— Просто что?

Маран вновь промолчал, и Дан похлопал по траве рядом с собой.

— Садись. И успокойся. Выше голову, победитель… как говаривала карисса Асуа, — добавил он присказку Патрика, которую тот вставлял, когда хотел поддразнить Марана.

Но Маран на провокацию не поддался.

— Победитель не я, а Бетлоан, — возразил он.

— А тебе обидно? — засмеялся Дан.

Маран улыбнулся, но снова посерьезнел. Дан понял, что тот озабочен чем-то еще.

— Ну и что теперь с нами будет? — спросил он.

— По условиям моего с Бетлоаном договора нас должны отпустить. Но кто в этом мире придерживается договоренностей!

— Так ты думаешь?..

— Дан! Будь внимателен. Что бы я ни сказал, слушай и поддакивай. Словом, делай, как я.

— Хорошо, — сказал удивленный Дан. У него настроение было приподнятое, правда, вчерашней ночью во временном лагере его стерегли, как обычно, но здесь, в становище, в камеру его пока никто не гнал, он остался сидеть на траве рядом с большим шатром, как и воины, приглашенные на обед и ожидавшие, когда их пустят в зал, хотя гонцы, доставившие весть об одержанной победе прибыли в «столицу» еще утром, и вернувшееся войско встретила ликующая толпа, подготовка к пиру до сих пор не закончилась. Дан успел умыться водой из большой бочки, стоявшей у «шапито» и чувствовал себя довольно бодро, несмотря на проведенный в седле день.

Наконец «дверь» открыли, и гости потянулись внутрь. Дан, как обычно, оказался вдали от Марана и, чтобы следовать заданному «делай, как я», вынужден был слушать разговоры того через коммуникатор, увы, рядом с ним примостился старый приятель Паомес и болтал без умолку, расхваливая военное искусство гостей, как теперь именовались они с Мараном. Дан больше кивал, пропуская большую часть Паомесовых откровений мимо ушей, но Паомес вдруг перестал разглагольствовать и с хитрым видом задал вопрос:

— Ты ведь говорил, что у вас в стране давно нет войны. И не скучно вам, таким умелым воинам, там жить?

Дан открыл рот, собираясь объяснить ему, что в условиях мира можно найти массу интересных и разнообразных занятий, но вместо того, побуждаемый неким инстинктом, сказал:

— Скучновато, конечно. Потому мы и отправились путешествовать.

Паомес понимающе заулыбался, а он удивился сам себе. И, как всегда, засомневался, не ляпнул ли глупость… проклятая неуверенность, настанет ли день, когда он не станет возвращаться к уже произнесенным словам и снова и снова взвешивать, верно ли, вовремя ли, там ли, тому ли…

Потом его внимание привлек разговор, начала которого он ждал, но все же чуть не пропустил, переключившись с «кома» на Паомеса и собственные мысли.

— Так, значит, вы хотите нас покинуть? — спросил Бетлоан. У Марана, надо понимать.

— А что нам делать? — ответил Маран с какой-то ленцой в голосе. — У нас там дома, родня, семьи… — голос его звучал донельзя безразлично, скучающе, словно говорится все это по обязанности, Дан отлично знал, какой Маран актер, помнил убедительность, с которой тот изображал что полудикого горца, что пресыщенного аристократа, и все же чуть не поверил в его искренность.

— Ты ведь понимаешь, — сказал Бетлоан после паузы, — что ни один правитель в мире не отпустит от себя такого воина.

Маран не ответил.

— Тот, кто не воюет за меня, воюет против меня, — продолжал рассуждать Бетлоан.

— Наши земли далеко друг от друга, — заметил Маран.

— Пока да. Но однажды они могут оказаться рядом.

Ну и аппетит, подумал Дан, выбирай Маран нужного для его планов завоевателя сознательно, вряд ли ему попался бы лучший кандидат.

— Я не могу допустить, чтобы когда-нибудь ты вывел войска мне навстречу, — развил Бетлоан свою мысль дальше.

— Ты предпочитаешь убить меня сейчас? — поинтересовался Маран так же лениво.

— Руаран не простит мне гибели такого воина, — отозвался Бетлоан. — Только в самом крайнем случае.

Маран не стал спрашивать, какой именно случай имеется в виду. Он облокотился на пуф и стал смотреть на правителя, выражение его глаз Дан на таком расстоянии разглядеть не мог, но вся его поза выражала полнейшее спокойствие.

— Я предлагаю тебе службу, — сказал Бетлоан после довольного продолжительного молчания. — Тебе и твоему другу.

— Мне ни к чему служить кому бы то ни было, — ответил Маран равнодушно. — У меня есть и земли, и стада, и многое другое. Я воюю для собственного удовольствия.

— Но у вас ведь сейчас нет войны, — сказал Бетлоан вкрадчиво. — А у нас будет еще не одна. Кроме того, я отдам тебе в жены свою младшую дочь.

— А она красива? — спросил Маран. В его голосе впервые прозвучала нотка интереса.

— Ты увидишь ее завтра, — пообещал правитель.

— А что получит мой друг Дан? — полюбопытствовал Маран.

— Я дам ему возможность сражаться рядом с тобой, тогда и ему отойдет часть военной добычи. И жену мы ему тоже найдем. Я подумаю, из чьей семьи ее можно будет взять. Ну так как?

— Я отвечу тебе завтра, — сказал Маран. — После того, как увижу твою дочь.

— А твой друг?

— Спроси у него самого.

— Разумно.

Бетлоан хлопнул в ладоши, и, когда перед ним вырос начальник караула, выполнявший, кажется, еще и функции церемониймейстера, бросил ему пару слов. Дан уже проигрывал в голове варианты разговора с правителем, это у него было обычным делом, он постоянно выстраивал в уме всевозможные диалоги, но, когда он предстал перед Бетлоаном, правитель задал ему совсем не тот вопрос, на который он приготовил ответ.

— Твой товарищ сказал мне, что воюет ради собственного удовольствия. А ради чего воюешь ты?

— Я? — Дан был слегка озадачен.

— Маран может себе это позволить, — сказал он после некоторого размышления. — Если б у меня было столько каотов! Или полей… Да и иного добра. У Марана есть все… Кроме, разве что, одного.

— Чего именно? — спросил Бетлоан с неподдельным любопытством.

— Женщин, — сообщил Дан с пьяной ухмылкой. — У нас ведь по-другому. У нас не дождешься, чтобы девушка пришла украсить воину ночь перед боем.

Не успев договорить, он уже усомнился, правильный ли выбрал путь, не совершил ли тактическую ошибку, что если зятю правителя не положено увлекаться девочками, да и вообще, может, это развлечение только для неженатых? Последнее, впрочем, вряд ли, все эти не первой молодости люди, растаскивавшие в конце пиров живой «десерт», не могли быть холостяками, в обществе, ориентированном на безостановочное размножение, да еще с избытком женщин, наверняка женятся рано… Но первое?

Однако Бетлоан не выказал раздражения или неудовольствия, а спросил:

— А как вы поступаете с теми женщинами, которые не годятся в жены?

— У нас они работают на полях, — ответил Дан незамедлительно, подумав, что мотыжить землю малютка Гениса, без сомнения, предпочла бы еженощному насилию, — возделывают землю и выращивают баобу.

— Вот как?

Конечно, правитель мог сказать, что одно другому не помеха, днем пусть возделывают землю, а ночью вдохновляют воинов, но Бетлоан сменил тему.

— Не хочешь ли ты поступить ко мне на службу? — спросил он. — Ты ведь отличный стрелок, обучишь мою стражу. А то у этих бездельников из пяти стрел четыре мимо. И долю в добыче получишь, а это немало, воевать мы, в отличие от вашего народа, будем много.

Дан задумался.

— А как Маран? — спросил он наконец.

— Почему Маран?

— А потому что куда он, туда и я.

Правитель перевел взгляд на Марана, который потягивал вино, не выказывая ни малейшего желания вмешаться в разговор.

— Марану я, конечно, тоже предложил службу, — сказал Бетлоан. — Он обещал дать мне ответ завтра.

— Что ж, можешь считать его ответ и моим, — заявил Дан и бросил взгляд на Марана, тот чуть заметно кивнул, согласен, мол, но Дан понял его кивок иначе: беседу провел верно, все путем.

В камеру его на ночь не отослали, а позволили пойти с Мараном в тот самый закуток размером с софу на вилле, что было действительно так или почти так, шуточная характеристика Марана соответствовала истине, в камеру не отослали, однако число стражников в коридоре впечатляло.