Завистливо поглядывали на Ивана его товарищи Саша Красилов и Леонтий Черемнов.

Хоть Иван и родился в 1913 году в крестьянской семье на хуторе Знамёновка Новомосковского района Днепропетровской области Украины, но после получения начального образования и окончания курсов каменщиков в городе Харькове, покинул родные края, уехав на строительство Кузнецкого металлургического комбината. Из Сталинска (Новокузнецка) и был мобилизован в Красную Армию.

С ним были призваны и два неразлучных друга с детства Саша и Лева, родившиеся в крестьянских семьях в селе Старая Тараба Кытмановского района Алтайского края. Вместе работали в колхозе, а когда началось сооружение Новокузнецкого металлургического комбината, вместе с семьями уехали на его строительство. Вначале жили в землянках, а потом по соседству поставили свои домишки в Куйбышевском районе на улице Вольный Юпитер. Жены их, Прасковья Николаевна Красилова и Таисия Гермогеновна Черемнова, умели чутким сердцем скреплять эту дружбу. Сообща делили радости и горести, воспитывали детей и, если требовалось, делились последней копейкой и куском хлеба. Война сурово оборвала их мирную жизнь. В августе 1941 года Сашу и Леву призвали в армию. Их зачислили в одну роту и даже в одно отделение. Они ели из одного котелка, спали рядом в холодном окопе, согревая своим теплом друг друга. Жены после ухода мужей на фронт стали жить еще дружнее. Вместе переживали разлуку с мужьями, ждали весточек от любимых, читали друг другу их письма. А там всегда упоминалось и о своем товарище - земляке.

Случилось так, что командиром отделения, где служили друзья, стал житель Новокузнецка Иван Герасименко. Его жена Серафима иногда заходила к Красиловой и Черемновой и они рассказывали друг другу, о чем писали им мужья. В семье Красиловых было пятеро детей и ждали шестого, в семье Черемновых было трое детей, у Герасименко - один сын.

Вот так и служили земляки и ничего не скрывали друг от друга. Поэтому оглядев притихших товарищей, Иван стал вслух читать весточку из дома:

"Я работаю на заводе, поступила чернорабочей, но работала всего шесть дней, потом начальник цеха перевёл меня на станок. Ваня, я работаю на эвакуированном московском заводе, так что когда наши мужья снимут голову Гитлеру, мы поедем с тобой в Москву, и будем жить в своей столице.

Когда мы встретимся, милый? Жду тебя. Только что уложила Вовку спать, он драчливый - весь в тебя. Напиши только, что ты жив, и мне больше ничего не надо. Мы очень с сыном рады, когда получаем известия, что наш папуля жив. Может быть, будет та минута, когда ты и я будем держать нашего родного сына в объятиях и любоваться жизнью. Мне всего двадцать лет, и ты ещё молод - своё возьмём..."

Когда Герасименко зачитал своим товарищам в землянке полностью все письмо , воцарилась тишина, и что было на душе у сержанта - этого не расскажешь и не опишешь.

И он её сам нарушил:

- Эх, и жизнь будет, когда уложим проклятых фашистов. Мне, может, не придется её видеть, но Вовка мой не будет знать что такое фашисты, разве что по книгам. Какой он сейчас, сын?..

А потом продолжил:

- Сейчас бы сказали: "Иди домой" - не пошёл бы, раненый и то не пойду. Пока не очистим от них землю, всё равно нет жизни...

Саша Красилов поддержал его:

- Правильно, командир. Нечего нам сейчас дома делать. Скоро у меня должен родиться сын и он не будет видеть ужасов войны, я голову ради этого готов положить.

Лева Черемнов:

- Ну ты, Сань, не спеши помирать, нам еще много надо немцев поубивать. Я что ли за тебя буду эту работу делать? Э-э, нет, так не пойдет.

Тут к ним в дом вбежал запыхавшийся красноармеец Степан Дубина, вечный дежурный у взводного и санитар по совместительству, и с ходу сообщил, что сержанта Герасименко вызывает к себе командир взвода. Командир взвода младший лейтенант Поленский не стал крутить хороводы, а сразу же сообщил о задании, который ему выдал командир батальона капитан Герасев, о необходимости провести рекогносцировку левого берега реки Волхов в районе железнодорожного моста, идущего от станции Кириши.

- Иван, результаты ждут на самом верху, лично командир дивизии полковник Андреев поставил задачу. Видимо что-то серьезное скоро намечается. Скорее всего, наступление. Ты уж не подведи. Выяви расположение всех опорных точек и дзотов. И языка возьми, обязательно. Ну не хочется проводить разведку боем, столько бойцов положим. Но вот если не справишься, придется это сделать, приказ есть приказ. Лысенко и Селявина со своими отделениями тоже аналогичное задание получат, чуть в стороне от твоего района.

- Понял, товарищ младший лейтенант. Сделаем. Не в первой.

Тут вмешался в разговор стоявший все время рядом Дубина.

- Товарищ младший лейтенант. Разрешите обратиться.

- Ну чего тебе?

- Разрешите мне тоже с товарищем сержантом в разведку пойти?

- Так ты же, Дубина, в разведку ни разу не ходил?

- Я справлюсь, товарищ младший лейтенант. Все ходили из взвода, один я только не ходил. Ну, пожалуйста, товарищ лейтенант, мне стыдно в глаза товарищам смотреть, будто я ущербный какой-то. Разрешите! Я Вас не подведу!

- Ну ты не у меня должен разрешение спрашивать, вообще-то. Ну что, сержант, возьмешь бойца?

Герасименко молча окинул взглядом с головы до ног красноармейца, подумал, и, вздохнув, выговорил:

- А-а, черт с тобой, возьму. Будешь в арьергарде. Маскхалат то есть?

- Есть, товарищ сержант. Я его уже давно приготовил.

- Небось в медсанбате простыни спёр?

- Ну как можно, товарищ сержант. Все по правилам, ткань у старшины получал, где надо расписался за подотчетное имущество.

- Ладно. Беги давай, собирай снаряжение. Через 15 минут на инструктаж в нашем доме. Бегом!

Через сорок минут, в последний раз наметив маршрут предстоящей развnbsp;едки с наблюдательного пункта, откуда просматривалась неприятельская оборона, покинув траншеи переднего края, разведгруппа медленно поползла к реке Волхов. Вышли в ночь. Это время было выбрано не случайно. Ночь стояла лунная, видимость неплохая, и к утру как раз обследуют всю местность по пути и доберутся до основных опорных пунктов в левобережной части мостового сооружения, конечной цели разведки. На рассвете бдительность немецких часовых притупляется, чем и хотел воспользоваться Герасименко, подойдя к дзотам поближе.

Преодолев реку они поползли дальше по дну небольшой лощины. Разведчики двигались бесшумно, изредка преодолевая жидкие проволочные заграждения с сигналками в виде пустых консервных банок, развешанных на колючей проволоке.

Далее пошли сквозь бурелом стоящих в виде оглоблей стволов деревьев, переплетающихся перекрученными у земли голыми ветвями и выпирающимися из под мерзлой земли корневищами, создавая замысловатые фигуры. Все это представлялось не преодолимым на первый взгляд. Но проходы отыскались.

Так и двигались они, то пешком, где это возможно, то ползком, пока не вышли на широкую поляну, покрытую островками замерзшей древесной растительности.

Тут Герасименко, двигавшийся в авангарде, заметил какое-то движение сугроба справа в метрах пятнадцати от себя и три странных прерывистых сигнала в виде направленных красноватых лучей.

В это время, недалеко от разведчиков-красноармейцев.

- Седой Крюгеру.

- На связи, Седой.

- Тут какие-то лохобаны в количестве четырех тушек ползут практически на тебя.

- Их статус?

- Да похоже тут Красная Армия на тропу войны вышла. Ползут прямо курсом на замаскированный немецкий пулеметный дозор. Только ты сможешь их остановить. Иначе нам всю малину попортят. Сам посмотри на 9 часов, расстояние 60.

- Бинго Седому. Наблюдение подтверждаю.

- Ты прав Крюгер. И взять их по-тихому не получится. Один в авангарде, два в центре, четвертый в значительном отдалении. Шум точно поднимут. Вот принесло же их на нашу голову.

- Бинго Седому. Они вывалились из бурелома. Наши приборы там из-за нагромождения дров далеко не берут.