядит как собака Баскервилей (что лишний раз подтверждает глубокую вторичность всех политических и властных институтов современной Российской Федерации – прим. В. Л.).