Металлический звон вывел Романа из блаженного мечтательного забытья. Через секунду звон повторился, окончательно возвращая Корнева к реальной жизни. На экране застыли два сообщения — компьютер обращался к своему владельцу с просьбой разрешить проблему, которую сама машина решить не могла или, по каким‑то важным для нее причинам, не хотела:
Выполнена условно корректная команда
Содержание: открытие входной двери? 2.
Время выполнения: корабельное… местное …
Условность корректности: выполнение с неустановленного внешнего устройства
Решение пользователя:
Сохранить и выполнять в дальнейшем?
Отправить в карантин (сохранить, но в дальнейшем не выполнять)?
Удалить?
Выполнена условно корректная команда
Содержание: закрытие и блокировка входной двери? 2.
Время выполнения: корабельное… местное …
Условность корректности: выполнение с неустановленного внешнего устройства
Решение пользователя:
Сохранить и выполнять в дальнейшем?
Отправить в карантин (сохранить, но в дальнейшем не выполнять)?
Удалить?
Что за на хрен?! Роман потряс головой, проморгался — сообщения никуда не исчезли. Глотнув чаю, Корнев пытался сообразить, что бы это могло значить. Соображал он быстро и уже через несколько секунд пришел к единственно возможному ответу. То, что ответ этот никак Романа не порадовал, было делом десятым. Как говорил полковник Арефьев, обстановка может быть плохой или хорошей, но она должна быть ясной. Так что ясной обстановка как раз и была, а вот назвать ее хорошей не рискнул бы самый завзятый оптимист.
Получалось, что за время его отсутствия на корабле кто‑то сумел проникнуть на «Чеглок» и провел на борту почти полчаса — двадцать семь минут. И что этот взломщик тут делал? Где именно на корабле он побывал?
С последним вопросом все выглядело просто. Доступ в рубку, капитанскую каюту, трюмы и машинное отделение открывается через центральный компьютер. Побывай этот малый там, это точно также осталось бы в памяти компьютера, как и само его проникновение на «Чеглок». Значит, был он в пассажирских каютах. И, кстати, почему «он»? Может, «они»? Но начать Корнев решил с осмотра кают. О количестве взломщиков можно подумать попозже.
Как ни старался Роман, никаких следов пребывания чужих в каютах обнаружить не удалось. Ничего вроде бы не пропало, а если что‑то искали, то очень уж аккуратно. Единственное, что Корнев смог для себя решить — взломщик точно был не один. Один человек вряд ли успел бы так ловко замаскировать следы своего интереса. Еще раз заглянув во все каюты, Корнев решил, что он сделал все, зависевшее лично от него. Так что оставшееся до старта время он потратил на составление письма русскому консулу на Морионе — планете, куда и собирался лететь сам.
Твою же мать! Внимательно перечитывая перед отправкой уже законченное письмо, Роман обратил внимание, что не потрать он время на общение с этим орангутангом Фарадеем, мог бы этих ублюдков и застать. Вот же подонок! Фарадей–прохиндей, галилей–бармалей, паскаль–блез–с-пальмы–слез! Впрочем, отведя душу ругательствами, Корнев вынужден был признать, что так, пожалуй, получилось тоже допустимо. Ну, насколько в данном случае вообще можно было говорить о допустимости. Все же эти взломщики вполне могли застать Романа врасплох, и кто его знает, чем завершилась бы такая встреча.
…Трудно сказать, рассчитывал ли Корнев на то, что столь замысловато обруганного им Фарадея одолеет икота, но в данный момент Фарадей, совершенно не икая, продолжал обсуждать итоги дня с Голдбергом.
— Таким образом, мы имеем во всех пассажирских каютах только отпечатки пальцев и биологические следы, совпадающие с отпечатками и следами, оставленными на голоснимке Тайлера капитаном–пилотом корабля «Чеглок» Корневым, — витиевато выразился, как будто читая протокол, Голдберг. — Джейсон, а вы не находите, что этот самый Корнев просто удалил следы своего пассажира?
— Зачем? — недоумевающе отозвался Фарадей. — И, кстати, Бен, что у него был за пассажир?
Голдберг поморщился. Вот еще, эта черная образина называет его Беном!
— А вам не сказали? Ну, я не нарушу никаких инструкций, если сообщу вам, что по нашим данным, пассажиром капитана–пилота Корнева был майор Фомин.
— Вот дерьмо! — удивился Фарадей. — Тот самый Фомин?!
— Вы что‑нибудь слышали о каком‑то другом? — ехидно поинтересовался Голдберг, злорадно наблюдая, как у негра отвисает челюсть. Что ж, вот он и попался. Клюнув на такую наживку, как Фомин, этот чертов ниггер будет теперь работать на него, Голдберга. И, кстати, тоже что‑нибудь получит от щедрот начальства. Но он, Голдберг, получит больше. Потому что главный тут — он. Теперь важно все правильно спланировать… Наживка и правда была хороша. За последние годы штабс–капитан, затем капитан, а затем и майор Фомин стал самой жуткой головной болью ОРС на Фронтире. Этот чертов русский проворачивал какие‑то совершенно невероятные операции, срывал тщательно спланированные операции ОРС, перевербовывал информаторов, подбрасывал дезинформацию, уводившую агентов ОРС во всех направлениях, кроме нужных. Двое агентов Службы стали жертвами несчастных случаев, а один вообще пропал без вести там, где как‑то обнаруживался Фомин. Правда, некоторые аналитики утверждали, что «майор Фомин» со временем превратился в некий полуфантом, удачно маскирующий разветвленную сети русской разведки на Фронтире. В пользу этой версии говорил тот факт, что лишь на двух из четырех имевшихся у ОРС голоснимков, предположительно запечатлевших Фомина, эксперты четко идентифицировали одного и того же человека, над которым поработали специалисты по изменению внешности. Остальные два снимка отличались столь отвратительным качеством, что нельзя было разобрать, тот же человек изображен на них, что и на первых двух. Невозможно было даже определить, одного ли человека увековечили оба снимка, или же двух разных. Однако в этот раз агент опознал Фомина именно по одному из этих снимков и реагировать на это было необходимо. Впрочем, даже если «майор Фомин» и был неким рекламным ходом русских, это только подтверждало и эффективность действий этого полулегендарного шпиона, и удачное использование одного его имени.
— Но что понадобилось ему в Райхе? — задумчиво наморщил лоб Фарадей.
— Черт его знает! — отмахнулся Голдберг. — Было бы здорово, если этот ублюдок доставил чертовым фрицам хотя бы половину тех проблем, что имели от него мы. Но вряд ли мы дождемся такого удовольствия. Скорее всего, русские с нацистами решили потихоньку сговориться, как они это уже не раз делали. Но… — Голдберг внимательно посмотрел на негра и постарался придать голосу оттенок доверительности. — Но мы же с вами, Джейсон, можем это узнать, не так ли?
Фарадей, похоже, начал соображать, куда клонит Голдберг, но только задумчиво кивнул — продолжайте, мол.
— Если бы мы смогли выловить этого Корнева, он бы рассказал нам много интересного…
— Думаете? — подчеркнуто равнодушно спросил Фарадей. — Что интересного может рассказать обычный капитан–пилот?
— А вы думаете, обычный капитан–пилот будет возить Фомина? Знаете, Джейсон, я специально интересовался… Фомин сел в «Чеглок» на Нью–Либерти и оформил рейс до Тринидада. Ну, вы сами знаете, что лететь в Райх с Нью–Либерти…
Фарадей понимающе хмыкнул. В его исполнении ухмылка вышла какой‑то совершенно нечеловеческой. Голдберг продолжал:
— Поэтому на Райнланд Фомин отправился уже с Тринидада. Так вот, Джейсон, на Нью–Либерти в это время искали фрахт три русских корабля. А Фомин почему‑то выбрал именно «Чеглок». Интересно, не правда ли?
— И как вы собираетесь ловить этого Корнева? Вы же понимаете, что именно устроят русские в этом случае?
— Да? А что устроили немцы из‑за своей пропавшей девчонки? Точнее, что они устроили здесь, на Фронтире?
— А почему на Фронтире? — снова ухмыльнулся Фарадей. — Если пропала молодая блондинка, ее надо искать не на Фронтире, а в Исламском космосе.