Закончив, Ира отвернулась от матери, и непонимающего недоумения, написанного у той на лице, и все-таки открыла дверь.

   - Спокойной ночи, мам, - резко проговорила она, прервав вот-вот грозящиеся сорваться у нее с языка возражения. - Я еще все-таки покупаюсь.

   И быстро вышла из спальни, ощущая внутренне раздражение и опустошение, как и обычно после разговора с матерью.

   Но в этот раз к ним примешивалась какая-то отстраненность. Она устала.

   Устала от непонимания и нежелания родных признать очевидное. Утомилась подстраиваться под них и их понимание мира, беспокоясь о последствиях недавнего инфаркта дяди Володи или гипертонических кризов тети Марины. Ей надоело помнить, что мать перенесла три операции на щитовидной железе. Ире просто хотелось, чтобы все они наконец-то открыли глаза и перестали душить их с Игорем.

   И подходя к ванной комнате, Ира вдруг поняла, что может скоро просто не выдержать -- или выплеснет это все на них, послав подальше всю осторожность, или же просто уйдет, и его уведет, не заботясь о мнении тех, кто так долго не интересовался тем, чего же хотят они.

   Только, несмотря на все возмущение, Ира не знала, достанет ли у нее на подобное сил.

   Впрочем, воли Игоря хватит на двоих. Всегда хватало.

   А его терпение уже давно кончилось.

 Заставив себя встряхнуться, она зашла в ванную комнату, расположенную между спальнями ее матери и родителей Игоря, и взяла с сетчатой хромированной полочки красную пластиковую бутылочку. А потом пошла в комнату, которая номинально принадлежала ей, когда Ира приезжала гостить сюда.

Они не строили этот дом -- купили, когда родители и бабушка сказали, что больше не хотят жить в городе. Да и Ира с Игорем не были против приобрести недвижимость в таком поселке. Помимо очевидных преимуществ свежего воздуха и двора, на котором было приятно провести время и зимой, и летом, дом здесь оказался не таким уж и плохим капиталовложением. Потому, выбрав жилье, которое бы всем нравилось -- они лишь слегка его после переделали под свои нужды.

   На первом этаже, помимо гостинной высотой в два этажа, где они сегодня ужинали, располагалась библиотека, холл, кухня и "гостевой" сан-узел.

   На втором же, куда вела угловая лестница -- находилось шесть комнат и две ванные комнаты.

   Три раздельные спальни занимали родители Игоря, ее мать, и бабушка Люба -- соответственно. Отличие этих комнат состояло только в величине площадей, и там уже каждый выбирал себе расположение и виды из окна по душе. На эти три комнаты приходила одна большая ванная комната, с ванной, туалетом и душем, размещенная в углу коридора.

   А вот с другой стороны находилось еще три комнаты.

   Изначально, предыдущими хозяевами, они, вероятно, планировались то ли как гостевое крыло, то ли как рабочее.

   Только одна комната из трех была достаточно большой, чтобы принимать ее за спальню. Остальные две - больше напоминали небольшую гостинную и рабочий кабинет по габаритам.

   Эти комнаты забрали себе Игорь и Ира в пользование, когда приезжали гостить, аргументировав это тем, что на те несколько дней, которые они тут бывают -- пространство комнат им неважно, а кабинет, пусть и общий -- необходим, там они сразу же установили всю технику для работы, поскольку принимать заказы и курировать их исполнения они продолжали и в отпуске, и на выходных.

   Большую комнату, которая больше всего напоминала спальню, Игорь великодушно уступил сестре, а сам занял вторую, маленькую, в которую им едва удалось впихнуть кровать и шкаф, да и то, сделав по специальным размерам.

   На эти три комнаты -- имелась своя отдельная ванная комната. Гораздо меньше той, которую использовали родители. Но Ире она нравилась несравнимо больше. Правда, не интерьером или размером. А тем, что располагалась между ее и Игоря комнатами. И имела внутренние двери из обоих их спален. Разумеется, на дверях установили задвижки. Чтобы, не дай Бог, никто случайно к другому не зашел, застав в неудобном положении.

   Вот только, Ира не знала, понимали ли это их родители, или предпочитали, как обычно, обманываться, игнорируя все -- случайно они с Игорем никогда друг к другу не попадали. Да и не закрывали двери один для другого. Только внешние, чтобы никто не смог к ним зайти без их ведома.

   Иногда это веселило Иру, иногда бесило. Она то смеялась вместе с Игорем над тем, что их поведение напоминает какой-то комедийный адюльтер, то раздражалась, из-за того, что ей не давали возможности свободно быть с человеком, которого она так долго любила.

   Но сейчас Ирина не испытывала ни злости, ни веселья. Только усталость и страх от принятого ими решения. Боязнь ошибиться и пережить все еще раз.

   Хоть и не бьет снаряд два раза в одно и то же место. И не сможет Ира опять заболеть -- как ей объяснили после -- у нее теперь имелся стойкий иммунитет. Как и у трех других женщин, оказавшийся в такой же ситуации и вместе с ней посещавшие реабилитацию у психолога.

   Только тем эти встречи помогли, а Ире -- нет, потому что никому, кроме Игоря она не смогла бы рассказать, что именно заставляет сердце сжиматься от вины и страха.

   Но любимого тогда рядом не было, чтобы выговориться. Зато поблизости оказался Никита, как оказалось, работающий в этом роддоме анестезиологом.

   Он делал ей наркоз перед операцией, и он же долго говорил с ней потом, утешая и поддерживая, уверенный, что беременность Иры являлась результатом романа с женатым человеком.

   Никита сам сделал подобный вывод, когда она сказала, что отец ребенка не может приехать к ней, не уточняя, что Игорь сейчас находится в другой стране, один, как раз потому, что они решили, будто перелеты и климат Китая - могут повредить их малышу. В тот момент она проклинала такое решение.

   А Ник сделал из ее молчания самый простой и наверное, наиболее частый в его практике вывод.

   Наверное, именно из-за того, что он успокаивал и утешал ее -- Ира поддалась слабости и страху, приняв его предложение выйти замуж за бывшего одноклассника, который действительно, и раньше не скрывал, что влюблен в сестру друга.

 Включив воду, она поставила шампунь на край ванны, и через голову сняла платье. Игорь сейчас сидел с родителями внизу, вероятно, выслушивая очередные советы и мнения близких о том, как следует сохранять семью.

   Сама Ира не так давно тоже прошла через это. Причем с ней, в отличии от более везучего кузена, говорили все, включая и его родителей. Ведь они, на самом деле, участвовали в ее воспитании не меньше родной матери, а дядя Вова давно заменил Ире отца. Только их слова ничего не могли поменять, а родные упорно не желали сдаваться.

   Ира слабо усмехнулась уголками губ, и осторожно опустив ногу в воду, пробуя температуру, с довольным вздохом полностью погрузилась в ванну.

   Она могла бы поспорить, что Игорю не промывают мозги угрозами, будто на нем теперь будет стоять едва ли не позорное клеймо. И не запугивают тем, как трудно окажется разыскать мужчину, который обратит внимание на такую, едва ли не "пожилую", пусть умную и красивую, но все же, женщину двадцати девяти лет, которая не сумела сохранить одну семью.

   Нет, Игоря, наверняка пожурят, но потом дядя Вова усмехнется, пошутит, что "мужик -- не спирт, крепость с разводом не теряет", и скривившейся тете Марине останется только обреченно вздохнуть, признав, что она теперь вновь вынуждена волноваться о непристроенности единственного сына.

 Ира почти наяву видела эту сцену перед глазами, пусть по собственной воле отказалась там присутствовать.

   Ее не поймут, если она начнет смеяться над их уговорами спасти его семью, которой, на самом деле, и не существовало никогда.

   У Игоря и Иры всегда была одна, общая семья, даже когда они еще жили с родителями. Невидимая и непризнанная, как какое-то взбунтовавшееся государство, на границы которого закрывают глаза все остальные юридические образования и лица. Даже тогда, когда они сами не понимали, и не признавали этого.