Несколько секунд Юлия молчала, пытаясь подавить в себе эмоции.

— В нем нет никакой ненависти. Он просто сам так думает.

— О Юлия, можешь не сомневаться ни на минуту. Он тебя ненавидит.

Слова Прима терзали ее, и на глазах у нее появились слезы, которые она так долго сдерживала.

— Я презираю тебя, — произнесла она, вложив в эти слова все свои чувства, которые испытывала к этому человеку.

Прим знал, что эти слова были не более чем жалкой попыткой дать ему отпор, и открыто засмеялся.

— Да, я знаю, моя дорогая, но только не забывай, что я теперь единственный, кто у тебя остался, разве не так? Калаба тебя бросила, уплыв в Рим со своей миленькой маленькой Сапфирой. Твои друзья тебя избегают, потому что ты больна. На прошлой неделе тебе пришло только одно приглашение, и я с глубоким сожалением сообщаю тебе, что, когда ты послала Кретанею отказ, он даже обрадовался. Так что, дорогуша, кому теперь, как не мне, составить тебе компанию? — Он пощелкал языком. — Бедная Юлия. Все-то тебя оставили. Какая жалость…

— Стало быть, я всегда могу рассчитывать на твое понимание, Прим, не так ли? Кстати, кто-нибудь из твоих людей напал на след твоего любимого Прометея? — Юлия наклонила голову и прикоснулась кончиками пальцев к подбородку, иронично изображая серьезную задумчивость. — И как ты думаешь, почему тебе все труднее и труднее находить себе любовников? — Тут она всплеснула руками и расширила глаза, делая вид, что ее осенила гениальная догадка. — Слушай, а может быть, это оттого, что ты становишься все тучнее?

Лицо Прима помрачнело.

— Наших с тобой бед можно было бы избежать, если бы ты послушала Калабу и убила свою иудейку раньше.

Юлия взяла свой кубок и швырнула его в Прима, едва не попав в голову. Глубоко вздохнув от досады, она стала осыпать его оскорбительными словами, потом привстала с дивана, не отрывая от Прима своего яростного взгляда.

— Я могла бы избежать своих бед, если бы никогда не имела никаких дел с тобой!

Прим вытер с лица винные капли, его глаза сверкали.

— Можешь меня обвинять в чем угодно, пожалуйста, но только все знают, что этот выбор сделала ты. — Он мрачно усмехнулся. — И теперь тебе придется с этим жить. Или умереть…

— Какая же ты мразь!

— А ты глупая свинья!

— Нужно было мне прислушаться к Марку, — сказала Юлия, подавляя в себе новый приступ рыданий. — Он-то всегда знал, кто ты такой.

Прим едва заметно усмехнулся, видя, как ему снова ловко удалось довести ее до истерики.

— Он знал, это верно. Но ведь и ты знала это, Юлия. Ты пришла сюда с широко открытыми глазами, думая, что все будет так, как ты того хочешь. И какое-то время так все и было, не правда ли, моя милая? Все в точности так, как ты того хотела. Деньги, положение, Атрет, Калаба… и я.

Ей хотелось уничтожить его, навсегда стереть эту самодовольную усмешку с его лица. Но Прим был единственным, кто у нее остался, и она понимала это. Она прищурила глаза.

— Наверное, теперь мне придется пересмотреть свои планы.

— Ой, дорогая. Еще одна твоя ужасная угроза. Я просто весь дрожу от страха.

— Когда-нибудь ты поймешь, что мои угрозы не были такими уж пустыми.

Прим знал, насколько она больна, — настолько, что он не был уверен, выздоровеет ли она вообще. Он тоже прищурил глаза, испытав в глубине души гнев, который согревал ему душу.

— Только к тому времени ты промотаешь все свои деньги, и ничего у тебя не выйдет, — сказал он, стараясь выглядеть как можно спокойнее. — Ты никогда не задумывалась над тем, почему я вообще терплю тебя? Ты думаешь, это потому, что я тебя люблю?

Он увидел в ее глазах страх и испытал удовлетворение. Он знал, что больше всего Юлия боится остаться одна. И она останется одна, когда придет время. Он обязательно отомстит ей за все обиды, за все то пренебрежение с ее стороны, от которого он так страдал. Он отомстит ей за потерю Прометея.

А пока он делал вид, что жалеет ее, заставляя ее чувствовать себя уязвимой. Он поднял руку.

— Извини за то, что я тебе наговорил, — произнес он с притворным сожалением, удовлетворенный в глубине души тем, что ему удалось сделать так, как он и задумал. — Почему мы все время ссоримся, дорогая? Ведь это ни к чему не приводит. Тебе надо стать взрослее, Юлия. Смирись с тем, что у тебя есть. Ты пьешь из того же колодца, что и я, и ты его сделала настолько глубоким, что назад уже пути нет. Я единственный друг, который у тебя остался.

— Если только ты тоже простишь меня, — сказала она приторно-ласково и отвернулась.

— Как тебе будет угодно, моя дорогая. Думаю, свои новости я приберегу до следующего раза, — успокоившись, сказал Прим, усмехнувшись про себя. — Кое-что, что я услышал вчера вечером в гостях у Фульвия. О Марке…

Юлия повернулась к нему и внимательно на него взглянула, прищурив глаза.

— А почему бы тебе не сказать это сейчас?

— Забудь об этом, — сказал Прим, махнув рукой. Пусть она теперь не находит себе покоя. Пусть она теперь и дальше не спит ночами. Пусть она теперь надеется. — Расскажу как-нибудь в другой раз, когда ты будешь поспокойнее.

— Какую грязную сплетню ты услышал на этот раз, Прим?

— Сплетню? О твоем брате? Он становится каким-то ненормальным во всех отношениях. Никаких тебе женщин. Никаких тебе мужчин. — Прим высокомерно усмехнулся, увидев, как снова завладел ее вниманием. — Бедный Марк. Полностью утратил интерес к жизни. Работает, ходит в бани, потом домой. И так каждый день. Сейчас главной его страстью стала ненависть к тебе, и у него это прекрасно получается, правда? Каким серьезным стало в нем это чувство. Каким неизлечимым.

Лицо у Юлии окаменело, и было видно, какие муки она испытывала от этих слов. Она знала, что Приму доставляет радость наносить ей такие мелкие уколы. Единственный способ защититься от них состоял в том, чтобы делать вид, будто она к его словам совершенно равнодушна, но ей приходилось прилагать для этого неимоверные усилия, и ее сердце бешено колотилось.

Юлия ненавидела Прима настолько, что во рту появился металлический привкус. С каким бы наслаждением она вонзила нож ему и толстое брюхо и слушала его предсмертный хрип. Она бы непременно убила его, если бы это не означало и ее собственную смерть.

Но, может быть, теперь и не стоило на это оглядываться? В конце концов, ради чего она вообще живет? Зачем она вообще появилась на свет?

Ее губы скривились в горькой улыбке.

— Ты ведь на самом деле ничего не слышал. Ровным счетом ничего. Просто ты ненавидишь Марка, потому что он по сравнению с тобой, да и вообще с кем бы то ни было, настоящий мужчина. Им восхищаются. Его уважают. А что про тебя скажешь? Обычное мелкое насекомое, которое наживается на лжи и сплетнях о тех, кто лучше тебя.

Прим снова сверкнул глазами.

— А разве я не хранил все твои секреты, дорогая моя Юлия? — тихо сказал он. — О том, как из-за тебя умер твой первый муж, как ты убила второго. А как там твои дети? Может быть, они по-прежнему плачут там, на скалах? А скольких еще детей ты погубила, до того как отвергла семя Атрета? — Видя, как ее лицо стало еще бледнее, он улыбнулся. — Я ведь никому еще об этом не рассказал. — Он приложил пальцы к губам и послал ей воздушный поцелуй.

Ее всю трясло. Как он узнал обо всем этом? Никто не знал о том, что она отравила второго мужа… Никто, разумеется, кроме Калабы. Калаба, ее лучшая подруга. Больше никто не мог ему рассказать.

Прим перевалился на своем диване, придвинувшись к подносу с яствами.

— Я услышал кое-что такое, что заставило меня задуматься. Вопрос лишь в том, стоит ли мне делиться этими новостями с тобой, самая неблагодарная из женщин.

Юлия справилась со своим бешенством. Он снова ее укусил, но они не осмеливалась порывать с ним, боясь, что он действительно кое-что знает. Ей так хотелось выгнать его со своей виллы, но она понимала, что тогда она окажется беззащитной перед его злым и беспощадным языком. Прим предаст огласке все ее дела. Хуже всего было то, что он расскажет всем о той болезни, которая прогрессировала в ней.