И все же в нашем мире жили те, кто обладал большей свободой, — мужчины. Для подписания супружеского соглашения согласие женщины никогда не требовалось. Мы оказывались бесправными до брака, когда за нас отвечали родители, и после брака, когда ответственность брал на себя спутник. Семьи были разными и отношения тоже, но факт оставался фактом — нашего согласия не требовалось, мы изначально приравнивались к самой бесправной части населения.

Я отключила сеор, не желая читать дальше. Не желая делать себе еще больнее. Счастливы не ведающие!.. Еще несколько дней назад я была такой же, как и все, а сейчас…

Агейра, и почему мне так хочется рассказать тебе обо всем? Почему я уверена, что именно ты не осудишь и не потребуешь замолчать? Почему уверена, что только ты сумеешь понять и принять… Как много вопросов, на которые мне никогда не получить ответы, потому что отныне… я не имею права даже разговаривать с тобой наедине!

…Эсше мягко планировал, опускаясь в мой квадрат. Как странно — эсше Киена проделал этот путь за полтора десятка кан, а обратно мы летели почти акан. Оказалось, что у нас уже ночь, значит, с Киеном я провела более семи акан… странно, мне казалось, что не более трех…

Меня провели до дверей кимарти, поклонились и дождались, пока войду. Мама и папа сидели в комнате для еды… я поздоровалась и прошла мимо, краем глаза заметив, как вскочил отец, а мама, удержав его за руку, усадила обратно… Мамочка, ты всегда меня понимаешь…

Я пришла в свою комнату, переоделась и после быстрого душа легла спать, мечтая провалиться в забытье без сновидений. Но все же мне приснился сон… Мне снилось, что я нахожусь в маленькой комнате с круглой деревянной ванной в полу, мои плечи нежно целует Алес Агейра, и рядом с ним мне не стыдно быть обнаженной…

Резкий звонок моего сеора заставил подскочить на постели. Взглянув на счетчик акан, узнала, что сейчас глубокая ночь, но все же ответила на вызов.

— Привет… — полный грусти голос Киена и его усталое лицо, — разбудил?

Учитывая, что он прекрасно меня видел, вопрос был риторическим.

— Что случилось? — Несмотря на всю мою ярость и злость, сейчас я ощутила, как плохо ведущему, и во мне заговорила знающая.

Киен улыбнулся. Сеор он, видимо, держал в руках, потому что когда лег, положение его лица на изображении не изменилось.

— Ты такая смешная, когда сонная, — он ласково улыбнулся, — так и хочется обнять и погладить, чтобы снова уснула у меня на плече… Эля, мне без тебя плохо…

Спазм сжал горло, потому что мне без него было очень хорошо, с ним гораздо хуже!

— Ты расстроен, — мягко попыталась уйти от темы, — что случилось?

Улыбка медленно сошла с его очерченных губ сильного человека. Несколько мгновений он невидящим взглядом смотрел вдаль, потом тихо произнес:

— Я потерял сто семьдесят шесть человек личного состава…

И столько тоски было в этом простом предложении, столько боли… Ведущих учили чувствовать ответственность за жизни тех, кем они управляли, поэтому я понимала, насколько ему сейчас плохо.

— Киен, мне очень жаль. — Действительно очень жаль, когда узнаешь о погибших.

— Это моя вина, Эля, я поторопился… Я виноват!

Киен, как же странно видеть тебя таким. Ты действительно винишь себя, и, видимо, не напрасно. Я знающая, я обязана поддержать ведущего.

— Был шанс их спасти?

— Да…

— И какова вероятность в процентах?

Он задумался, удивленно взглянул на меня, но ответил:

— Процентов двадцать… может, чуть меньше…

— Киен, — я позволила себе улыбнуться, — у них больше шансов было погибнуть здесь, передвигаясь на мигане, чем выжить там!

Его полный изумления взгляд, затем хохот. Значит, я справилась. Ведущим нельзя терять веру в себя, иначе они перестают быть ведущими. Отсмеявшись, Киен снова посмотрел на меня:

— Ты действительно думаешь, что я…

Конечно, он не мог использовать термин «расстроен», это же не подходит образу ведущего. А моей задачей было вселить в него уверенность, что он все сделал правильно. Села, поставив сеор на подголовный валик, и начала работу:

— Киен, ты лучший в выпускной группе. Твои ответы заставляют знающих удивленно приподнимать брови. Ты единственный, кто уже является действующим командующим, а не исполняет обязанности. Я видела, как ты действуешь в бою, — ты практически никогда не ошибаешься!

— Но я ошибся, Эля…

— И это замечательно, — постаралась придать голосу нотки искренней убежденности. — Ты только в начале пути, Киен, ты учишься. Эта ошибка сегодня поможет тебе быть собраннее и не ошибиться завтра. Согласись, ты лучший в выпускной группе, и я уверена, что ты лучший среди молодых командующих!

Его лицо вопреки моим ожиданиям потемнело, затем Киен тихо произнес:

— Отец потерял JE-нкор…

Паника! Паника накрыла, заставляя сердце сжаться, потому что JE-нкоры — неприступные крепости, которые невозможно уничтожить! Что это? Кто смог нанести такой удар? Почему Киен так спешил с этим договором, и почему тогда армада двигалась на покорение неведомого врага? Что происходит?!

— Эля, — усталый голос Киена вывел меня из шока, — знаешь, в чем твоя главная проблема? Ты очень умная, Эль. Слишком умная для того, чтобы быть запрограммированным на подчинение и служение Таларе человечком. Знаешь, я отбирал большинство для своей десятки сам, есть у меня умение разбираться в людях. Ты, Эля, видишь шире, чем остальные, ты видишь, но верить не хочешь. Сейчас у тебя участилось дыхание, и хотя продолжаешь улыбаться, в глазах промелькнул ужас. Твой страх обоснован… Я приказал доставить тебя на Талару, потому что сейчас там безопаснее… они знают, что Дайган — это место для избранных. Не ведаю, откуда у них эта информация, но они знают. Удар уже был нанесен…

Я вздрогнула, посмотрела на него, но промолчала.

— Эль, — голос Киена опустился почти до шепота, — так хочу снова услышать, как ты стонешь от наслаждения… Никогда не думал, что удовольствие женщины бывает важнее собственного… Хочу тебя снова, мой сладкий цветочек…

И этот голос, этот тихий шепот напомнил мне то, что ведущий делал в маленькой комнате с деревянной круглой ванной…

— Ты скоро вернешься? — Мне вдруг очень захотелось, чтобы он был рядом.

— Я не знаю… Мы отбили удар, но никто не ведает, что у них на уме… Нет ничего ужаснее неизвестности… Даже смерть воспринимается спокойнее. Ты права, Эль, я лучший, и мои потери незначительны по сравнению с потерями других. Но это люди, и я мог их спасти, от этого больно и тяжело… Ты права и в другом — отныне я не совершу подобной ошибки, значит, смогу сохранить тысячи… И все же…

— И все же больно терять тех, кто доверил тебе жизни. Я понимаю… — постаралась сосредоточиться на его словах. Знающих учили слушать, поэтому отбросила все мысли, концентрируясь на Киене. — Расскажи, как это случилось?

Мы никогда раньше не разговаривали вот так, когда он только рассказывал, словно изливая свою боль. Киен говорил много, говорил о тех, кто погиб, вспоминал, как их звали и каким каждый из них был. Шао действительно оказался истинным ведущим — он знал почти всех из своей десятки тысяч. Это казалось невероятным, но он их помнил, и если не по имени, то по номеру. Он словно чувствовал, на что каждый способен, и в его словах была горечь потери. Мы говорили до рассвета, забыв о времени, забыв обо всем, и впервые я не испытывала ужаса при мысли, что с этим человеком проведу всю жизнь. За одну эту боль в глазах, когда он говорил о погибших, я простила ему все!

Когда прозвучала сирена, призывая к утренним упражнениям, мы вздрогнули оба. И оба не хотели расставаться.

— Киен, заберешь меня после занятий? — Нужно было вставать и одеваться, а так не хотелось.

— Нет, Эля, там ты в безопасности, а рисковать тобой я не хочу. Впрочем… все может измениться. Удачного дня, моя сладкая.

Из нас двоих Киен был сильнее, он смог отключить связь, а у меня рука не поднималась…

— Эль, — в комнату вбежала Олини, — ты еще в кровати? Вставай, время! Во сколько вчера вернулась?