— Кто же?

— Прародитель Беомин. Поразительно, сколько вреда может нанести обществу один-единственный человек. Особенно, если у него хорошо подвешен язык. Да, забыл! Еще одна деталь их брачных отношений. Правда, это относится только к индивидуальном браку.

— Какому-какому?

— У них существует и коллективный брак. Два или три брата, не желающие делить родительское имущество, берут несколько общих жен… муж, жена, это я условно, как понимаешь. Но я говорил об индивидуальном. Так вот, если муж отправился в дальний поход, что иногда случается, или просто погиб, а жена уже оправилась после очередных родов и кормления, ей полагается забеременеть от кого-то другого.

— Кого?

— Это, как предпишут…

— Лачира и Годиан?

— Примерно.

— Дьявол! — только и вымолвил потрясенный Дан.

— Дьявол тут не при чем. Беомин.

— Фабрика, — сказал Дан. — Конвейер.

— Который не должен простаивать. Да.

— Но…

— Как я понимаю, палевиане пытались защищаться…

— Станнерами?

— У них есть еще инфразвук, — напомнил Маран.

— Ты полагаешь?..

— По описанию похоже. Насылался ужас, нападающие кидались бежать без оглядки.

— Да, похоже.

— Правда, в итоге получилось еще хуже. За пришельцами закрепилась репутация нечеловеческих существ. В конце концов здешние взяли числом. Наверно, у палевиан не было такого количества генераторов, чтобы создать сплошную инфразвуковую оборону, когда полчища дикарей хлынули со всех сторон, часть прорвалась и смяла защитников. Можешь вообразить, что там творилось?

— Могу, — сказал Дан после короткого молчания. — И остальное, в общем, тоже. Молва об ужасе, который наводили пришельцы, должна была пережить их не на одно поколение. Так?

— Так.

— Ну и, поскольку одолеть их оказалось возможным только за счет количественного перевеса, возникло стремление обеспечить такой перевес на… Надолго.

— На веки вечные. В представлении дикарей существуют только «сейчас» и «всегда».

— Нда.

— В итоге получился порочный круг, — заметил Маран. — Пришельцев больше нет, но есть постоянный излишек населения, от которого надо избавляться. А то получится как с кроликами, которые некогда чуть не съели всю Австралию, если я правильно помню.

— Кроликов перестреляли. А что с этими делать? — спросил Дан.

— Так они схожий метод и применяют. А куда им деваться? Я так понимаю, что нынешний уровень населенности континента близок к предельному. Учитывая их образ жизни, естественно. Скотоводство, стада, пастбища.

Он замолчал.

— А откуда ты узнал? Я имею в виду, что там, в городе палевиан, происходило? — спросил Дан.

— Беседовал с Бетлоаном.

— Понятно, — сказал Дан еще раз. — Когда вернешься?

— Посмотрим.

Он снова умолк и хотя связь не отключил, ничего интересного Дан не слышал, только отдаленные голоса и цокот копыт. Тогда он уселся в позу лотоса, закрыл глаза и стал перебирать в памяти слова местного языка, дополняя их новыми, опознанными и усвоенными во время последних разговоров.

Обед ему принесли в камеру, из чего он заключил, что Маран с Бетлоаном еще не вернулись. Он съел в одиночестве свою порцию, растянулся на мехах и принялся размышлять над тем, как можно изменить систему отношений в самой деликатной и основополагающей сфере, межполовой. Подобные отношения и так обычно сверхустойчивы, а если еще эта система вмонтирована в общую доктрину… «Надо быть готовыми дать отпор завоевателям, которые в любой момент могут посягнуть на нашу землю…» Или: «Нам необходимо жизненное пространство…» Или: «Мы должны нести миру известную только нам истину…» Ну и тому подобное, а следствие: «Нам нужны солдаты»… Рушить доктрины дело многотрудное и неблагодарное, нередко невозможное, ждать, пока они рухнут сами… Это надежнее, но на ожидание неизбежно уйдут жизни поколений…

Маран подал голос только вечером, когда в камере царил полный мрак, зажигать факелы Дану было лень, да и думалось в темноте лучше, к тому же он обнаружил, что тезис Марана насчет горизонтального положения вполне себя оправдывает, и не хотел вставать, чтобы не нарушить оптимизированный по рецепту, как говорил Поэт, «главного выдумщика» процесс мышления.

Шепотом и полутелеграфным стилем Маран сказал:

— Мы вернемся только завтра, Дан. Говорить не смогу, придется ночевать в общей спальне, шатров не хватает. Связь оставлю, хотя слушать нечего, одно бессодержательное бахвальство. Надоест, отключись. Думаю, ничего непредвиденного не случится.

С последним Дан был согласен. Вряд ли кому-то могло взбрести в голову покуситься в отсутствие Бетлоана на его жизнь, да и если б взбрело, Дан, хоть и терпеть не мог вставать рано, спал тем не менее чутко, и открыть, лязгая засовом, дверь так, чтобы он не проснулся, никто не сумел бы. Он меланхолично подумал, что ситуация Марана в корне другая, в общей спальне, как он выразился, воткнуть спящему нож в спину ничего не стоит, но делать было нечего, следовало покориться судьбе, да и смысла в подобном убийстве он не видел, так что отключил связь и уснул.

Утром, открыв глаза, сразу нажал на «ком», услышал шум грубых голосов, довольно громкий, но по духу мирный, Марана, правда, в хоре не было, и он спросил:

— Ты жив-здоров?

Маран не ответил, но вместо того стал насвистывать мотив какой-то известной арии, и Дан успокоился.

Он думал, что предстоит пробездельничать весь день, однако почти сразу после завтрака явился Паомес, уселся напротив Дана и потребовал, чтобы он рассказал во всех подробностях про свой народ и про земли, которыми тот владеет, чем захватил Дана врасплох, составить большой и связный рассказ про несуществующую страну дело непростое, а так, сходу, и вовсе почти невозможное, запутаешься в деталях. Он стал лихорадочно перебирать в памяти отрывочные сведения о первобытных народах Земли, потом понял, что ищет не там. Почему, собственно Земля, на которой от таких народов сохранились только предметы, добытые на археологических раскопках, черепки да украшения? К тому же в археологии он был не силен, гораздо лучше он знал образ жизни процветающих и поныне народов Перицены, ведь первоначально не предполагалось, что их с Мараном работа там ограничится походом в Атанату, не случись тревожных событий на Торене, они пробыли б на Перицене достаточно долго и готовились к этому, основательно и глубоко изучая обычаи и быт ее жителей. Особенно хорошо он знал, конечно, Лах, великий Лах, как его называли не только сами лахины, но и многие другие народы, населявшие большой материк Перицены, могущественное государство, прекрасно организованная и обученная армия которого, давно выйдя за пределы небольшого полуострова, сердца Лаха, неутомимо присоединяла к нему одну территорию за другой. Но Лах для его целей не подходил, как и Тацет, второе крупное государство Перицены. Тацет не воевал, хотя защитить себя мог, это была страна ремесленников и купцов, страна древних мастеров, как ее уважительно именовали лахины, не создавая образцов высокого искусства — вообще на Перицене не возникло ничего подобного знаменитой античной культуре Земли — тацетцы прекрасно знали механику и гидравлику, и сработанные ими технические устройства не имели на Земле аналогов даже в средние века. Секреты своих поделок тацетцы хранили строго, может, именно поэтому лахины не пытались с ними воевать, предпочитая торговать. Тацету можно было приписать повозки, которые ездили без тягловой силы, но прочее… Нет, не то. Дан подумал о горцах из Небесных Ступеней, о них он знал почти все, вплоть до биографий вождей и известных охотников, поскольку сам по легенде принадлежал к одному из их племен. Горцы не только охотились, но и возделывали землю многочисленных маленьких долин, разбросанных по горной стране. И однако они не знали даже колеса, быт их был чересчур примитивен, да и дома они строили из подручного материала, иными словами, камня, а от каменных домов в разговорах с Паомесом лучше было держаться подальше. Он отбросил и два или три маленьких государства, поскольку о государственном устройстве кочевники ничего не знали, и остановился на народе коретов, населявшем территорию за Тацетом. Кореты возделывали два местных злака, держали стада изабров, на которых Дану довелось немало поездить верхом, и еще пару видов животных помельче, схожа со здешней была и природа в их стране, только лесов побольше, наконец климат… Решено. Он уселся поудобнее и принялся почти без запинки излагать Паомесу полный обзор жизни и нравов «своего» народа, то есть, конечно, наоборот, с многочисленными заминками, ему недоставало слов и приходилось то и дело останавливаться и в сотрудничестве со своим собеседником пополнять словарный запас. Слушал Паомес очень внимательно, можно сказать, вдохновенно, он действительно отличался редкой любознательностью, за что Дан готов был простить ему склонность к хвастовству и ехидству, типичные местные дефекты, надо понимать.