— Возьми еще, — сказал он, она покачала было головой, но тут же, не в силах устоять перед соблазном, потянулась ко второму куску. Дан отвернулся, чтобы ее не смущать, и за неимением других занятий попробовал зажечь факелы с помощью огнива и трута, оставленных ему вчера стражниками. Дело оказалось многотрудным, и когда он, сполоснув перепачканные сажей руки, сел напротив Генисы, та обгладывала уже последнюю косточку.

— Ты добрый, — сказала она тихо. — Добрый. И… Ты другой. Вы оба другие. Красивые и сильные. И… — Она положила то, что осталось от кости, на блюдо, аккуратно отставила его в сторону и добавила: — Твоему другу не повезло. Каси…

— Каси? — переспросил Дан, но понял, что речь о девушке, которую Бетлоан подсунул Марану.

— Каси. Она… — Гениса покрутила пальцем у виска, немало позабавив Дана этим столь знакомым жестом. — Она готова лежать с мужчинами день и ночь. И никогда не бывает довольна. Конечно, — она улыбнулась застенчиво и вместе с тем чуть лукаво, — если он такой же, как ты…

— Как я?

— Когда они спросили, хороший ли ты мужчина, я ответила им: лучшего в степи не найти.

Дан смущенно хмыкнул, но тут же спохватился.

— Они спросили? Кто они?

— Те, кто имеет право спрашивать. Лачира и Годиан.

— Они спрашивают вас о таких вещах?

— Они должны. Как еще узнать, настоящий мужчина или нет.

— А если мужчина не настоящий? — спросил Дан с любопытством.

— Тогда ему не дадут взять в свой шатер настоящую женщину.

— А это еще что такое? — удивился Дан и увидел, как глаза девушки наполнились слезами, потом два достаточно многоводных ручейка потекли по ее худым щекам, и она стала тихонько всхлипывать. Он сознавал, что надо бы прекратить дискуссию и попробовать утешить ее единственным доступным методом, но в тоже время понимал, что напал на нечто основополагающее, потому стал осторожными вопросами выведывать причину ее слез и потихоньку добрался до сути дела. Настоящими считались, как, впрочем, и следовало ожидать, те мужчины и женщины, которые могли иметь детей (о мужском бесплодии, как таковом, кочевники, естественно, не подозревали, подменяя это понятие вульгарной импотенцией). «Настоящему» мужчине доставалась жена — если у них существовал институт брака, в подобных подробностях Дан разбираться не стал — которая рожала детей и вела хозяйство, а «ненастоящему»?.. Ответ на этот вопрос, казалось, лежавший на поверхности, был не тем, какого ожидал Дан, ибо «ненастоящий» соответствующую женщину в жены не получал, впрочем, подумав, Дан нашел это логичным, зачем импотенту женщина, даже бесплодная, нет, «ненастоящие» оставались холостяками и в некотором роде были париями, а бесплодные женщины?.. Он догадался прежде, чем выудил у запинавшейся от смущения Генисы разъяснение, конечно, их предназначали для развлечений, иными словами, превращали в девиц легкого поведения. Да, но ведь сначала надо было убедиться в том, что они не могут иметь детей? Разумеется. Ответ оказался чрезвычайно простым, но породил в голове Дана полный сумбур, ибо у него уже возникли естественные ассоциации, он припомнил некоторые варианты брачных отношений, существовавшие когда-то на Земле, однако ничего подобного… На Земле тоже имели место быть системы, нацеленные на воспроизводство, но здешняя превосходила всякое воображение, ибо пригодность к этому воспроизводству, иными словами, способность к деторождению определялась весьма оригинальным образом: созревшая девушка определялась в уже знакомый ему отряд женщин легкого поведения, и только забеременев и доказав тем самым соответствие своему предназначению, она могла стать чьей-нибудь женой (если, напомнил он себе, тут существует институт брака). Чьей? Это решали те, «кто имел право решать», какие-нибудь очередные Лачира и Годиан. Последнее его изумило меньше, он отлично помнил, что и на Земле, в разные времена и у разных народов, нередко пренебрегали такими пустяками, как любовь или элементарное влечение, браки заключались по соглашению между родителями или семьями (откуда до Лачиры с Годианом было не так уж и далеко), но об игнорировании мужского чувства собственности он никогда не слышал, девственность считалась необходимым атрибутом женщины практически при любом земном варианте брачных отношений, так продолжалось фактически до последних полутора-двух веков. Может, у язычников или в первобытном обществе и нет, этого он не знал, но позже… Он подумал, каким смехотворным должен был показаться Паомесу его вариант передачи власти. Наследование старшим сыном — вот уж действительно анекдотец! При такой постановке дел, когда никому не ведомо, кто этому старшему сыну отец…

Окрыленный добычей новых сведений и к тому же вдохновленный комплиментами Генисы, Дан действительно выдал «полную программу», как выразился Маран, впрочем, в данном случае, это особых усилий или навыков не требовало, ублажить собственную жену было делом куда более трудоемким, а бедной маленькой варварке любая ласка казалась подарком судьбы, и однако он пустил в ход чуть ли не все приемы, которыми к настоящему моменту овладел, тем более, что торопился поговорить с Мараном, ему хотелось обсудить то, что он узнал от Генисы.

Убедившись, что девушка уснула, он нажал на «ком» в надежде, что Маран ответит. Если, конечно, не занят выше головы. Ну а вдруг спит, сообразил он, но было уже поздно. Однако Маран не спал и не был занят ничем иным, он отозвался сразу и тоном самым что ни на есть будничным, Дан невольно вспомнил, в каком настроении тот был после вынужденного приключения на Эдуре… нет, видимо, он все-таки решил освободить себя от опрометчиво данного себе же слова… по крайней мере, на время экспедиций… ну и правильно, надо так надо… он смутился, вспомнив, как был возмущен, когда Патрик сказал эту же фразу и по тому же поводу…

— Не спишь? — спросил Маран.

— Не спится, — сказал Дан. — Хочу тебе кое-что рассказать.

— А девушка?

— Видит сны. Надеюсь, приятные. А твоя?

— Тоже.

— На сколько часов даешь гарантию? — пошутил Дан, вспомнив Эдуру и невозмутимого Мита с его точными сроками, но Маран ответил вполне серьезно:

— До утра. Выкладывай.

Дан пересказал ему свой разговор с Генисой, Маран слушал, не перебивая, и только когда Дан завершил свое повествование эмоциональной тирадой о несчастном положении «ненастоящих» женщин, вдруг возразил:

— Не все столь однозначно.

— В каком смысле?

— Есть и другие мнения на этот счет.

— Ты имеешь в виду?..

— Мою даму.

— Так ты с ней обсуждал эту проблему?

— Видишь ли, она личность куда более сумбурная, к тому же… — Маран замялся, и Дан пришел ему на помощь:

— У нее другие интересы?

— Скажем так. Но она все же кинула пару фраз, смысл которых я полностью понимаю только теперь, в свете того, что ты мне поведал.

— И что именно она сказала? — полюбопытствовал Дан.

— Ей не понравилась моя реакция на ее поведение. Она изобразила тут…

— Небольшой стриптиз?

— Что-то вроде того. У нее был довольно жалкий вид, и я… Словом, она заявила, весьма, должен заметить, вызывающе: не смей смотреть на меня сочувственно, если хочешь знать, я только рада, что Самисис обошла меня своей благосклонностью. И, вообрази себе, задрала голову вверх и высунула язык… Не знаю, в курсе ли ты, но тут этот простенький жест считается крайне неприличным. Колоссальная особа! Можешь представить себе земного язычника, показывающего кукиш Зевсу?

Он рассмеялся, и Дан понял, что вся эта история его, в основном, забавляет. Вот как?

— Так Самисис это богиня? — спросил он.

— По всей видимости. Богиня плодовитости, я думаю.

— Плодородия, ты хочешь сказать?

— Нет, не хочу. Какое плодородие там, где нет земледелия? — Он сделал паузу, потом добавил: — Это уже два. На обеде я слышал об еще одном боге.

— Каком?

— Войны, разумеется. У него звучное имя — Руаран.

— Паомес тоже намекнул мне на высшую силу. Но никого не назвал. Судя по смыслу, и он имел в виду бога войны. Значит, религия у них есть. Собственно, этого следовало ожидать, в подобную эпоху без веры обойтись сложно.