А вчера с превеликим удивлением среди слушателей отца Иоанна я узрел Михаила. Нельзя сказать, чтобы Мишкин был атеистом — в Бога он верил. Но поскольку был изрядным шалопаем и повесой, вера эта была какой-то поверхностной. А сейчас вдруг простые слова начали проникать ему в душу. Я остановился за комингсом, чтобы послушать разговор. Беседа шла о Библии, точнее о Ветхом Завете, и в частности — о Книге Бытия. И тут я впервые понял, что значит всеобщее образование. Простые солдаты и матросы из будущего оказались как бы не лучше образованы, чем мы с Михаилом. Хорошо, что я оставил Карла Ивановича с наместником на «Ангаре». Я человек широких взглядов и, надеюсь, способен правильно оценить увиденное и услышанное, а вот для Карла Ивановича всё происходящее здесь было бы крушением основ.

Больше всего меня поразил вопрос одного матроса:

— А разве умаляет величие Господне тот факт, что сотворенная им Вселенная не помещается в тесном ящике и не плавает на трех китах, а настолько огромна, что у человека просто не хватает воображения осознать ее истинные размеры? Разве то, что процесс творения не завершился в шесть дней, а длится уже миллиарды лет, с учетом громадья сотворенного, как-то унижает Творца и делает его менее значительным? Разве всё это как-то влияет на ценность вечных истин и таких воистину священных слов, как отец, мать, брат, сестра, друг, товарищ? Разве не сказал Христос своим ученикам: «Господь дал иудеям закон, так как они непослушны, а вам, братья и сестры, он дарует свою любовь».

И знаете, отец Иоанн не нашел что ответить, да и наверное, не нужно отвечать на такие слова. Может быть, когда-нибудь, если вместо ада на земле нам удастся построить рай, ну, не совсем рай, но где будет не стыдно жить и все будут друг другу, как братья и сестры…

Пока же до этого далеко. Мы лишь в начале пути, и многое еще надо сделать, многому научиться. Но, Господи, позволь мне до конца жизни пронести в себе это высокое чувство сопричастности к этому миру. Сейчас всё зависит от нас. Завтра, около полудня, мы встретимся с эскадрой контр-адмирала Ларионова, и в моей жизни наступит новый, очередной этап.

28 (15) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, УТРО.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

ДВОРЕЦ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА, НАБЕРЕЖНАЯ РЕКИ МОЙКИ, 106.

Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.

Утро выдалось доброе, солнечное. Во дворе лежали пушистые сугробы, деревья были засыпаны снегом, величественная арка Новой Голландии, расположенная напротив дворца великого князя Александра Михайловича, серебрилась инеем. И лишь фигуры часовых, время от времени обходящие периметр дворца, напоминали, что мы находимся «на осадном положении». Об этом, кстати, говорили и камеры видеонаблюдения, зафиксировавшие какие-то подозрительные фигуры на набережной Мойки. Впрочем, это могли быть и агенты полиции, которые следили за нашей безопасностью.

После завтрака к нам опять нагрянули гости. В этот раз приехали два самых влиятельных силовика империи. Первый — генерал Евгений Никифорович Ширинкин, в представлении не нуждался. А вот второй — Вячеслав Константинович фон Плеве, с нами еще не был знаком. Точнее, знаком, но заочно. С действительным тайным советником — чином 2-го класса Табели о рангах, министром внутренних дел и шефом жандармов я встретился впервые. Я знал, что на него уже готовит покушение боевая организация эсеров. И 15 июля 1904 года у Варшавского вокзала террорист Егор Сазонов брошенной бомбой вдребезги разнесет карету фон Плеве. Сам министр будет разорван взрывом на куски. Кстати, покушение планировалось изначально на 18 марта, но по разным причинам несколько попыток убить фон Плеве оказались неудачными.

Я с жалостью посмотрел на 58-летнего (мой ровесник — мелькнуло в голове) статного сановника с благородными залысинами и седыми усами. Заметив мой взгляд, фон Плеве насторожился и что-то шепнул на ухо генералу Ширинкину.

— Уважаемый Вячеслав Константинович, — сказал Ширинкин, — здесь находятся люди, которым доверяет сам государь. Вспомните, зачем мы здесь. Кстати, Александр Васильевич, — обратился ко мне Евгений Никифорович, — у меня для вас записка.

Ширинкин протянул мне конвертик с вензелем Николая II. В нем лежал лист бумаги, на котором рукою императора было написано следующее:

Всё ясно. Сейчас начнется «обмен опытом». Впрочем, опыта у наших гостей и так предостаточно. Вот только они не знают многого, что знаем только мы.

— Евгений Никифорович, — сказал я, — готов оказать любую посильную помощь и буду бесконечно рад, если мы будем для вас полезны. С чего начнем?

— Господин Тамбовцев, — первым заговорил фон Плеве, — прежде всего нас интересуют террористы, которое в последнее время оживились и, по нашим данным, готовят ряд убийств высших сановников государства.

— Именно так, господин фон Плеве, — ответил я, — и номер один в их списке — вы. Первое покушение на вас должно произойти не далее как через три недели.

Услышав мои слова, Вячеслав Константинович побледнел. Но, надо отдать ему должное, он быстро собрался и сразу взял быка за рога.

— Господин Тамбовцев, какой партии будут террористы и кто ими руководит? — спросил он. — И почему мои подчиненные остаются в неведении о готовящемся теракте?

— Уважаемый Вячеслав Константинович, начну по порядку. Покушение на вас готовит БО — Боевая организация партии социалистов-революционеров. Лично руководит БО некто Евно Фишелевич Азеф. Помимо руководителя БО он является платным агентом Департамента полиции. По картотеке Департамента он проходит под псевдонимом Раскин. После того как в 1903 году вышел в отставку курировавший его жандармский полковник Зубатов, Азеф решил перейти к открытому террору и начать с вас, господин министр. Смертный приговор вам вынесли за то, что вы якобы инспирировали еврейский погром в Кишиневе в 1903 году. На самом деле заказчиком вашего убийства в наше время считается господин Витте, с которым вы, Вячеслав Константинович, находитесь в весьма неприязненных отношениях.

— Вот, значит, как, — задумчиво произнес фон Плеве, — глава террористов и агент полиции в одном лице. Продолжайте, Александр Васильевич, я вас внимательно слушаю…

— Следующими в списке приговоренных БО идут московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, нынешний тамбовский губернатор и будущий санкт-петербургский градоначальник генерал Владимир Федорович фон дер Лауниц, нынешний прокурор Петербургского военно-окружного суда и будущий главный военный прокурор Российской империи Владимир Петрович Павлов. Все они будут убиты эсеровскими террористами, руководимыми агентом Департамента полиции Раскиным. Кстати, за его работу ему выплачивают немалое жалованье — 1500 рублей, столько, сколько платят министру.

— То, что вы говорите — ужасно! — воскликнул потрясенный фон Плеве. — Как же такое могло произойти?!

— Да, это ужасно, но самое ужасное заключается в том, что руку этого убийцы направляли высокопоставленные чины из Департамента полиции, руководимого Алексеем Александровичем Лопухиным. Своими реформами господин Лопухин фактически развалил структуру Департамента, из-за его «опоры на молодежь» ушли в отставку многие опытные сотрудники. К тому же Лопухин — и вы это прекрасно знаете, Вячеслав Константинович — всегда был завзятым либералом. А либерализм можно проявлять где-нибудь в закрытом клубе, но только не в таком учреждении, как Департамент полиции.

— Вы правы, Александр Васильевич, — с горечью подтвердил фон Плеве. — Не раз я одергивал господина Лопухина, услышав от него очередные прекраснодушные рассуждения, но как мы видим, на него мои замечания не действовали.