Я не спеша, шла по тенистой аллее, было около семи часов вечера, и каждая скамейка была занята какой-нибудь компанией или парочкой влюбленных. Было такое впечатление, что все что-то пьют. Некоторые расположились не просто с пивом, а даже с бутылкой водки и закуской.

«Как удивился бы Грибоедов, если бы смог попасть в наше время и увидеть тот же самый бульвар», — подумала я и, чтобы отвлечься стала вспоминать, что еще рассказывала нам экскурсовод. Когда-то у Мясницких ворот, каменной стены Белого города, располагалась Мясницкая слобода со скотобойнями, лавками и харчевнями. Прудов здесь было много и до восемнадцатого века они назывались Погаными и использовались для слива отходов со скотобоен. Я подошла к пруду, и остановилась, залюбовавшись белым лебедем, который величественно плавал в грязноватой воде. Конечно, хорошо, что Меньшиков приобрел здесь усадьбу, на месте которой сейчас стоит Главный московский почтамт, и приказал вычистить пруды и назвал их Чистыми. Я перешла к театру «Современник» и мне даже удалось вспомнить его историю. Модный в 1900 годах архитектор Клейн получил заказ от богатого меховщика построить особняк в римском стиле, о чем напоминает легкая полукруглая выносная колоннада на главном входе. Позднее здесь был кинематограф «Колизей», потом рабочий театр. И лишь в семидесятых годах помещение отдали театру.

Свернув на улицу Макаренко и потом еще раз в переулок, я вышла на тихую улицу Машкова. Красивый пятиэтажный особняк, построенный совершенно точно не в нашем веке, стоял передо мной во всей красе. Я перешла на противоположную сторону, чтобы лучше рассмотреть его. И в таком красивом доме еще осталась коммуналка? Широкая парадная и барельефы на стенах еще больше очаровали меня. Я бы хотела жить в этом доме и гулять на бульваре с дочкой.

Дверь открыла молодая девушка лет двадцати, с хорошей фигуркой и в модных джинсах и, попросив не обращать внимания на беспорядок, стала показывать мне квартиру. Первое, что произвело на меня впечатление, было то, что все окна выходили во двор и смотрели на стену слишком близко построенного унылого серого здания. Наверное, солнце никогда не освещало эти комнаты своим светом. В глубокой задумчивости я стояла перед окном. Никогда в жизни по своей воле я не согласилась бы жить в этой квартире.

— Зато здесь тихо и ничего не отвлекает, — сказала девушка, как бы догадываясь о моих мыслях. Мы пошли в ванную. Я и подумать не могла, что люди в нашем городе до сих пор проживают в таких условиях! Ремонт здесь не делался, наверное, с тех пор, как дом отдали в пользование жильцов. Масляная краска, серовато-грязного цвета, висела клочьями на потолке и стенах, кафель отсутствовал, а коричневые трубы подавляли своей громоздкостью. Мой взгляд упал на ванную, и я едва удержалась, чтобы не выразить свое отвращение. Ванна представляла собой ржаво-бурое огромное, стоящее на уродливых коричневых ногах, корыто. Ступить в нее босой ногой, чтобы принять душ, мне казалось невозможным. Но главный сюрприз ждал меня впереди, когда девушка повела меня в свою комнату. На видавшем виде диване сидел ее муж, который дружелюбно поднялся мне на встречу:

— Добро пожаловать в наши хоромы, — сказал он иронично.

Я вошла в маленькую заставленную комнату, в которой, казалось, нечем было даже дышать, так она была загромождена мебелью. Я огляделась — метров семь-восемь, не больше, просто клетка, высокие потолки лишь усугубляли впечатление. Я обратила внимание, что над половиной комнаты возвышались какие-то странные антресоли. Заметив мой взгляд, парень сказал:

— Как вам мое изобретение? Потолки высокие, вот я и придумал построить второй этаж.

На так называемый второй этаж можно было забраться ползком и находиться там только лежа.

— У нас там дети спят, — мило сообщила девушка. — Кровати-то для них негде поставить, вот и пришлось разместить их наверху. Все-таки выход из положения.

Я вспомнила большую восемнадцатиметровую комнату, в которой спали мы с Настей, и мне стало стыдно. Но молодая пара держалась бодро, видимо за долгие годы они привыкли. Остальная часть квартиры не произвела на меня впечатления, бабушки в халатах, всю жизнь прожившие в коммуналках, пили чай на грязной замызганной кухне. Одна из них сообщила:

— Ты это, даже не думай нас отселять на окраину, мы далеко отсюда не поедем. Нам надо в центре, мы привыкли на бульваре гулять.

Я молча кивнула, подумав, что шансов у этих людей разъехаться немного, ведь для того, чтобы покупатель согласился купить такую квартиру, у нее должна быть рыночная цена, и все жильцы должны были быть согласны расстаться с центром. Невозможно, имея только комнату, пытаться получиться за нее квартиру в этом же районе, но это не всегда понятно старым людям, не желающим расставаться с любимой скамейкой на бульваре и привычным окружением. Вот так и живут все вместе, и в то же время каждый в своем углу, ненавидящие друг друга и вынужденные встречаться в местах общего пользования. Больше всего мне было жаль молодую семью.

— Как вы думаете — есть ли для нас хотя бы малейшая возможность разъехаться? — спросила девушка, когда мы вышли в коридор.

Я вздохнула, мне не хотелось лишать ее последней надежды, и я сказала по возможности мягко:

— Ваша старушка сказала, что ей нужна квартира в центре, а это невозможно. Если только вы ее как-нибудь убедите…

— Ее легче убить, чем уговорить на разъезд, — сказал мужчина, обнимая жену за плечи. — Ладно, милая, мне обещали повышение на службе, может, хватит, чтобы снять квартиру и уехать отсюда.

— А жить-то на что? — горько спросила девушка, открывая мне дверь.

Обратно я шла настолько потрясенная увиденным, что даже забыла о своих проблемах, которые мне, живущей в своей уютной отдельной квартире, показались надуманными.

Из всех наших сотрудников была одна дама, которая больше всех удивляла меня своей потрясающей работоспособностью. Все время, которое она проводила в агентстве, она звонила клиентам по телефону и в чем-то их убеждала. Она не курила, редко разговаривала с коллегами, и прошло несколько месяцев, прежде чем я что-то узнала о ней. Как и почти все в нашем агентстве, у Светланы было высшее образование, и в недалеком прошлом она занимала ответственный пост директора на небольшом предприятии в подмосковном городке Сходня. Она никогда не была замужем и не имела детей. Было ли ее страстное увлечение работой следствием этого или наоборот, было неизвестно. Известно одно: как только родное предприятие закрылось, Света устроилась сначала в коммерческий киоск, где увлеченно продавала всякие жвачки и ликеры, да так подняла торговлю, что злые конкуренты сожгли киоск во время Светиного выходного. После этого она решила в корне поменять жизнь, подалась в Москву и заболела идеей, которую ей внушили, наверное, на собеседовании, переехать из однокомнатной квартиры на Сходне в однокомнатную квартиру в Москву. Но для этого нужна была солидная доплата в пару десятков тысяч долларов, и Света принялась энергично продавать чужие квартиры и скрупулезно откладывать проценты, которые платили в агентстве. Она экономила на всем, никогда не ходила обедать в кафе, а приносила обед с собой из дома, почти не покупала себе новой одежды и денежная кучка росла, но не так быстро как бы ей хотелось. Во всяком случае, когда через несколько лет я уходила из агентства, она еще жила на Сходне… Хотя в оправдание надо будет сказать, что пока Светлана копила, цены на недвижимость возросли раза в три, и ее доплата в несколько раз увеличилась. Но все равно, для меня Света оставалась загадкой. Казалось, для нее не было занятия интереснее, чем навязываться клиентам по телефону с просьбой дать возможность именно ей эксклюзивное право на продажу квартиры. Вдохновленные ее настойчивостью, они соглашались, потому что она бралась за продажу квартиры с таким энтузиазмом, как будто это была ее последняя сделка. Ее не смущали расстояния, она могла взяться за продажу квартиры в Пушкино, а после этого еще съездить в Крылатское и вернуться к себе на Сходню. В редкие дни простоя Света выходила на улицы Москвы и клеила объявления следующего содержания: «Куплю квартиру в вашем районе». Это, конечно, был обман, но потом он с лихвой компенсировался ее работоспособностью. Она внедрялась в продаваемую квартиру и становилась там членом семьи на время эксклюзивного договора, она даже помогала упаковывать вещи и участвовала в переезде, когда квартира была продана. Надо сказать, такие объявления висели везде по Москве, и меня всегда удивляла наивность наших граждан, когда они звонили и удивлялись, что на том конце провода сидит агент, а не мешок с деньгами. Что это, людская наивность или детская вера в чудо? Неужели человек, который может себе позволить купить квартиру, будет брать в руки клей, который капает на одежду, и будет метить столбы и подъезды, указывая домашний телефон, где лежат деньги? Но факт оставался фактом: люди звонили, особенно хорошо по объявлениям, написанным от руки, и иногда все же удавалось уговорить их подъехать в агентство и заключить договор. У меня это получалось редко, у Светы — почти всегда. И каждый раз, когда ее навязчивый громкий голос говорил: