— Здесь, — сказала она.

Дан удивился, он ожидал, что Каси выведет их к забору, но ничего похожего видно не было, правда, палатки кончились, и перед беглецами лежало широкое свободное пространство… он напряг зрение и различил в темноте большие овальные силуэты. Каоты!

Каси снова задрала балахон, вытянула из-под него какие-то тряпки и протянула Марану.

— Замотайте им головы, чтобы они не кричали, — пояснила она. — По ту сторону пастбища ограда. У вас есть нож, чтобы разрезать веревки?

— Нет, — сказал Маран.

— Возьми, — она еще раз залезла под свой балахон и протянула ему маленький нож. — Оставь себе. Я украла его в кухне. А чем же вы их убили? — спросила она вдруг. — Если у вас даже ножей нет…

— Мы никого не убивали, — ответил Маран. — Они все живы и скоро придут в себя.

— Да? Жаль!

Дан смущенно кашлянул. Ощущение такое, будто кого-то обманул. Он хотел взять у Марана одну из тряпок, но тот отстранил его.

— Для тебя слишком темно. Я сам.

— Дай я, — вмешалась неожиданно Каси. — Я умею.

Она отобрала у Марана тряпки и решительно направилась к ближайшему животному, потом передумала, сообразила, наверно, что чем ближе к ограде, тем лучше.

— Иди за мной, — сказал Маран Дану, — а то налетишь, чего доброго, на каота, они тут бродят взад-вперед.

— А ее каот не лягнет? — спросил Дан, пристраиваясь за его спиной. — Копытное все-таки.

— Они смирнее коров, — возразил Маран.

Когда они подошли к границе пастбища, Каси уже обматывала челюсти второго каота. Закончив, она протянула им концы веревок, служивших поводьями. Дан проверил, есть ли на животном седло, и к немалому своему облегчению убедился, что да. Кажется, каотов не расседлывали, как коней, или, по крайней мере, не каждый день, много возни, наверно, да и шкура у них толстая, грубая, с жестким мехом, скорее всего, они седла и не чувствуют.

— Ты не возьмешь меня с собой? — спросила Каси, глядя на Марана.

— Нет, — ответил тот тихо, но твердо.

— Я готова быть служанкой у твоей жены.

— Это невозможно, Каси.

Она продолжала стоять перед ним. Маран поманил Дана и отдал ему нож.

— Разрежь веревки и выведи каотов за ограду, — сказал он. — Я сейчас.

Дан взял поводья и, ведя обоих каотов за собой, пошел к ограде, светлые колья которой были видны даже в темноте. Он перерезал веревки, вывел животных, потом, подумав, смотал с ближайших кольев несколько витков и связал болтавшиеся концы, Маран пролезет, решил он, а так будет меньше бросаться в глаза, и направление, в котором они двинулись, определят не сразу.

Через несколько минут Маран действительно пролез между веревками, быстрым шагом подошел к Дану, вскочил на каота и бросил:

— Поехали!

Они скакали ночь напролет, выжимая из каотов все, на что животные были способны. Морды им размотали только через добрый километр, поскольку крик каота, резкий и заунывный, разносился на расстояние большее, чем можно было ожидать, освободившись от повязок, они побежали резвее, хотя все равно сравнения с лошадьми не выдерживали. Правда, у них обнаружилось другое достоинство, они оказались практически неутомимы. К счастью, степь была ровная, как ипподром, и отсутствие света не очень мешало Дану, на случай серьезных препятствий он держался за Мараном, предоставив тому выбирать не только дорогу, но и направление, для чего за неимением более совершенных приборов приходилось пользовался крошечным компасом, вделанным в пуговицу на куртке. Компас, кажется, оказался очень кстати, поскольку Маран раза три или четыре ощутимо забирал в сторону.

Только когда начало светать, Маран остановился и стал оглядываться. Далеко впереди неясно маячили холмы. В пустынной степи вокруг не было ни одного дерева, ни единого кустика, только тускло-желтая трава, мокрая от ночного дождя.

— Даже до подножия холмов отсюда ехать добрых полдня, — заметил Дан. — А потом еще в гору.

— Считай, день, — согласился Маран.

— Я думал, мы доберемся быстрее.

— Пришлось сделать большой крюк. Мы выбрались с обратной стороны становища, надо было объезжать.

— Пить хочется, — вздохнул Дан.

— Это полбеды. Хуже другое. Можем встретиться с кучей народу, степь не холмы, хотя и в холмах, видишь, они до тебя добрались. Я уже не говорю о том, что они могут нас догнать, если сообразят ехать к озеру напрямик.

— Так не лучше ли?..

— Лучше. Черт с ней, с посадкой на Глелле! — И Маран позвал: — Эвальд! Эвальд! Как у тебя? — Потом, после паузы. — Отлично. Будем на месте через час.

Дан, не успевший включить «ком», поинтересовался:

— Значит, Эвальд закончил ремонт?

— Закончил.

— А где оно, это место?

— Там, — сказал Маран, взглянув на компас, и махнул рукой на восток.

— Так ты с ним заранее обговорил?

— Разумеется. Я же знал, где ты, и имел карту местности. Ты, Дан, иногда задаешь совершенно удивительные вопросы. Должен ли я понимать так, что на моем месте ты ни о чем договариваться не стал бы, а рванул бы на ура?

Я на твоем месте однажды уже был, чуть не сказал Дан, вспомнив Палевую, но не то что договориться, даже «рвануть на ура» не сумел или не сообразил, а позволил усадить себя в орбитолет и увезти наверх, а потом на Землю, чуть не сказал, но сдержался, знал, что Маран в очередной раз начнет убеждать его, что он не виноват, что ситуация была иная, командир другой, потому не стал зря болтать, а насупился и промолчал.

— Ладно, поехали, — сказал Маран и повернул каота на восток.

Над холмами появилось золотое сияние, мокрая трава заискрилась, засверкала, как хрустальная. Некоторое время Дан молча любовался рассветом, но потом его мысли вернулись к ночному приключению, в конце концов он не удержался и заметил:

— Удивительная эта Каси. Личность.

— Она одна из самых незаурядных женщин, которых я когда-либо встречал, — сказал Маран, и Дан понял, что так оно и есть. Бедная безответная маленькая Гениса уже стала тускнеть в его памяти, а Каси он вряд ли забудет так скоро, скорее всего, будет время от времени вспоминать, как очаровательную людоедку Ат, пусть и смотрел на обеих со стороны…

— Как она сказала? «Я буду служанкой у твоей жены»?

— Уж не думаешь ли ты, что это проявление крайнего смирения и самопожертвования? — усмехнулся Маран. — Нет, дорогой мой, Каси не из таких. Здешние служанки играют не совсем ту роль, какую ты себе представляешь. Не забудь, что местная семья функционирует в ином режиме. Служанки нередко берут на себя то, что наши с тобой жены никому не доверят.

— Ты имеешь в виду постель? — спросил Дан, и когда Маран кивнул, присвистнул. — Ну дает! Вот и ублажай их по полной программе! — Он заметил, что Маран помрачнел, и сказал успокаивающе: — Ничего не поделаешь, решался вопрос наших жизней.

— Жизнью еще рискнуть можно, — вздохнул Маран. — Но она сама ко мне подошла и, можно сказать, предложила себя. Пусть и с подачи Бетлоана, однако вполне искренне.

— Но тут не Бакния, — возразил Дан.

— Да. Но я-то бакн.

— Кто это знает?

— Я знаю.

Дан фыркнул.

— Тогда не жалуйся.

— Я разве жалуюсь, — сказал Маран печально. — Я просто ищу выход из этого дурацкого положения.

— Выхода у тебя нет, — сообщил Дан. — Или ты меняешь свои реакции и рефлексы, что, как я понимаю, невозможно, или продолжаешь услаждать всех, кто от тебя этого потребует. А если ты хочешь, чтоб к тебе не лезли, так это дохлый номер.

— Почему?

— Я вижу, ты опять давно не заглядывал в зеркало.

Маран промолчал.

— Ника утверждает, что ты красив, как бог, — продолжил Дан ехидно.

— Какой еще бог?

— Античный, я думаю. Христианский для подобного сравнения староват. Как и ваш Создатель.

— Иди к черту! — рассердился Маран. И мстительно добавил: — Ты и сам, кстати, далеко не урод.

Дан рассмеялся. Настроение у него поднималось вместе с солнцем.

— А красиво здесь, — сказал он, окидывая взглядом колышущиеся от легкого ветерка травы, простиравшиеся до неблизкого горизонта. — Отличный мир. Плодородная земля, чистая вода, свежий воздух. Так и хочется основать колонию. Обидно, что кто-то сделал это за нас.