Огонек едва не подпрыгивал от нетерпения на носилках, предвкушая новые неслыханные впечатления. Ларита то являлась ему в воображении, то исчезала, а голова кружилась, или от ушиба, или от волнения.
— Кадет, вы можете подняться? — пропела милосердная сестра, вся в белом и черном, как монашка.
Огонек кивнул и ответил:
— Нет, ноги не держат.
— Мы вас переоденем в лазаретную одежду.
«О, ни за что! Давайте скорее!» — Он зажмурился. Сейчас они притронутся. Ай! Вот, притронулись. А почему так крепко?
Он распахнул глаза. Птички-сестрички сгинули, его раздевала сильная сухощавая тетка, годившаяся ему в бабушки. Левый глаз ее отсвечивал бельмом. Огонек икнул от ужаса.
— Вы… кто?
— Сестра Мана, — твердым мужским голосом ответила черно-белая дама. — Не смущайтесь, кадет. Вот ваши подштанники.
За ширмой тонко хихикнули. Красный от стыда, Огонек стремительно натянул белье и стал путаться в завязках. Пижама, халат, тапки, готово!
— Сестра Эрита, проводите кадета в палату.
— Я помогу вам, — тихо молвила черно-белая девчонка, поддержав его под руку.
Огоньку казалось, что небесный дух ведет его в рай. Только у духов из обители громов могут быть такие изящные руки и лица, словно с иконы. А какая осанка, с ума спрыгнуть. Идет, будто плывет, фигура под одеждами рисуется: одно, другое обозначится и тут же спрячется, как нарочно для соблазна. Глаза желто-карие, а из-под чепца чуточку выбилась шатеновая прядка. Губы тонко прорисованы, прямо горят темным огнем и будто скрывают улыбку.
— Эрита, как вас здорово зовут, — выдохнул Огонек, пошатываясь от блаженства. — Как принцессу.
Милосердная сестра потупила глаза, но все-таки стрельнула взглядом из-под ресниц.
— Вы лучше молчите, а то упадете в обморок.
«Эрита, Ларита, все в башке перепуталось. Мамочка, пропадаю!»
— Я буду за вами ухаживать.
Он разинул рот, но слов не нашел.
— Только ведите себя достойно.
— Я, да, слушаюсь!
— Скоро я принесу вам кушать.
— О-о… вот рука. — Огонек согнул руку, потряс висящей кистью. — Будто отнялась. Покормите?
— Вы левша?
«Не ту руку показал, дурила».
— Да, правая тоже.
Она покачала головой.
«Не верит!»
— Вы кандидат в младшие офицеры, — терпеливо заговорил желтоглазый ангел, пряча улыбку. — Вам нельзя ребячиться. Даже если вы очень молоды.
— А вы красивая, — выпалил Огонек.
— Я знаю.
— Можно как-нибудь поговорить через эфир.
— Я левитесса, а не медиум, — спокойно ответила сестра Эрита, открывая дверь палаты. — Буду очень вам признательна, кадет Хавер, если вы не станете шутить о том, приятно ли взлетать по ночам.
— А как оно в самом деле? — Огонька разобрало. Раз уж она сама заговорила! — Можете на меня положиться, я никому не передам, слово воина.
Девчонки-лунатички не слишком откровенны. Если какую при луне поднимает с кровати, это значит, что за ней пора ухаживать. Начав летать, они становятся загадочными, поджимают губы и так далее.
— Надеюсь, вы знаете цену словам, — промолвила Эрита, испытующе глядя на Огонька. Затем удалилась, развевая черно-белые одежды.
«А можно так, чтоб сразу две девчонки нравились?» — в тоске спросил у бога Огонек, но Громовержец не ответил.
«Как вырвусь в церковь, погадаю у алтаря Девы-Радуги, на кого выпадет» — в отчаянии решил он, словно еретик или язычник. С чем и повалился в кровать, ждать возвращения сестрички.
Поесть горячего! Поглядеть на нее! Больше ничего не надо.
Валган не вернулся.
Второй унтер ушел поглядеть, куда пропал напарник, и тоже как сквозь землю провалился.
Лара улыбалась мстительно и злобно, время от времени слизывая кровь с губы. Она слышала, какой разговор шел за входной дверью и чем он закончился. Молодец Удавчик, что не сразу обруч снял!
На смену прежней паре пришли два других жандарма. Эти вели себя лучше, помня о кулачищах Сарго. Когда-никогда он из-под ареста выйдет. У верзилы две отрады: выпить и подраться. Девки в третью очередь.
Порция микстуры сломила Лару. Наверно, профессор подмешал туда что-то, ослабляющее волю. Или пьянь-трава сама такая?.. Лара хлебнула и еще раз, и еще. Голова туманилась, накатывало беспричинное веселье или безысходная тоска. Но глаза остались ясными, и понимать она не перестала.
А понимать пришлось немало.
Во-первых, Лара узнала, что у нее память медиума. Просто раньше не обращала на это внимания, или память резко выросла. Она легко и точно повторяла ряды слов, которые видела всего несколько мгновений.
Во-вторых, она начала слышать направление и расстояние. Правда, точно в мерах и милях назвать не могла, но уже чуяла дистанцию. А чувство направления на голос Картерет измерял круговой линейкой, надев ее на шлем.
В-третьих, само то, что с ней говорят люди-невидимки из дальней дали, наполняло девчонку незнакомым раньше восторгом.
«Я могу! Могу! Они будто рядом».
Их было четверо. Безуминка вызвала их в конце сеанса, чтобы помогли испытать Лару. Двое мужчин, девчонка и женщина. Драгун, Лепесток, Ласка и Шельма. Своих имен они не называли.
— Привет, новая! Какой позывной у тебя будет?
— Пока не знаю, — отвечала Лара.
— Ну-ка, прикинь, где я.
— Лепесток вон там. — Лара поворачивала голову, и профессор отмечал точку на шкале.
— А сколько тебе лет? Правда, микстура противная? Где я? — смеялась Ласка.
— Ласка вон там.
Действительно, микстура была отвратная. Если бы не плотный завтрак, Лара стонала бы от изжоги.
— Когда-нибудь я грохну этого плешивого козла, — обещала Шельма. — За вас, вроде тебя и Ласки. Мне-то уже не выбраться. У меня трое, мужа нет. Без денег никуда, а продаваться не могу, уж лучше в реку. Где я? Скажи, где я?..
— Шельма вон там. — Показав глазами, Лара на миг увидела худую женщину в шлеме, а вокруг бегает пара детишек. — Я ее вижу.
— Цвет волос? — тотчас спросил профессор.
— Рыжие. С проседью. Хотя она не старая.
— Не говори ему! — вскрикнула Шельма с запозданием.
— Очень интересный дар. — Профессор всмотрелся в Лару, словно хотел заглянуть ей внутрь головы. — Будет весьма любопытно с тобой поработать.
Безуминка отстегнулась от кресла и подошла к столу, налить себе воды. Она поглядывала на Лару с неприязнью. Профессор, отпустив жандармов, тоже убрел куда-то, оставив их вдвоем.
— Помогите мне, — попросила Лара, пытаясь освободиться от ремней.
— Откуда ты такая способная выискалась? — спросила девушка, кривя губы. — Хочешь выйти в офицеры? Ну давай. Только ты раньше сопьешься и сдуреешь.
Слегка покачиваясь, она приблизилась вплотную к креслу Лары и подразнила ее стаканом воды:
— Пить охота? Во рту пересохло? Это гигауна — пьянь-трава, детка. Мы ходим в эфир по ручейку микстуры, а он течет прямиком в ад. Все там будем.
— Я совсем не хочу вас обойти. Мне тут противно.
— А, не хочешь? Пустые слова. Рикс предложит тебе тысячу унций, сама будешь в кресло рваться. Слышать, видеть за сотни миль… Ради этого жизни не жаль. Ты же увидела Шельму?
— Раньше я никогда не видела…
— Мориорская броня. — Безуминка постучала по шлему костяшками пальцев. — Она усиливает в дьявол знает сколько раз. Разбудит даже то, о чем ты не подозреваешь. Тебе было хорошо, я заметила. Слышать, видеть, это счастье. Без шлема я словно слепая. Ты мне мешаешь.
Безуминка взяла со стола круговую линейку, провела пальцем по ее ребру.
— Не слишком острая. Я была пьяная. Просто случайность.
— Тикен! Удавчик! — закричала Лара.
— Не ори, он не слышит. Твой шлем заземлен. Что за делишки были у тебя с Удавчиком, а? Он повязал тебе надушенный платочек, как прелестно.
— Он передал вам порошок от пьянки, — торопливо вымолвила Лара.
Лицо Безуминки вмиг изменилось:
— Где порошок?
— Обещайте, что не тронете меня.