— Он испугается и спрячется.

— А господин де Лафайет?…

— Он надутый пузырь, в данное время решается — быть ли ему орудием или жертвой. В полдень все будет решено.

— Вы бы могли оказывать великую услугу нашим правителям, если бы Вы этого хотели.

— А что, если я этого не могу?

— Как?

— Да, не могу. Насколько я понимаю, меня не слушают. Час отдыха прошел, решения Провидения должны быть исполнены.

— Чего же они хотят?

— Полного уничтожения Бурбонов. Их изгонят ото всюду, где они царствуют, и меньше, чем за столетие они станут вновь простыми гражданами, в различных отраслях.

— Что станет с Францией?

— Королевство, республика, империя, государство смешанное, замученное, взволнованное, разорванное. Франция перейдет от хитрых тиранов к бездарным карьеристам. Ее будут делить, резать, рвать на куски. Я не играю словами — скоро повторится то, что было при падении Рима. Гордость будет торжествовать, из гордости же отменят знаки отличия, не из благих побуждений — нет, из тщеславия. Из тщеславия же их восстановят. Как дети играют в куклы и в войну, французы будут играть в титулы, в должности, в ордена. Все, вплоть до фурнитуры Национальной гвардии, станет им побрякушкой. Люди с непомерным аппетитом съедят все кредиты. Сегодня делают революции из-за пятидесятимиллионного дефицита, а при диктатуре филантропов, горе-ораторов, долг государства составит несколько миллиардов.

— Вы страшный пророк. Когда увижу я Вас вновь?

— Вы меня увидите еще пять раз, дай бог шестого не будет.

Признаюсь, у меня не было желания продолжать такой торжественный, мрачный, пугающий разговор. Присутствие графа Сен-Жермена давило мне на сердце тяжким грузом, как страшный сон. Как мы меняемся с возрастом, с каким безразличием, иной раз с каким отвращением мы видим тех, кто раньше нам нравился. В тот момент я находилась в таком положении, к тому же меня беспокоила опасность, в которой королева находилась. Я не стала настаивать — может быть, если его упрашивать, граф пришел бы к королеве. После небольшого молчания, граф добавил:

— Я Вас больше не задерживаю, город уже неспокоен. Как Аталия⁶⁹⁷, я просто хотел посмотреть. Сейчас я сяду в дилижанс и отправляюсь в Швецию. Там готовится тяжкое преступление, которое я постараюсь предотвратить: меня интересует Его Величество Густав III, он стоит больше, чем молва говорит.

— И он находится под угрозой?

— Да. Нельзя больше говорить "счастливый, как король" н особенно нет — "как королева"⁶⁹⁸.

— Прощайте же, граф. Право, я бы предпочла ничего не знать.

— Такова судьба тех, кто открывает людям правду: шарлатанов приветствуют, а тем, то говорит то, что будет, выражают лишь презрение. Прощайте, мадам, и до свидания.

Он ушел, и я осталась, погруженная в глубокие думы, в нерешительности — должна ли я рассказать королеве об этой встрече? Я решила подождать до конца недели, и если она будет богата печалями — промолчать. Наконец я встала, спросила у Лароша, увидел ли он графа Сен-Жермена, когда тот прошел.

— Какой граф? Министр?⁶⁹⁹

— Нет, этот уже давно умер. Другой.

— А, тот хитрый фокусник! Нет, не видел. Что ли Ваше сиятельство с ним встретилось?

— Он только что вышел, он прошел мимо Вас.

— Наверное, я отвлекся, я его не заметил.

— Быть такого не может, Вы меня разыгрываете.

— Чем хуже становятся времена, тем больше я испытываю к вам уважения!

— Как можно, неужели он не проходил эту дверь?

— Я этого сказать не могу, просто я его не заметил.

— Наверное, он сделался невидимым, ничего я не понимаю"⁷⁰⁰.

Для того чтобы придать своему "творению" больший размах, Ламот-Лангон утверждал, что он нашел прикрепленную к "оригиналу" своей рукописи записку, написанную рукой самой госпожи д’Адемар, датированную 12 мая 1821 г., с указанием времени пяти остальных встреч с "невидимкой": "Я виделась с графом Сен-Жерменом, каждый раз к моему великому изумлению, в день убийства королевы⁷⁰¹, незадолго до 18 брюмер⁷⁰², на следующий день после смерти графа Энгиенского⁷⁰³, в январе 1815 г.⁷⁰⁴, и накануне смерти графа де Бэрри⁷⁰⁵. Бог решит о времени следующего визита"⁷⁰⁶. Ламот-Лангон попытался укрепить гипотезу о долгожительстве графа, рассказав о разговоре между госпожой д’Адемар и графом де Шалоном, в Париже. "Вернувшись из своего посольства в Венеции, в 1788 г., последний сказал мне, что встретился с графом Сен-Жерменом на площади Сан-Марко, накануне своего отъезда отсюда в Португалию"⁷⁰⁷. Граф де Шалон действительно был представителем Франции в Венеции начиная с 1786 г.⁷⁰⁸. Однако он уехал из Италии в начале 1789 г. и был заменен маркизом де Бомбелль, которого де Шалон сменил в Лиссабоне⁷⁰⁹.

Без всякой связи с гипотезой Ламот-Лангона немецкий ученый-библиограф и биограф Е.М. Эттингер издал следующий удивительный рассказ: "В 1835 г. я находился в Париже. Было воскресенье, и по обыкновению я сходил в салон Жюля Жанэна, на улице де Турнон, дом 8⁷¹⁰. Было около восьми вечера, я находился в бильярдной, когда зашел человек, внешне ничем особо не выдающийся.

— Кто же это? — спросил я у подруги Жанэна.

— Человек, о котором Вы наверняка слышали, настоящее явление — во всех смыслах этого слова.

— Я сгораю от любопытства…

— Этот человек — знаменитый граф Сен-Жермен.

Я так испугался, что выронил бильярдный кий.

— Мне же говорили, что граф умер в Шлезвиге около 1780 г.

— Должно быть — ошибка. Этот человек вообще не умирает.

— Кто это говорит?

— Он сам.

— И вы в это верите?

— Я верю всему и ни во что"⁷¹¹.

В 1846 г. венский писатель Франц Грэффер опубликовал странный рассказ о встрече своего брата Рудольфа с графом Сен-Жерменом в Вене между 1788-м и 1790 г. Самое странное — это то, что Грэффер ждал больше 50 лет для того, чтобы поведал" об этой встрече. "Однажды прошел слух, что граф Сен-Жермен, самый таинственный и непонятный человек, находится в Вене.

Среди всех, кто был с ним знаком, прошел как будто удар током. Наш кружок адептов в трансе — Сен-Жермен в Вене! Как только Р. Грэффер оправился, он поспешно отправился в Хиниберг. где, в деревенском доме, хранил свои документы. Среди них находится рекомендательное письмо для Сен-Жермена от гениального авантюриста Казановы, с которым ему довелось встретиться в Амстердаме⁷¹². Затем Грэффер поспешно же возвратился в контору. Тут его информируют о том, что час назад приходил к нему человек, внешний вид которого всех удивил. Он был ни высоким, ни низким, очень пропорционально сложенным, и носил на себе печать бесспорного благородства… Сказал он по-французски, как будто для себя и не заботясь о присутствующих: "Я проживаю в Федальхофе, в комнате, которую занимал Лейбниц в 1713 г.". Ушел он раньше, чем кто-либо успел слово сказать. С тех пор мы, как видите, как будто окаменели…"

Пять минут спустя они были в Федальхофе, но комната Лейбница была пуста. Никто не знал, когда "американский джентльмен"⁷¹³ вернется. Не было следов багажа, кроме небольшого металлического сундука. Время близилось к ужину. В голове Грэффера сидела мысль о том, что нужно сходить к барону Линдену. Встретившись в "Энте", они вместе отправились на Ландштрассе⁷¹⁴, куда их торопило смутное предчувствие.

"Лаборатория была открыта, и они вскрикнули одновременно: Сен-Жермен сидел за столом, мирно читал большую книгу Парацельса. Они стояли на пороге и молчали. Таинственный гость медленно закрыл книгу и также медленно встал. Те прекрасно знали, что именно "чудесный человек" им явился. Описание служащих конторы лишь отдаленно напоминало действительность. Как будто величественная аура окружала его целиком. От него исходило и держалось в воздухе царственное достоинство. Оба мужчины стояли в молчании. Граф пошел им навстречу, и они зашли. Затем простыми словами, без формальностей, удивительно гармоничным и звучащим в глубине души тенором, он сказал Грэфферу по-французски: "У Вас для меня рекомендательное письмо от господина де Сейнгалта"⁷¹⁵. В этом нет нужды. Этот господин — барон Линден. Я знал, что вы оба будете здесь сейчас. У вас есть второе письмо для меня из Брюля. Но художника спасти нельзя — легкое задето. Он умрет 8 июля 1805 г.⁷¹⁶. Человек, который сейчас лишь ребенок и которого зовут Буонапарте, будет тому косвенно виной. А теперь, господа (я знаю, к чему вы стремитесь), чем могу быть полезным? Говорите".