Даже дети замолчали. Наконец они въехали в Булонский лес и остановились под уже зазеленевшими каштанами.

— Можно мы здесь побегам? — спросила Мэди. — Ну пожалуйста, дядя Анри!

— Вы должны просить разрешения у миссис Лоусон, — ответил он.

— Да, конечно. — Шина хотела открыть дверцу, но виконт опередил ее. Он сам открыл дверцу машины, взял у Шины Педро и поставил его на землю.

— Иди побегай, старина, — распорядился он, а затем, наклонившись, поднял Мэди в воздух и опустил ее рядом с братом. — И ты с ним, малышка.

— Я должна пойти с детьми, — спохватилась Шина. Она попыталась встать, но де Кормель не позволил ей этого сделать.

— Не стоит торопиться. Пускай они сами позаботятся о себе. Рано или поздно им надо привыкать к самостоятельности.

— Но я должна присматривать за ними, — убеждала Шина.

— С ними ничего не случится. Мы не будем упускать их из виду. Я хочу поговорить с вами.

— О чем?

— О многом. Я хочу спросить вас, что вы думаете обо всех нас? Нам так много нужно обсудить. — Говоря это, виконт смотрел на губы Шины, на покрывающиеся краской щеки. Она застенчиво отвела взгляд. — Конечно, вы не хотите об этом говорить, — продолжал он. — Тогда поговорим о любви.

— О любви! — Шина широко раскрыла глаза.

— Ну конечно. Разве это тема не объединяет наши сердца? Тема, где неизбежно мужчина и женщина вместе.

— Так думают французы. — Шина пыталась говорить спокойно, но ее голос дрожал.

Виконт не слушал; он облокотился на дверь автомобиля так, что его лицо оказалось почти рядом с ее, и спокойно сказал:

— Вы были бы прекрасны, и вы это знаете, если бы как следует следили за собой.

— Что вы имеете в виду? — спросила Шина.

— Думаю, вы понимаете. Вы женщина, и этим все сказано. Вы знаете, как вы выглядели в первый вечер, когда вошли в детскую и увидели меня? Ваши распущенные волосы — мягкие, золотистые, цвета утреннего солнца… Я ожидал увидеть пожилую гувернантку, а увидел девушку, почти ребенка, прекрасную, как ангел.

Шина рассмеялась:

— Вы застали меня врасплох. И составили обо мне неправильное представление.

— Вовсе нет, — ответил виконт. — Я вижу лишь маленькую девочку, разыгрывающую из себя взрослую и искушенную женщину, а на самом деле невинную и неопытную в любви.

Его голос завораживал. Шина шевельнула рукой, и ее обручальное кольцо заблестело на солнце.

— Вы забываете, что я вдова, — строго сказала она. — И знаю жизнь намного лучше, чем вы думаете, а сейчас мне нужно идти к детям. — Она решительно открыла дверцу автомобиля, и, к ее удивлению, де Кормель не остановил ее.

— Теперь вы убегаете, но однажды вы перестанете убегать, и я поймаю вас.

— Какая чушь! — воскликнула Шина. Хотя ей стоило труда выйти из машины, теперь она не хотела уходить.

Дети находились в поле зрения. Они искали под деревьями первоцветы. Она их хорошо видела. Бессмысленно было бегать за ними или убегать, как сказал виконт. Он почувствовал ее нерешительность и тихо засмеялся:

— Вы очень строги со мной, госпожа Лоусон. — Он сделал ударение на ее фамилии.

Он опять рассмешил Шину.

— Так лучше, месье. Вам следует всегда называть меня по фамилии. Полагаю, ее превосходительству вряд ли понравится, если вы будете звать меня по имени.

— Безусловно, — согласился виконт. — Поэтому я буду очень осторожен. Я буду звать вас Шиной, когда мы будем наедине, и в моих постоянных мыслях о вас, и когда я буду лелеять вас в своем сердце.

— Вам не следует мне об этом говорить.

— Отчего же?

Она должна была ответить на этот вопрос.

— Потому что… о, потому что так нельзя, — запнулась она. — Я всего лишь гувернантка, и вы знаете, что и послу и мадам очень не понравились бы ваши слова. И потом… ну… потом, потому что вы говорите неправду.

— Вы в этом уверены? — улыбнулся виконт. — О боже, какая прелесть! Ни тени кокетства! Наверное, за вами никто не ухаживал… или же это был мрачный англичанин-самодур, который не знает, что такое любовь и тем более женщины.

— Но у меня нет никакого желания флиртовать, месье, — возразила Шина. — Я действительно никогда этим не занималась. Именно поэтому вы не должны говорить мне подобные вещи. Я не понимаю ваши игры и не хочу, чтобы меня дурачили.

— Моя прелесть! Вы действительно думаете, что я вас дурачу? — спросил виконт. — Вы плохо меня знаете.

— Полагаю, месье, вы напрасно тратите со мной время. В Париже много красивых и элегантных женщин. Им бы понравились ваши речи, и к тому же они не такие недотроги, как я.

— А вы не думаете, что неопытность возбуждает? — мягко спросил виконт. Он вдруг взял ее руку и поднес к губам. — Позвольте мне быть вашим учителем.

Шина быстро отдернула руку:

— Нет, месье. Так нельзя. Оставьте меня в покое, иначе я… — Шина внезапно замолчала, поскольку не знала, что бы она сделала.

Видя ее замешательство, виконт рассмеялся:

— Да? И что бы вы сделали?

— О, пожалуйста, прошу вас, — совсем растерялась Шина. — Вы ставите меня в неловкое положение. Я не знаю, что сказать.

— Почему бы не сказать правду. Ведь я вам немного нравлюсь?

— Возможно, и так. Но если мадам Пелейо узнает о вашем поведении, я потеряю работу. Меня уволят, как мисс Робинсон.

Эти слова слегка озадачили де Кормеля, но через минуту он рассмеялся:

— Так, интересно, кто же рассказывает подобные сказки? Наверное, это наш безупречный полковник проинформировал вас о мисс Робинсон?

— Полковник Мансфильд! Конечно нет! — запротестовала Шина. — Он не стал бы обсуждать это со мной. Дети рассказали мне об этом случае, и еще ваша сестра намекала…

— Мисс Робинсон была очень глупа, — сказал виконт.

Шина почувствовала, что он лжет.

— Наверное, потому, что влюбилась в вас? — не удержалась она.

Он пожал плечами:

— Я здесь ни при чем, уверяю вас, поверьте, я действительно ни в чем не виноват.

— Нет. — В первый раз за время их знакомства Шина ощутила уверенность в себе. — Боюсь, что не поверю, но я-то уж точно не влюблюсь в вас. Я не буду такой глупой, как мисс Робинсон.

— Как вы можете быть в этом уверены? — усмехнулся виконт.

Шина опять почувствовала себя беззащитной и занервничала.

— Пора возвращаться, — резко сказала она. — Я пойду за детьми, и вы отвезете нас домой, иначе мы опоздаем к чаю.

Когда Шина побежала к Мэди и Педро, она услышала смех виконта — смех позабавившегося и удовлетворенного мужчины, но все же удовлетворенного не до конца. Он отозвался эхом в ушах Шины, иона почувствовала, что боится не столько его, сколько себя!

Утром Шину разбудила старшая горничная Жанна, пожилая, с властным характером; ее муж был лакеем. Она принесла Шине чай. Только она была удостоена чести выполнять эту обязанность. Жанна раздвинула шторы, открыла ставни величественным жестом и поставила поднос у изголовья Шининой кровати.

— Спасибо! Как это мило с вашей стороны, Жанна! — воскликнула Шина и, глядя на тонкий китайский фарфор на безупречно чистом подносе с ажурными краями, добавила: — Оказывается, французы пьют чай по утрам, а я думала, кофе.

— Так заведено в любом приличном французском доме, — сказала Жанна, шмыгая носом. — Хотя мадам Пелейо позволила его превосходительству нарушить наши национальные обычаи. Мы пьем чай из Южной Америки, — пренебрежительно добавила она.

Шина улыбнулась и налила себе чая в чашку:

— Но он так восхитительно смотрится!

— Я рада, что вам нравится, мадам, — ответила Жанна. — Лично я предпочитаю кофе. Что хорошего в чае? Окрашенная вода.

Шина рассмеялась. Максимализм Жанны явно не вязался с возрастом этой немолодой, дородной женщины, у которой уже начали расти усы над губами.

— Но я, как все англичане, люблю подкрашенную воду, особенно когда мне подают ее в постель. Дома я обычно подаю чай другим.

Однако Жанна не проявила никакого интереса к воспоминаниям Шины.