И вдруг из воды показалась женщина дивной красоты. Длинные чудные зеленые волосы ее, падавашие густым покровом на спину и плечи и спускавшиеся до самых колен, были прикрыты маленькой острой шапочкой. Из–за коралловых губок выглядывали два ряда жемчужных зубов. Светлые глазки глядели весело из–под тонких бровей, а стройное тело было прикрыто белой легкой одеждой, разукрашенной кораллами, цветами и раковинами. Едва появившись над водой, она стала легко и грациозно приплясывать под музыку Коннора и быстро приближаться к берегу. Вот вышла она на берег, подошла, танцуя, к Коннору, который выделывал ногами неистовые прыжки и фигуры, потрепала его по плечу и сказала:

— Я знатная дева подводного царства; я живу на дне моря. Пойдем со мной, друг мой Коннор; будь мне супругом. Ни в чем не будет тебе отказа, ты будешь есть и пить на золоте и серебре и, женившись на мне, станешь царем над всеми рыбами.

Коннор в ответ на это отыскал ее руку, поцеловал и, продолжая играть и плясать, стал за ней подвигаться к морю. Все кругом по–прежнему плясали в каком–то странном и непонятном неистовстве, совершенно не замечая ни морской девы, ни того, что Коннор, взяв ее под руку, направлялся с ней к морю. Одна только старуха мать заметила с ужасом, что морская дева увлекает ее сына в свое подводное царство, и подняла страшный вопль.

— Сын мой, сын мой! — кричала она. — Что ты ее слушаешь! Зачем идешь ты к ней? На кого ты меня покидаешь? Да ты подумай хоть о том, что если ты на ней, язычнице, женишься, так ведь внучата у меня будут рыбы, наверное рыбы! Поверь своей матери, вернись, пока не поздно!

Коннор стоял уже в это время по колено в воде и приплясывал, по–прежнему опираясь на руку прелестной морской девы. Когда голос матери достиг его ушей среди всеобщего гама и шума, он обернулся в сторону матери своей и закричал ей:

— Не беспокойся, матушка: там мне будет получше, чем на земле. А чтобы давать тебе знать, что я еще жив, каждый год буду я тебе к этому месту берега присылать по волнам обожженное бревно.

Тут снова заиграл он на своей свирели и пошел по воде далее. Огромная пенистая волна медленно двигалась навстречу ему. Морская дева быстро накрыла его своей одеждой, и они исчезли под волной…

Старуха мать умерла вскоре с горя по своему сыну, не дождавшись вестей от него. Если же верить старожилам тех мест, то более ста лет в назначенное время и к назначенному месту постоянно приплывало большое обожженное бревно, да вот только недавно приплывать перестало».

О никсе все предания согласно утверждают, что он очень строг ко всем гордым и недоступным девушкам; но зато уж, если сам полюбит какую–нибудь девушку, так обращается в самого ласкового и даже докучливого услужника. Точно так же доказывают все народные поверья, что нике каждый год непременно требует своей жертвы, и каждого утопленника считают добычей водяных эльфов. Чрезвычайно наивно народное представление о пребывании утопленников в подводных жилищах: народ полагает, что водяные хранят души утопленников под опрокинутыми горшками, а тела их выбрасывают обратно или обращают в таких же водяных, как и они сами.

Кроме изложенных нами легенд о водяных феях и эльфах, в разных местах существуют и местные верования в особые виды этих существ. Таковы, например, шотландские — кельпи, бретонские — ночные прачки и французские — морганы, похищающие детей, играющих у воды, и множество мелких существ в Германии, Дании, Швейцарии и др.

Теперь должны мы приступить к последнему и едва ли не самому разнообразному отделу невидимого мира фей и эльфов: мы расскажем о домовых. Они известны на скандинавском Севере под общим названием — нисов, в Германии — под именем кобольдов, в Шотландии — под именем темненьких (brown). Все остальные названия происходят от тех звуков, которыми часто беспокойные соседи докучают людям во всякое время дня и ночи[14]. Всего более поражает в домовых эльфах одна резкая черта, которой нет у остальных разрядов, — отсутствие между ними женского пола, который ни в каких преданиях не упоминается.

Домовой–эльф, судя по множеству преданий, рассеянных у всех народов, совмещает в себе все достоинства и все недостатки эльфа: он добр, ласков и внимателен ко всем тем, которые его ласкают, но в то же время кичлив, обидчив до крайности, нетерпелив и мстителен. Отличительной и лучшей стороной его характера можно назвать горячую привязанность к тому дому, в котором он поселяется. Он не жалеет ни трудов, ни сил на помощь хозяевам своим, выручает их часто из беды неминучей, часто предостерегает от угрожающей опасности. Любя более всего опрятность и правдивость, он помогает слугам содержать дом в порядке, услуживать господам и гостям; если слуги бывают к нему добры и ласковы, то он даже берет всю их работу на себя, так что исполнение их обязанностей обыкновенно крайне облегчается. Напротив того, если слуги не верят в силу своего домового–эльфа, если они бранят его или не выполняют тех ничтожных условий, которые обыкновенно заключает он с ними, прежде чем принимается за работу, тогда разгневанный домовой жестоко наказывает за это: он бьет горшки и посуду, которые слуги берут в руки, разливает кушанья, которые подают они на стол господам, на дает им спать ночью, камнем наваливаясь на их грудь или сбрасывая их с постели на пол. Если не угодит домовому который–нибудь из конюхов, то тот может быть уверен, что найдет на другой день гривы и хвосты лошадей своих спутанными, их самих постоянно нечищеными, сколько бы раз в день он их ни чистил, и постоянно тощими, сколько бы ни давал им корма. А если он в ладу с домовым, так может целый день спать и ни о чем не заботиться: все и без него будет идти как нельзя лучше. За все свои услуги домовой–эльф требует лишь самой ничтожной награды — небольшого горшка молочной каши или блюда молока с накрошенным в него хлебом (которые обыкновенно нужно выставить на ночь на загнетке печи) да ласкового и учтивого обхождения из уважения к его могуществу.

Все предания одинаково изображают домового–эльфа прекрасным белокурым ребенком или маленьким и сгорбленным старичком, одежда которого напоминает костюм трольда: та же острая, чаще всего красная шапочка, тот же темный плащ или куртка.

Замечательно, что были исторические домовые. Летописи Средних веков полны всяких рассказов о разных домовых и их проделках. Особенно любопытны известия, сообщаемые пастором Фельдманом об одном домовом–эльфе, поселившемся около 1584 года в замке Худемюлен, который находился в Люнебургской области, недалеко от Аллера.

«Этот домовой жил в замке несколько лет. Владелец Худемюлена сначала испугался нового своего соседа и вздумал уехать от него, предоставив ему на некоторое время весь свой замок. С огромной свитой выехал он из своих владений и поехал в ближайший город. Во все время пути рядом с его повозкой вилось и летело по воздуху легкое белое перышко. Едва успел барон приехать в город и остановиться со всей свитой в доме одного своего приятеля, как между людьми обоих баронов начались такие ссоры и драки, что хозяин прямо высказал гостю свое неудовольствие и нежелание видеть его долее в своем доме.

Обиженный барон Худемюлен не знал, куда и голову приклонить и как уладить дело со своим приятелем. В ту минуту, как, сидя на постели, он обдумывал, что же ему делать, позади себя услышал он очень знакомый голос замкового домового–эльфа:

— Это я, Хинцельман, твой домовой!

— Ты как сюда попал? — закричал гневно барон, побеспокоенный не вовремя.

— Кхе–кхе–кхе! Не извольте горячиться, барон! — продолжал Хинцельман. — Ведь вы в моей власти. Ведь это я всех заставил передраться и перессориться и поставил вас в затруднительное положение; а все за то, что вы вздумали убежать от меня. Не убежите, любезнейший барон: я всю дорогу летел за вами в виде белого перышка и от вас не отстану; так уж лучше вернитесь в свой замок. Вы увидите, что я вам худа не желаю!