Но этим утром янки не проявляли враждебных намерений. Их пикеты пробовали продвигаться вперед, но послушно останавливались, стоило аванпостам мятежников открыть огонь, так что обе армии спокойно стояли в непосредственной близости друг от друга. Пошел дождь, сперва несильный, но после полудня зарядил не на шутку. Рота Старбака спряталась под деревьями на опушке леса под укрытием из покрытых дерном веток. Солдаты разлеглись под ним и смотрели на серую местность, по которой хлестал ливень.
В обеденное время, когда дождь перешел на моросящий, капрал Ваггонер попросил у Хинтона разрешения провести молитвенное собрание. После завершения сражения не предоставлялось возможности провести службу, а многие из легионеров хотели вознести благодарственные молитвы. Хинтон охотно дал свое согласие, и более пятидесяти солдат собрались возле побитых снарядами кедров.
Вскоре к ним присоединились и другие солдаты бригады, и к тому моменту когда дождь утих, под деревьями собралась почти сотня человек, слушая, как капрал Ваггонер читал Книгу Иова. Брат-близнец Ваггонера погиб в сражении у подступов к Ричмонду, и после его смерти Питер Ваггонер всё больше становился убежденным фаталистом.
Старбак не был уверен, что мрачная набожность Ваггонера пойдет на пользу Легиону, но многим из солдат нравилось слушать импровизированные молитвенные службы и библейские чтения капрала. Старбак не присоединился к их кругу, но отдыхал неподалеку, поглядывая на север, где между дальними лесами виднелась оборонительная линия янки - свежевырытые земляные укрепления, прерываемые поспешно установленными артиллерийскими батареями. Знакомые слова молитвы, хоть Старбак и признавал это с неохотой, действовали на него успокаивающе.
Эта идиллия была нарушена богохульственным возгласом сержанта Траслоу.
- Хрень Господня! - выругался сержант.
- В чем дело? - встрепенулся Старбак. Он было задремал, но теперь проснулся и вдруг увидел причину брани Траслоу. - О Господи, - произнес он и сплюнул.
Потому что полковник Свинерд не был мертв. Вообще-то, похоже, он даже не был ранен. На лице у него расцвел синяк, прикрытый широкополой шляпой, которую он, вероятно, подобрал среди брошенного на поле битвы хлама, и теперь полковник шагал сквозь строй бригады со свойственным ему волчьим оскалом.
- Он пьян, - сказал Траслоу. - Нам следовало вчера пристрелить засранца.
Голос Питера Ваггонера дрогнул, когда полковник подошел к импровизированному молитвенному собранию. Свинерд остановился у кружка присутствующих и безмолвно принялся разглядывать людей с раскрытыми библиями и непокрытыми головами, всех пугал его зловещий взгляд. Полковник всегда поднимал на смех эту посконную набожность, хотя до сих пор держал свое презрение на коротком поводке. Его зловещий вид убил молитвенное настроение, воцарилась мертвенная тишина. Ваггонер сделал пару храбрых попыток продолжить чтение, но затем умолк.
- Продолжай, - прохрипел Свинерд.
Вместо этого Питер захлопнул библию. Сержант Филлипс из постоянно уменьшавшегося арканзасского батальона майора Хаксалла встал, чтобы предотвратить неприятности.
- Может быть, хотите присоединиться к нашей молитве, полковник? - нервно предложил сержант.
Щека Свинерда подергивалась, пока он раздумывал над ответом. Сержант Филлипс беспокойно облизывал губы, а остальные закрыли глаза в безмолвной молитве. А потом, к удивлению всех присутствующих, полковник Свинерд снял шляпу и кивнул Филлипсу.
- С удовольствием, сержант, в самом деле.
Согласие полковника так удивило сержанта, что он не смог вымолвить ни слова. По рядам молящихся прошел шумок, но своего удивления вслух никто не высказал. Свинерд, на его лице теперь ясно выделялся синяк, был смущен внезапной тишиной.
- То есть, если вы примете меня, - добавил он неестественно робким тоном.
- Мы приветствуем любого, - сумел выговорить сержант Филлипс. Пара офицеров из кружка пробормотала свое согласие, но никто из них не обрадовался появлению Свинерда. Все в группе молящихся были убеждены, что полковник затеял тонкую игру, чтобы посмеяться над ними, но не могли понять суть этой игры и не знали, как ее остановить, поэтому неохотно поприветствовали его.
- Может, позволите мне произнести пару слов? - предложил Свинерд Филлипсу, судя по всему принявшему на себя бразды правления молитвенным собранием. Филлипс кивнул, и полковник, нервно теребя шляпу, окинул взглядом перепуганное собрание. Полковник попытался заговорить, но слова замерли у него на устах. Он откашлялся, сделал глубокий вздох и предпринял очередную попытку заговорить. - Я видел свет, - сказал он.
Очередная волна ропота пробежала по рядам сидящих.
- Аминь, - отозвался Филлипс.
Свинерд мял шляпу в дрожащих руках.
- Я был великим грешником, сержант, - продолжил он и умолк. Он по-прежнему улыбался ненавистной всем улыбкой, но сидящие ближе к Свинерду солдаты могли заметить, что в его улыбке было больше смущения, нежели сарказма. Они увидели и выступившие на глазах полковника слезы.
- Пьян, как шлюшка на Четвертого июля, - с удивлением заметил Траслоу.
- Не уверен, - ответил Старбак. - Думаю, он трезв.
- Значит, утратил последние остатки разума, - высказался Траслоу.
Сержант Филлипс был более великодушен:
- Мы все были грешниками, полковник, - заявил сержант, - и лишены славы Божьей.
- Я был грешником пострашнее других, - Свинерд, по-видимому, вознамерился публично покаяться в грехах и заявить о вновь обретенной вере. Он смахивал слезы и так исступленно мял шляпу, что она выпала у него из рук. Он не поднял ее. - Моя дорогая матушка растила меня в христианской вере, - продолжил он, - и в дни своей молодости я принял в сердце Христа на молитвенном собрании, но с того времени превратился в грешника. Великого грешника.
- Мы все грешили, - успокоил его сержант Филлипс.
- Но вчера, - добавил Свинерд, - я опомнился. Меня едва не убили, я почувствовал над собой шелест крыльев ангела смерти, вдыхал зловонное дыхание бездонной пропасти, чувствовал жар ее пламени и знал, лежа там, на поле, что заслужил столь ужасную кару, - он остановился, едва справляясь с тяжелыми воспоминаниями. - Но затем Он, славься имя его, вернул меня из бездны к свету.
Среди сидевших раздался стройный хор возгласов "Аминь" и "Аллилуйя". Все они были истинными христианами, поэтому, хотя и ненавидели этого человека лютой ненавистью, наиболее добросердечные из них молились о спасении его души, и теперь, когда их молитвам внял Господь, благодарили его за проявление милости к грешнику.
По щекам Свинерда текли слезы.
- Я также знаю, что в прошлом был нечестен по отношению ко многим из здесь собравшихся. Всем этим людям я приношу свои извинения и прошу у них прощения.
Извинение быль столь искренним, что собравшиеся с той же прямодушностью его приняли. Затем Свинерд огляделся в поисках Старбака среди шалашей.
- Но одному человеку я должен принести еще большие извинения, - заявил полковник.
- Вот чёрт, - выругался Старбак и нырнул в тень своего укрытия.
- Засранец умом тронулся, - сказал Траслоу. - Скоро у него пена изо рта пойдет и под себя ходить станет. Нам нужно отвести его куда подальше и избавить от страданий.
- Нам следовало пристрелить его, когда была такая возможность, - согласился Старбак и умолк, потому что Свинерд уже покинул кружок и шагал к шалашу Ната.
- Капитан Старбак? - обратился к нему Свинерд.
Старбак взглянул в лицо своему врагу.
- Слушаю вас, полковник, - бесстрастно ответил Старбак. Он заметил, что полковник попытался привести свою внешность в порядок. Его борода была отмыта, волосы расчесаны, а мундир вычищен. Его щека всё еще нервно подергивалась, руки дрожали, но было видно, что полковник прилагает огромные усилия, чтобы держаться твердо и спокойно.
- Могу я переговорить с вами, Старбак, - попросил Свинерд, через секунду добавив: - Пожалуйста.
- Вы пьяны? - резко спросил Старбак. Свинерд обнажил в улыбке свои гнилые желтые зубы. - Пьян лишь от милости Божьей, Старбак, только от его божественной милости. И с его помощью я никогда больше не притронусь к спиртным напиткам.