Порфирий Порфирьевич Гаврутто родился в 1913 году в городе Риге, в семье рабочего.

Детство и юность провел в городе Орле. Окончил школу фабрично-заводского обучения. Работал слесарем в паровозном депо станции Люблино и на Люблинском литейно-механическом заводе.

С 1935 года П. Гаврутто — в рядах Особой Краснознаменной Дальневосточной Армии, работал в армейской печати. Во время Великой Отечественной войны П. Гаврутто командовал ротой парашютистов-разведчиков. Был ранен.

Показу боевых действий советских парашютистов-десантников и посвящена книга «На берегу Днепра».

После войны П. Гаврутто поступил и в 1951 году окончил Литературный институт имени А. М. Горького при Союзе советских писателей СССР.

П. Гаврутто — член КПСС. Имеет правительственные награды.

Вечер наступил незаметно: хмурое небо еще больше потемнело, спустились сумерки, и по аэродрому, шелестя пожухлой травою, закружил холодный ветер. Он ворвался сюда со стороны дальнего чернолесья, бросив к ногам майора Черноусова пожелтевший лист клена.

— Вот и опять осень, — прошептал офицер и, словно только теперь заметив настороженные взгляды солдат, подойдя ближе к строю, спросил:

— Все здоровы?

Солдаты молчали.

— Если кто себя плохо чувствует, пусть скажет. Освобожу от полета.

Снова молчание.

Одет Черноусов по-походному: на нем новенький защитного цвета комбинезон, перехваченный в талии широким ремнем. На ремне кобура с пистолетом, финский нож, ручные гранаты, на груди большой полевой бинокль.

— Так, значит, больных нет?

— Нет!.. Здоровы пока! — один за другим вразброд ответили солдаты.

— Тогда… — майор бегло осмотрелся по сторонам, подошел еще ближе к солдатам. — Тогда слушайте обстановку. Командование возложило на нас ответственную и почетную задачу: нам приказано выброситься в тылу противника, в лесу, в восьми километрах от села Тулинцы, затем двигаться к Яблоновскому лесу, с тем чтобы захватить плацдарм на правом берегу Днепра…

И комбат рассказал солдатам, что предстоящая операция связана с готовящейся массовой переправой через Днепр войск Второго Украинского фронта.

Майор умолк, еще раз оглядел нахмурившееся небо и тихо приказал:

— Старшие по самолетам, ведите людей на посадку.

Строй поломался. Офицеры и солдаты засуетились, загремело оружие. Через минуту уже грузились в самолеты.

Подошел коренастый бритоголовый командир бригады полковник Захарчук.

— Побыстрее, товарищи, поторапливайтесь, — громко сказал он солдатам.

Услышав голос комбрига, Черноусов оглянулся, подошел к нему. Сегодня полковник был непривычно сух, сдержан и озабочен. Все же он нашел время, чтобы окинуть майора взглядом своих маленьких, глубоко посаженных проницательных глаз и спросить:

— Твои все погрузились?

— Так точно, товарищ полковник!

— Смотри, майор! Желаю тебе…

Черноусов так и не услышал, чего желал ему полковник, — помешали шумевшие винтами самолеты.

— Спасибо, товарищ полковник, — ответил майор и, немного помолчав, добавил: — Вы с нами?

— Нет! Позднее. С третьим эшелоном. Ну, бывай здоров, майор! — комбриг протянул комбату руку.

— До скорого свидания, товарищ полковник.

Черноусов подошел к самолету, поднялся по приставленной к двери лестнице.

— Вот сюда проходите, товарищ майору, — позвал его ординарец Ванин.

Майор прошел вперед, сел.

Солдаты молчали. Лица их были сосредоточенны. Задумался и Черноусов. «Все ли подготовлено?» Его не покидало ощущение, что он упустил что-то важное и значительное. Последние трое суток он провел в непрерывных хлопотах. Да и немудрено: о многом надо позаботиться командиру десантного батальона перед полетом в тыл врага, о многом подумать, решить десятки сложных вопросов. Именно сложных, потому что в трудных условиях боев в тылу противника даже мелкое, на первый взгляд, упущение грозило превратиться в непоправимую беду.

— А штурман-то у нас женского пола!

Слова эти вывели майора из задумчивости. По голосу он определил, что они принадлежали Кухтину, маленькому рыжеволосому солдату.

— Ну и что? — спросил Кухтина другой солдат — Сидоров. По его тону Черноусов понял, что Сидоров чем-то взволнован.

— Хорошая девушка, симпатичная.

— Понравилась?

— Да я-то что! — вздохнул Кухтин. — С моей внешностью к такой не подступишься. А вот на тебя она посмотрела так, будто рублем одарила. Случаем, не знакомый ты ей?

Дверь кабины летчиков отодвинулась, и майор Черноусов увидел штурмана — русоволосую румяную девушку. В самолете было сумрачно, но по каким-то неуловимым признакам майор решил, что у штурмана синие или голубые глаза. И он припомнил другие женские глаза, далекие и дорогие. Та женщина, о которой подумал майор Черноусов, была ниже, тоньше, волосы у нее были иного цвета — каштановые, но чем-то она была похожа на штурмана. И майор Черноусов досадливо поморщился, вспомнив, что в кармане у него лежит неотправленное письмо, адресованное этой женщине. Вот уже скоро два года, как он пишет ей письма, но не отправляет их.

Девушка-штурман прошла к выходу и закрыла дверь. «Значит, скоро полетим», — решил майор и, услышав позади себя шум, обернулся.

Рослый, широкоплечий Сидоров стоял в проходе, загородив дорогу штурману.

— Аня!

— Алексей!

Они улыбались и долго трясли друг другу руки. Потом прошли к кабине, стали тихо разговаривать.

Солдаты не без интереса посматривали на них. «Знакомые… а может быть, и не просто знакомые, — подумал майор. — Не надо мешать им, пусть поговорят».

Черноусов поднялся со своего места и, чтобы отвлечь внимание солдат, спросил:

— А почему так тихо? Ну-ка, Кухтин, затягивай.

Солдаты одобрительно задвигались.

— Верно! Чего в молчанку играть? Споем, хлопцы! — охотно отозвался Кухтин, искоса поглядывая на стоявшего в стороне Сидорова. Ему не терпелось поскорее разузнать все об этой девушке, которая, как успел заметить Кухтин, была взволнована встречей не меньше Сидорова. Девушка внимательно слушала торопливую речь Сидорова, то улыбаясь, то сердито хмуря брови. Любопытные взгляды солдат, очевидно, смущали ее. Майор почувствовал на себе ее досадливый, упрекающий, быстрый взгляд.

— Ну-ну, Кухтин! — поторопил он солдата.

Начали не дружно, и майору даже показалось, что песня вот-вот оборвется. Но припев солдаты подхватили во весь голос, и песне сразу стало тесно в стенах самолета.

Заработали моторы. Их шум смешался с голосами солдат, и песня оборвалась так же неожиданно, как возникла.

— Ну, прощай, Алеша! — громко сказала девушка-штурман и скрылась в кабине.

Сидоров вернулся на свое место.

Самолет лихорадило — он весь дрожал. Вот он покачнулся, рванулся с места и, немного пробежав по взлетной дорожке, поднялся в воздух. Майор достал компас, посмотрел на его светящуюся стрелку.

Воздушный корабль шел строго на запад.