— Тебя отвезут домой, меня несколько дней не будет.

Он торопливо шел, мне же приходилось почти бежать, и это снова был истинный ведущий. Мы поднялись вверх по винтовой деревянной лестнице, снова оказались в его спальной комнате, и Киен, ни слова не говоря, начал переодеваться в военный мундир. Командующий Шао ушел, не прощаясь, словно меня тут и не было. Едва я поверила в то, что он не вернется, как деревянная дверь распахнулась снова, Киен вошел, протянул мне пластиковый сеор и с усмешкой произнес:

— Я настроил доступ к существующим пунктам контракта, но не к тем, которые вступят в силу после моего подписания. Ознакомься, ради собственного блага! А теперь идем, проводишь.

Встала, взяла сеор, пошла вслед за Киеном, стараясь не перейти на бег. Мы поднялись наверх, на ту самую круглую посадочную площадку, и, нежно поцеловав меня на прощание, Киен уверенно направился к эсше, а вскоре превратился в темную точку на зеленоватом небосклоне — это действительно была не Талара.

Тяжело вздохнув, перевела взгляд на пейзаж внизу и замерла от восторга — темно-зеленые сосны, словно нарисованные, усеивали подножие скал, а чуть дальше, в долине, текли реки среди зеленых холмов, покрытых цветущими садами и ровными квадратиками засеянных полей… Будто снимок с Талары семь тысяч лет назад…

— Даканэ Лирель, — обратился ко мне человек в одежде средневекового слуги, и это слово «даканэ» — госпожа!

— Маноре, — поправила я.

Мужчина, чуть седоватый, с улыбкой отрицательно покачал головой и произнес снова:

— Даканэ Лирель, мне приказано доставить вас домой. Даканэ Киен решил простить вам вашу беспечность.

Это казалось дикостью! Средневековьем, сном, другой реальностью! Медленно мысли вернулись к тому, что произошло в комнате с круглой деревянной ванной, и жар стыда и смущения опалил щеки.

Мы покидали этот удивительный мир с маленькими домиками, примыкавшими к скалам, и лишь сейчас я поняла, что большая часть кимарти была вырублена в скале, а в домиках располагались только комнаты хозяев Талары… у которых были слуги. Хотя нет, это не могут быть слуги. Мы поднялись выше, и купол эсше потерял прозрачность, значит, покидали атмосферу…

С тяжелым вздохом включила сеор. Традиционное супружеское соглашение пробежала глазами, особо не вчитываясь, — и так все понятно. Затем перешла к описанию добрачных отношений.

Киен Шао был идеален во всем, и в каждом пункте словно слышались интонации его спокойного уверенного голоса.

1. Лирель Манире обязуется подчиняться Киену Шао.

Это было стандартное условие, оно стояло в любом договоре на Таларе, где фигурировали отношения подчинения. Обучающие подписывали договор, в котором обязаны были подчиняться знающим и руководителю Академии, те, кто работал, обещали подчиняться прямому начальнику… Мы все обязаны были подчиняться, и это не вызывало волны негодования в душе. Просто так есть, так должно быть.

2. Лирель Манире обязуется сохранять в тайне информацию, полученную от Киена Шао.

Тоже вполне стандартное условие, я бы удивилась, будь это иначе. А вот третий пункт меня заинтересовал:

3. Лирель Манире принимает дополнительное имя Шао вне зависимости от подписания Киеном Шао заключительного соглашения.

Кровь отхлынула от лица, в висках застучало, сердце замерло, а затем забилось с удвоенной скоростью. Бросила взгляд на седого водителя эсше, он приветливо мне улыбнулся. Улыбнулась в ответ, контролируя каждый вдох и выдох. Все, я успокоилась. Еще раз внимательно прочитала третий пункт, и волна ярости охватила все тело, заставив сжаться мышцы, стиснуть зубы… Я могла и ошибаться, и я понимала это, я не законница, но все же… Получается, что если Киен передумает, а у него есть на это право, если погибнет, полюбит другую, если примет иное решение… я все равно останусь Лирель Манире Шао и, следовательно, не буду иметь права вступать в другие стандартные или традиционные супружеские отношения, только государственный брак! Это было подло! Я бы никогда не подписала договор с таким условием, если бы прочла его! Да, у меня не оставалось бы выбора, и подписать пришлось бы, но исключить данный пункт я была вправе! Киен не зря так настаивал на ознакомлении с контрактом — он хотел, чтобы я знала, что выбора у меня уже нет и не будет!

Откинулась в кресле, закрыла глаза и попыталась успокоиться… После того, что произошло между нами, после его нескромных ласк и поцелуев, после того, как он открыл для меня новые ощущения… Зачем?! Это так подло, Киен! Лучше бы ты избил, причинил боль! Это так подло! Так… Судорожный всхлип вырвался из стиснутых до боли губ…

В начале года обучения мы просматривали дела младшей группы — трех обучающихся назначили на отчисление, и их путь лежал… из ведущих во фланговые. Эти трое были замечательными ребятами, просто они… они были непоседами. Веселыми, дружными непоседами, как и большинство в их возрасте. Я не смогла поставить свою подпись под бланком об отчислении, не хотела ломать их жизнь. И тогда инор Осане вызвал меня в кабинет, положил передо мной сеор с бланком и спокойно сказал:

— Или вы подписываете, или покидаете Академию Ранмарн с соответствующей пометкой в личном деле. Решать вам, маноре Манире.

И я подписала… моя подпись стояла двенадцатой, я понимала, что ничего не могу изменить, но… Я прокляла себя и подписала.

— Идеализм, маноре Манире, — с улыбкой произнес глава Академии, глядя в мои полные слез глаза, — никогда ни к чему хорошему не приводит. Я рад, что вы сумели отказаться от своих принципов во имя общего блага.

И сейчас, сидя в дорогом эсше, я чувствовала себя так же мерзко, как и тогда… Знала, что ничего не могу изменить, но что-то внутри рвалось и рыдало, заставляя спазмом сжиматься горло… Тогда, после разговора с инором Осане, я долго плакала в комнате омовений, а затем сделала все, чтобы из моих групп больше никого не отчисляли. Я ночами просиживала над методиками, стараясь не только передать знания, но и сформировать из детей лучших, тех, кого никогда не отчислят! И все равно чувство вины не отпускало никогда… Если бы я не поставила подпись, была бы назначена комиссия, и, возможно, у детей появился бы шанс… Пусть призрачный, пусть один из сотни, но шанс…

«Лирель Манире принимает дополнительное имя Шао вне зависимости от подписания Киеном Шао заключительного соглашения».

Я перечитала этот пункт снова и грустно улыбнулась. Древние учили, что все возвращается, значит, это мое наказание за троих маленьких мальчиков, которым я побоялась помочь. Это мой урок, который предстоит пройти. Теперь и у меня нет выбора и даже шанса что-то изменить. Пусть так, ведь наказание должно быть полным!

Четвертый пункт: «Лирель Манире обязуется прилюдно оказывать знаки внимания и расположения Киену Шао».

Вспомнились его слова в Академии: «Не здесь и не сейчас, и когда вы… маноре Манире, не будете позволять себе подобный тон!»

Вот теперь я понимаю, к чему четвертый пункт — отныне мне запрещено повышать голос, вести себя грубо и высказывать мнение, обратное мнению Киена Шао!

И знакомый пятый пункт: «Киен Шао имеет право настоять на добрачных супружеских отношениях!»

Уже настоял, выполнил и перевыполнил! Злость охватила, поднялась удушливой, затмевающей сознание волной. Глубокий вдох, и снова разум продиктовал свое — выбора нет!

И уже отрешенно я прочла остальное, сделав вывод, что отныне мне запрещено общаться с друзьями, покидать родительское кимарти без Киена Шао, вступать в отношения с другими мужчинами, позволять прикасаться к себе и даже… носить грим в Академии. Впрочем, это был девятый пункт, и его Киен разрешил нарушать…

Жизнь каждого таларийца расписана по часам. Мы просыпались по общему сигналу, спешили на утреннюю зарядку, затем на работу и обучение, после возвращались в кимарти, но даже там… подчинялись правилам. Никаких праздников после заката, никаких прогулок с наступлением тьмы, если только вы не состоите в супружеском соглашении. Мы имели свободным лишь один выходной, а второй день отдыха был посвящен подготовке к предстоящим рабочим оборотам Талары. Мы являлись рабами, которые шагали по белым дорожкам, чтобы нас проще было контролировать! И как же я раньше этого не замечала?!