— Тапки заведите свои сначала! — кричит он, сам понимая, что кричит глупость. Смятенный, взъерошенный, плохо соображающий, Славка вскакивает и кидается к выходу. Хлопает дверью.
На улице бежит куда-то… Потом, когда выскочил на набережную, оперся на парапет и огляделся.
Вечер опускал на реку серые сумерки. Буксир, пыхтя трубой, тянул вниз по течению тяжелый плот и, наверно, торопился успеть засветло к своему лесозаводу.
Куда теперь идти? Вот как это бывает…
У трапа «Моряка Севера» стояли два матроса и над чем-то-дружно ржали. Один из них — вахтенный Володя Володин — спросил:
— Ты чего это, «дед», ты же дома сегодня?
— Вы мне не «тыкайте»! — заорал на него Славка и прошел в свою каюту.
— Чего это с ним? — изумился Володин.
— Недопив, — заключил напарник.
Глава пятая
Проводник по жизни
Инна всегда считала свою мать человеком без предрассудков. Давно уже завидовала ей в этом и стремилась стать такой же. Главное ее преимущество перед всеми заключалось в том, что она всегда знала, чего хочет от жизни, и неизменно добивалась своего. У Инны долго это не получалось, только в последние годы дает плоды материнское воспитание.
Вначале она училась во «французской» школе, и дела, в общем, шли неплохо, но в восьмом классе мать как-то раз усадила дочь против себя и серьезно с ней поговорила.
— Пора подумать о будущем, доченька. Иностранный язык, конечно, очень пригодится для женщины, и знать тебе его не помешает, но для этого есть курсы, с твоей базой ты легко его освоишь. Если потребуется. Но где можно применить язык в нашем городе?
— Ну, например, в таможне, в порту.
— Это не женская работа.
— Тогда преподавателем в школе.
— Ты, Инночка, рассуждаешь так потому, что еще наивна. Преподавать в школе еще тяжелее. Нет, французский — это только на черный день. Музыка — вот занятие и женское и женственное, которое не оставит без куска хлеба. А слухом бог тебя не обидел. Ну, там большого и не требуется…
После восьмилетки Инна поступила в музыкальное училище и никогда потом об этом не пожалела. Школы, детсады, Дома и Дворцы культуры, Дома офицеров — всюду нужны специалисты. А сколько чадолюбивых мам и бабушек жаждет обучить умению фортепианной игры своих балбесов в домашних условиях? Много. И все это весьма неплохо оплачивается.
Мать всегда восхищалась способностями дочери, выявившимися у нее довольно рано. Инна задолго до школы научилась читать, уже в первом классе по вечерам самостоятельно осилила «Робинзона Крузо», сама перечитала сказки Перро, Гофмана, братьев Гримм… У нее была прекрасная память, неплохой музыкальный слух, тяга к рисованию. В начальных классах она была круглой отличницей и откровенно скучала на уроках.
Настоящих друзей и подруг у нее никогда не было, сверстники ей тоже были скучны и смешны своим непониманием некоторых жизненных тонкостей, которые она узнала для себя страшно давно. По крайней мере, ей так казалось. Одноклассники и сами ее почему-то избегали, хотя Инна никогда не позволяла себе открыто посмеяться или позлословить над товарищем, проявить подлинное к нему отношение. Мать знала об этом, тревожилась и советовала:
— Вся беда в том, Инночка, что ты слишком умна. Но я полагаю, ты не права, демонстрируя это направо и налево. Кроме ума должна быть и хитрость, и надо уметь пользоваться и тем и другим.
Когда дочь подросла и пошли первые мальчики, мать забеспокоилась еще больше:
— Как будущая женщина ты должна знать, что мужчины — большие эгоисты и не терпят чересчур разумных женщин. Тут должка быть четкая дозировка. Когда он открывает рот, ты должна превращаться в беспросветную дуру, тогда счастье семьи обеспечено, спокойствие и свобода тоже…
Приходил из моря отец Инны — капитан первого ранга Злотников — и иногда пытался внести свои поправки в процесс воспитания дочери, кричал на мать, скандалил даже:
— Я командую крейсером и знаю, что такое коллектив! Ты же растишь эгоистку!
— Я воспитываю будущую женщину, — уточняла жена.
Отец пытался найти порой поддержку у самой Инны, но не находил и от этого злился еще больше. Перед отставкой он начал опускаться (так решила про себя Инна): чаще и чаще ругался с матерью, путался с какими-то женщинами… Потом, уже на пенсии, уехал в деревню и почти не показывался в городе. Мать сказала по этому поводу:
— Ну и хорошо. Зачем он нам теперь?..
Действительно хорошо. Отца Инна в последнее время не любила за его мрачность, и постоянные поиски какой-то житейской правды. Смешно. Это в пятьдесят-то с лишним лет. Даже она знала, что такой правды вовсе не существует.
Настоящее беспокойство матери Инна доставила, когда влюбилась в студента-выпускника Лесотехнического института Сережу Назарова. Теперь без улыбки этого не вспомнишь, но тогда Инна худела и не спала по ночам, были излияния, вздохи до утра в белые ночи, стихи, поцелуи… В тот период мать, очень взволнованная, нервничая, прочитала дочери несколько неплохо подготовленных нравоучений, которые Инна усвоила и отложила кирпичиками в фундамент своего характера. Мать говорила, что женщин губит их чувствительность, которая превалирует над разумом, что только та женщина может в подлинном смысле стать счастливой, которая победит и сломает это в себе.
— Кто он сейчас? — устало спрашивала мать Инну и сама отвечала — Студент. Кто он в недалеком будущем? Выпускник Лесотехнического института — работник леса. Куда тебе придется поехать с ним! В лес! Перспектива, нечего сказать! — Мать только качала головой и куталась в плед. — Моя дочь, блестящий талант, и будет жить в лесу!
Как кстати повстречался тогда Славка! Смешной, напористый, наивный… Инна помнила его неловкие приступы к ней на танцах. Такой невзрачный, а тоже… Но в эту весну он просто покорил ее своей неуклюжей, но милой привязанностью, открытой влюбленностью, явной слепотой и неотесанностью в понимании женской психологии. И никакой игры, все откровенно, всерьез. Ради любопытства погуляла с ним, поговорила. Впрочем, с ним и говорить-то особо было не о чем. Все у него сводилось к учебе в мореходке, к рассказам об однокурсниках (вот уж интересная тема!), даже к разговорам о каких-то маховиках, поршнях, прокладках… Умора! Хотела уже послать своего кавалера подальше, чтобы знал свое место, но опять вмешалась мать. Ах, умница мать! Ах, провидица!
— Инночка! Доченька! — охала она, блистая восхищенными глазами. — Это ведь то, что нужно! Это наш с тобой идеал, как ты не понимаешь! И неприхотлив, и незамысловат, и работящ, мне кажется. Такие мужчины в чувствах постоянны, таких упускать нельзя. А смотрит-то, ой, батюшки, смотрит-то на тебя как! Скажи — в окно прыгнуть, ведь прыгнет!
Она обманывала Славку безбожно, конечно, ставя тем самым мать в неловкое положение. Часто приходил Славик к ним по вечерам, и мать, всплескивая руками, охала:
— Как же ты, Славик, с Инночкой-то разминулся? Только что ушла. Ждала тебя, ждала! Но девочки заторопили — день рождения у кого-то опять. Ах, у нее столько подруг!..
Потом она разогревала чай и, умиленно восклицая, слушала Славкины серьезные разговоры о море, о друзьях, о прокладках и маховиках… И Славка приходил к ним еще и еще раз… Молодчина мать! Все тогда правильно поняла и взвесила, не дала уйти Славке…
Со студентом все получилось как-то само собой. Закончил он институт и уехал в свой лес, а у Инны вдруг отпала охота ему писать. Остался Славка и постоянные материнские увещевания: «Это тот самый!» Да Инна и сама уже понимала, что Славка — ее будущий муж, надежный и безотказный, как главный судовой двигатель…
Потом была свадьба.
Со Славкиными родителями у Инны отношения не сложились с самого начала. В чем причина — она не вникала. Да и наплевать! Теперь он принадлежит ей, со всеми его заграничными походами, зарплатой, даже двигателями или там моторами… Славка этому и не противился. Он всей душой рвался из моря к любимой жене, появившейся вскоре дочурке.