По щекам сами собой потекли слезы, и она старалась сдержать их, так как знала, что скоро придет Александр, а ей не хотелось, чтобы он видел ее плачущей. Он обязательно начнет расспрашивать, болит ли ее нога снова. И если она скажет, что болит, он будет настаивать на массаже. А если скажет, что не болит, он засыплет ее такими вопросами, на которые она никогда ему не ответит.

Она встретила Марка!

Он наткнулся на нее прямо на улице. Ей часто приходилось наталкиваться на людей, спешащих в бани или из бань, поэтому и сегодня она не придала этому столкновению никакого значения. Но он заговорил с ней. Пораженная таким знакомым голосом, она подняла голову и увидела, что это действительно он, что это не злая шутка воспоминаний.

Он был таким же потрясающе красивым, только как-то постарел и помрачнел. Его рот, который, как она помнила, был таким чувственным, теперь был прочерчен в одну жесткую линию. Как заколотилось ее сердце… словно стараясь обогнать ее воспоминания. Когда он подхватил ее, чтобы не дать ей упасть, она едва не лишилась чувств.

Прошло уже больше года, а казалось, что это было вчера. Она заглянула Марку в глаза, и перед ней пронеслось каждое мгновение, которое она провела в общении с ним. Она могла протянуть руку, чтобы прикоснуться к его лицу, но он отпрянул от нее, и в его взгляде была такая же настороженность, которую она часто видела в глазах людей, которые смотрели на нее. Если женщина закрывает лицо, значит, ей есть что скрывать в своей внешности. Наклонив голову, Марк озадаченно смотрел на нее. Даже зная, что он не сможет этого сделать, Хадасса все же инстинктивно боялась, что он разглядит ее изуродованное лицо, поэтому быстро опустила голову. И в этот момент он повернулся и ушел.

Она стояла среди бурлящей толпы, чувствуя, как глаза застилают слезы, и смотрела ему вслед. Он уходил из ее жизни, как когда-то…

И вот теперь, сидя в безопасном месте, у Александра, она думала, а помнит ли ее вообще Марк Люциан Валериан.

«Господи, почему Ты допустил это в моей жизни?» — шептала она в тишине тускло освещенного помещения. Сквозь слезы она смотрела на горящие угли жаровни и чувствовала, как та любовь, которую она испытывала к Марку, снова не дает ей покоя, наполняя ее нестерпимой печалью о том, что могло бы быть. «Я не могу забыть его, Господи, — шептала девушка, ударяя себя кулаком в грудь, — не могу…»

Хадасса опустила голову.

Она знала, что Марк не ходит в общественные бани. Он всегда мылся в специальных банях, предназначенных для тех, кто мог заплатить большие деньги.

Тогда почему он пошел сюда?

Она вздохнула. Какое теперь это имеет значение? Бог вычеркнул ее из его жизни и привел сюда, в это крохотное помещение, помогать молодому врачу, который стремится спасти мир от всего. От всего, кроме духовной тьмы. Он был похож на первого мужа Юлии, Клавдия, который жаждал знаний, но не стремился к мудрости.

Ее сердце нестерпимо болело. Господи, почему Ты не дал мне умереть? Почему? Она тихо плакала, отчаянно прося Бога дать ей ответ. Но никакого ответа она не услышала. Она думала, что знает, в чем Божья воля в ее жизни — чтобы умереть за Него. Но она осталась жива и скрывала свои раны за плотной маской. От спокойствия, которое она обрела в течение последнего года, теперь опять не осталось и следа. И почему? Потому что она снова встретилась с Марком. И все это в результате случайной встречи, которая длилась меньше минуты.

Открылась дверь, и в помещение вошел Александр. Хадасса посмотрела на него и обрадовалась его появлению. За месяцы выздоровления его лицо стало уже родным для нее. Поначалу, когда ее жизнь висела на волоске, когда она ничего не могла соображать от боли, она, конечно же, не могла осознать, чем рисковал молодой врач, увозя ее с арены. И только позднее она поняла, что он отказался от престижной работы у своего учителя и стал терпеть насмешки многих своих друзей ради какой-то рабыни.

Хадасса не сомневалась, что в тот страшный день Александра, стоявшего в тени Ворот Смерти, вела Божья рука. Он был Божьим орудием. И теперь, наблюдая за ним, она понимала, что испытывает к нему порой довольно противоречивые чувства. Конечно, она была ему безмерно благодарна, но к этому добавлялось что-то еще. Он ей нравился, она восхищалась им. Его стремление лечить людей было искренним, и ради этого он не остановился даже перед потерей прибыльной и перспективной работы. Он переживал и далее горевал, когда ему не удавалось кого-то вылечить. Она помнила, как он впервые на ее глазах плакал, — после того как от лихорадки умер совсем юный мальчик, — и тогда она впервые почувствовала к Александру любовь. Она знала, что любит этого человека совсем не так, как она по-прежнему любила Марка… Но в то же время она не могла отрицать того факта, что Александр стал ей очень дорог.

Он посмотрел на нее, и их взгляды встретились. Его лицо озарила усталая улыбка.

— Согрей воды, Хадасса.

— Хорошо, мой господин.

Она согрела воду и смотрела, как Александр размешивал в ней различные снадобья, а потом наклонился над Цельсом.

— Ну-ка, дружище, привстань, — сказал он, и Хадассу тронуло, с каким состраданием Александр произнес эти слова. Он поднес отвар к губам Цельса. После первого глотка Цельс поморщился и подозрительно отпрянул от чаши. Александр засмеялся. — Не бойся, никаких крыльев летучих мышей и язычков ящериц здесь нет, — сказал он, и Хадасса не могла понять, о чем это он говорит, а Цельс тем временем взял чашу и выпил все ее содержимое.

Александр встал.

— Я нанял тебе паланкин, тебя отнесут домой.

— Огромное тебе спасибо, — сказал Цельс, вставая. Одеяло упало с его плеч к ногам. Когда он отошел в сторону, Хадасса подобрала одеяло, сложила и убрала под рабочий стол. Цельс поправил свою накидку. — Мне надо было немного отдохнуть, — сказал он. Посмотрев на Хадассу, а потом на Александра, он добавил: — Надо будет зайти к тебе еще и посмотреть некоторые твои истории болезни.

Александр положил руку ему на плечо.

— Тогда тебе придется прийти сюда утром, пораньше, а то днем мне тут просто продохнуть некогда, — с этими словами он открыл дверь пошире, показывая тем самым, что готов принимать больных.

Несколько человек уже ждало его.

Цельс вышел и забрался в паланкин.

— Подождите, — сказал он вдруг, когда два раба уже поднимали паланкин, чтобы нести его. — А что это за напиток вы мне дали? — спросил он Александра, который в этот момент устанавливал у входа небольшой столик для Хадассы, уже готовившей свитки и чернильницу.

Александр засмеялся.

— Всего понемногу. Скажешь потом, помогло тебе или нет.

Цельс указал носильщикам, куда его нести, и снова завернулся в свою накидку. Оглянувшись назад, он увидел, как больные уже потянулись к входу в комнату Александра, — и нахмурился, заметив, что больные столпились не возле Александра, врача, а возле этой тихой женщины с закрытым лицом.

Хадасса, не зная, что является объектом пристального внимания, бросила в чернильницу несколько крупинок сухой сажи и добавила туда воды. Тщательно смешав содержимое, она опустила туда резец.

— Имя, — спросила она мужчину, который сел на стул напротив нее. Она окунула резец в чернильницу и стала выводить им на восковой табличке, на которой она записывала всю первоначальную информацию, имя больного и его жалобы. Потом эту информацию переписывали в свитки, а воск на табличке сглаживали, расчищая ее для следующего дня. На полке задней стены уже хранилось несколько таких свитков, содержащих длинные списки больных, которых лечил Александр, их жалобы и симптомы, назначенное лечение и результаты.

— Боэт, — нервно ответил ей мужчина. — Скоро я увижу врача? У меня совсем нет времени.

Хадасса записала его имя.

— Врач позовет тебя, как только сможет, — спокойно ответила она. Все нуждались в срочной помощи, и трудно было сказать, сколько времени Александр потратит на каждого больного. Некоторые пребывали в таком состоянии, что его это интересовало больше, и таким больным он уделял больше времени, подробнее расспрашивая и осматривая. Хадасса посмотрела на сидящего перед ней человека. Он был очень худым и загорелым, его руки были жилистыми и грубыми от физической работы. Его короткие волосы были тронуты сединой, а кожу вокруг глаз и рта прорезали глубокие морщины.