Траслоу сплюнул, демонстрируя, что ни слову не верит. Свинерд не обратил внимания на это оскорбление, протянув руку в знак того, что желает пройтись со Старбаком.

Старбак неохотно вылез из своего шалаша, вскинул на плечо винтовку и последовал за полковником. На Старбаке были новые ботинки, снятые им с мертвого пенсильванца. Обувь была новой и тесной, но Старбак считал, что через пару дней они разносятся. Хотя теперь, смущенно шагая рядом со Свинердом, он почувствовал, что натер ноги.

Новости об обращении полковника разнеслись по всей бригаде, и солдаты гурьбой повалили к линии пикетов, чтобы своими глазами в этом убедиться. Некоторые, по-видимому, приписывали религиозное обращение полковника очередной пьяной выходке и довольно ухмылялись при виде пьяного идиота, но Свинерд казался глух к вызванному его появлением вниманию.

- Вы знаете, почему вчера я послал вашу роту вперед? - спросил он Старбака.

- Урия Хеттеянин, - коротко ответил Старбак. Свинерд на мгновение задумался, но затем, видимо, из его смутных воспоминаний детства всплыла притча о Давиде и Вирсавии.

- Да,- согласился он. - Я собирался подставить вас под пулю. Мне действительно жаль.

Старбак гадал, как долго продлится показная искренность Свинерда, и полагал, что лишь до той поры, когда жажда полковника одолеет его набожность, но оставил свой скептицизм при себе.

- Смею предположить, что вы следовали чужим приказам, - сказал он вместо этого.

- Всё равно это остается грешным деянием, - искренне заявил Свинерд, таким образом недвусмысленно подтвердив, что приказ подставить роту Старбака исходил от Вашингтона Фалконера, - и я прошу у вас прощения, - Свинерд закончил свое признание, протянув руку.

Терзаемый сомнениями Старбак всё же пожал протянутую руку.

- Не будем больше затрагивать этот вопрос, полковник, - сказал он.

- Вы хороший солдат, Старбак, отличный солдат, а я не облегчал вам жизнь. Ничью жизнь, если быть честным, - угрюмо признался Свинерд. Полковник всхлипывал, когда делал свое нерешительное признание в кружке молитвенного собрания, но теперь, казалось, пришел еще в более удрученное состояние. Он отвернулся и принялся смотреть на север, где в далеких полях можно было разглядеть группы янки за ближайшей лесополосой. В этот день ни один человек с обеих сторон не проявлял воинственности, даже снайперы, любившие убивать с дальнего расстояния, и те зачехлили стволы. - У вас есть библия? - внезапно спросил Старбака полковник.

- Конечно же, есть, - Старбак нащупал в нагрудном кармане небольшую библию, которую прислал ему брат. Джеймс надеялся, что библия приведет Старбака к раскаянию, подобному тому, что теперь меняло Свинерда, но Старбак хранил библию скорее по привычке, чем по необходимости. - Хотите? - спросил он, протягивая книгу полковнику.

- Я подыщу себе другую, - отказался Свинерд. - Я просто хотел убедиться, что у вас есть библия, потому что уверен, она вам понадобится, - Свинерд улыбнулся, заметив подозрительное выражение лица Старбака. Полковник несомненно желал, чтобы его улыбка выглядела дружелюбной, но это гнусная ухмылка только пробудила свойственную Старбаку подозрительность. - Хотел бы я выразить словами, что произошло со мной вчера вечером и нынче утром, - признался он Старбаку.

- Ощущение было такое, словно меня поразила молния. Но я не чувствовал боли. Не чувствую ее и сейчас, - он коснулся лилового синяка у правого виска. - Помню, как лежал на земле и слышал голоса. Не мог пошевелиться, не мог и слова вымолвить. Голоса обсуждали мою смерть, и я понял, что для меня настал момент Страшного суда, я ощутил страх, жуткий страх, что буду приговорен к аду. Мне хотелось рыдать, Старбак, и в своем страхе я призвал Господа. Я вспомнил, чему учила меня матушка, все уроки моего детства, и воззвал к Господу. И он услышал меня.

Старбаку довелось слышать признания слишком многих раскаявшихся грешников, чтобы быть тронутым или поверить в душевный перелом полковника. Несомненно, Свинерд перенес шок, и, вероятно, намеревается коренным образом изменить свою жизнь, но Старбак в равной мере был убежден и в том, что все перемены Свинерда растворятся в винных парах еще до заката солнца.

- Желаю вам всего наилучшего, - скептически пробормотал он.

- Нет-нет, вы не понимаете, - заговорил полковник со свойственной ему прежней грубостью, своей изувеченной левой рукой схватив Старбака за локоть, не давая юноше уйти. - Когда я очнулся, Старбак, то обнаружил свою саблю, вонзенную в землю рядом с моей головой, и на нее было насажено послание. Вот это послание, - полковник вытащил из кармана порванные и смятые листки, всунув их в руку Старбаку.

Старбак разгладил листки, увидев название трактата, "Освобождение угнетенных", и что он был отпечатан в Бостоне, на Энн-стрит. На обложка был изображен полуголый негр, рвавшийся из сломанных оков к кресту, озаренному божественным сиянием. Сброшенные оковы были прикреплены к гирям с названиями "Рабство" , "Заблуждение", "Безнравственность", а под гирями написано имя автора памфлета - преподобного доктора Элияла Старбака.

Старбак почувствовал обычный порыв неприязни к любым упоминаниям о существовании отца и вернул трактат полковнику.

- Так в чем же состояло адресованное вам послание? - недовольно поинтересовался он. - Что рабство - это грех пред Господом? Может, следует вернуть негров в Африку? Вы это намереваетесь сделать со своими рабами? Освободить их?

Никто другой не заслуживал свободы в той же степени, как эти два раба, подумал Старбак.

Свинерд покачал головой в знак того, что Старбак всё еще его не понимает.

- Я и не знаю, что думать о рабстве. Боже милостивый, Старбак, в моей жизни предстоит еще столько изменить, неужели вы не понимаете? Рабство тоже, но не по этой причине Господь оставил сей трактат рядом со мной прошлой ночью. Вы не понимаете? Он оставил его там, чтобы дать мне задание!

- Нет, - ответил Старбак, - я не понимаю.

- Мой дорогой Старбак, - с готовностью продолжил Свинерд. - Меня вернули со стези порока в самое последнее мгновение. В самый последний момент, когда уже стоял на краю адского пламени, я был спасен. Дорога в ад, ужасное путешествие, Старбак, хотя и доставляет удовольствие в самом начале. Теперь вы понимаете, что я пытаюсь вам сказать?

- Нет, - ответил Старбак, опасаясь, что понял, что именно имел в виду полковник.

- Полагаю, вы понимаете, - пылко заявил Свинерд. - Потому что я считаю, что вы находитесь у самых истоков этой дороги вниз по наклонной плоскости. Смотря на вас Старбак, я вижу самого себя тридцатилетней давности, вот почему Господь послал мне памфлет с вашим именем на нем. Это знак свыше, призывающий меня спасти вас от греха и вечных мук. И я собираюсь претворить это в жизнь. Вместо того, чтобы убивать вас, как приказал мне Фалконер, я дам вам вечную жизнь.

Старбак сделал паузу, закурив сигару, взятую им у седого пенсильванского офицера, который так отчаянно пытался защитить свои знамена. Вздохнув, он выпустил дым мимо помятого лица Свинерда.

- Знаете что, полковник? Грешником вы мне нравились больше.

Свинерд поморщился.

- Сколько времени мы знакомы?

Старбак пожал плечами.

- Полгода.

- За все это время, капитан Старбак, вы хоть назвали меня "сэр"?

Старбак взглянул полковнику в глаза.

- Нет, и теперь не собираюсь.

Свинерд улыбнулся.

- Вам придется, Старбак, придется. Мы станем друзьями, мы с вами, и я наставлю вас на путь истинный.

Старбак выпустил в дождливый ветер очередное облачко дыма.

- Я никогда не мог понять, полковник, почему каждый ублюдок, всю свою жизнь прозябавший в грехе, в тот момент, когда до ужаса перепугается, делает полный поворот и пытается помешать другим наслаждаться жизнью.

- Вы хотите сказать, что нет никакой отрады на пути добродетели?

- Я хочу сказать, что мне пора вернуться к своей роте, - ответил Старбак. - Еще увидимся, полковник, - он нарочито дерзко коснулся своей шляпы и отправился обратно к солдатам.