— Обидно? — переспросил Маран. — Обидно, что человечеству подарили подобный мир, а человеки не нашли ничего лучше, чем продолжать жить в нем так же бездарно и бестолково, как на Земле. Или откуда они там. И ни шагу вперед. Назад еще может быть.

— Ничего, — сказал Дан бодро. — Теперь все сдвинется.

— И кто же из нас идеалист? — спросил Маран.

— Ну… В любом случае… Feci quod potui…

— Да. И посмотрим, что за это factio мы схлопочем на Земле.

Можно там просто не говорить лишнего, подумал Дан, но предлагать этого Марану не стал, знал, что бесполезно.

— Ничего, — продолжил тот, — если меня уволят, я возьму Наи и уеду с ней… — Дан полагал, что он скажет «на Торену», но Маран сказал: — на какой-нибудь остров, и ты меня не увидишь очень долго… — теперь Дан ожидал, что услышит нечто вроде «годик-другой», но Маран серьезно завершил: — Месяца два или даже три. — И Дан подумал, что и этого совсем не мало.

— Ну уж и уволят, — сказал он. — Что мы такого, в конце концов, сделали? Помогли выиграть одно несчастное сражение, так у них этих потасовок в день по десятку.

— Ты недалек от истины. Возможно, я допустил ошибку и следовало делать совсем другое.

— Что?

— Научить их держать слово.

Дан протяжно свистнул.

— Исключено. На то, чтобы европейские варвары превратились в рыцарей, ушло лет семьсот… Смотри, летит!

Они подняли головы, всматриваясь в серебряную искорку, скользящую по зеленому небу, потом, не сговариваясь, погнали каотов во весь опор.

Часть вторая

ВТОРАЯ ГАММЫ ВОДОЛЕЯ

— Дан! — услышал он голос Ники. — Дан!

— Ну что там? — проворчал он, скорее, впрочем, довольный, что его оторвали от книги. А точнее, мерзкой, тупой книжонки, черт его попутал прихватить с собой современный роман, автору которого сказать было абсолютно нечего, но называться писателем хотелось, и он на пяти сотнях страниц живописал всякие физиологические отправления, самым эстетичным из которых оказался единственный гетеросексуальный половой акт, затерявшийся среди тысячи всевозможных извращений.

— Включи VF!

— Ты же знаешь, у меня его при себе нет!

Он не любил на отдыхе таскать с собой видеофон, его поражали эти земляне, которые ни на секунду не могли расстаться с любимой игрушкой, точно дикари с заветным амулетом, Ника не снимала его с руки даже в воде, в душе, в бассейне, в море он начинал вдруг попискивать, не далее как сегодня утром, в момент, когда они с Даном плавали в сотне-другой метров от берега, ей позвонила подружка, дабы немедленно продемонстрировать только что купленное платье, несомненно, если б Ника увидела обновку, да еще не свою, а чужую, получасом позже, мир бы рухнул… Наверно, дело было и в специфике его работы, проходив полгода с микрокомом в ухе, из-за чего круглосуточно находишься в пределах досягаемости для любого члена экспедиции, хочешь потом хотя бы ненадолго оказаться наедине с собой…

— Поднимешься или переключить на свой и принести? — спросила Ника.

Она стояла на балконе, опершись на полупрозрачные белые напоминавшие по материалу оникс перила и смотрела на него сверху вниз.

— Принеси, — буркнул он, захлопнул книгу, выбрался из шезлонга, размахнулся и зашвырнул маленький квадратный томик подальше в сад, намусорил, конечно, ну да ладно, робот-уборщик подберет, а поставить такое на полку рядом с Шекспиром или Бальзаком он не мог. Черт побери, за два десятка лет, прошедшие со дня смерти отца, библиотека, оставленная тем, пополнилась лишь на сотню-другую книг и вовсе не потому, что Дану было жаль денег, пусть традиционные издания и стоили дорого, читать с монитора он не любил и покупал их, не глядя на ценник, это он себе позволить мог, просто в итоге большая часть показавшейся ему в магазине хоть в какой-то степени интересной беллетристики после прочтения отправлялась в мусорное ведро. Не к букинистам даже, тащить к тем подобное чтиво ему было попросту стыдно. И почему это людям нравится читать про всякие свинства, а им нравится, иначе такого не писали бы, не издавали и не продавали… то есть, наоборот, он не с того конца начал, все ведь упирается в куплю-продажу, теперешние, с позволенья сказать, писатели сначала изучают рынок, а потом только берутся за перо… то есть садятся за компьютер…

Ника снова появилась на балконе.

— Лови, — сказала она.

— А кто там? — спросил он запоздало, уже подойдя поближе к стене дома и подставив руки, не получил ответа, но по загадочной улыбке Ники понял.

— Маран?! — воскликнул он радостно.

Вместо ответа Ника перегнулась через перила и бросила ему серебристый кругляш вместе с замысловатой цепочкой, на которой он висел, этот был медальонного типа, изящный, с вкраплениями цветной эмали, в звенья цепочки вделаны кусочки самоцветов, не прибор, а украшение, колье или ожерелье. Он легко подхватил аппаратик и повернул экранчиком к себе.

Это действительно был Маран.

— Ты где? — спросил Дан, расплываясь в улыбке.

— Дома.

— Тут?

— А где же? Не заработала, не надейся.

Фраза прозвучала туманно, но Дан знал, о чем речь. Обещанная установка гиперсвязи налаживалась и переналаживалась, а заявленная апробация все откладывалась.

— А вы?

— На Индийском океане, — сообщил Дан, машинально обводя взглядом раскинувшуюся сотней метров ниже бухту, ошеломляюще синие волны, набегавшие на изогнутую полукругом полосу пляжа, высокие, тонкие стволы пальм и крыши разбросанных в полупарке-полулесу коттеджей.

Декабрь, в который они угодили, вернувшись на Землю, был ему не по нутру, он не любил зиму, снег, холод и, промаявшись неделю, решил перебраться на время отпуска в южное полушарие, тем более, что Маран ни с того, ни с сего отправился на Торену… ничего особенно удивительного, впрочем, в этой поездке не было, хотел повидать родину и друзей, нормальное человеческое побуждение, он и Дана с Никой звал с собой, но Ника отказалась, имею я право побыть немного наедине с собственным мужем, спросила она, когда Дан предложил ей совершить путешествие… признаться, Дана ее сопротивление удивило, Ника любила как путешествия, так и Торену… да и Наи предпочла бы провести с Мараном один на один хотя бы месяц, добавила она, Дан усмехнулся, и Ника сбавила срок до двадцати четырех дней, которые приходились на сам полет, пассажирский лайнер шел до Торены двенадцать суток, двенадцать туда и двенадцать обратно, с этим Дан согласился… По совести говоря, он и сам не горел желанием снова садиться на астролет, валяться на диване и читать, вот и все, чего ему действительно хотелось, во всяком случае, днем, в итоге Маран улетел один, то есть, разумеется, с Наи, и намеревался провести на Торене три месяца, весь отпуск… Выгонять его из Разведки никто, конечно, не стал, может, ВОКИ и применил бы к нему или к ним, поскольку Дан вовсе не собирался прятаться за «широкую спину» Марана, меры, более суровые, чем благожелательные, в сущности, увещевания, но уже через пару часов после того, как они ступили на Землю, Дан понял, что Марану ничего не грозит. Приехав домой и войдя в большую гостиную на первом этаже (Маран внизу задерживаться не стал, они с Наи испарились моментально и, как справедливо подозревал Дан, надолго), он сразу увидел толстую пачку распечаток, приготовленную ему Никой, знавшей о его нелюбви к чтению с монитора, и тут же проглядел верхние листы. Газеты были полны Глеллой. Все несбывшиеся чаяния, связанные с Палевой, все ожидания и надежды должна была теперь оправдать Глелла. Невиданные технологии, высочайшее искусство, опередившая земную на тысячелетия наука, это и многое другое обнаружилось на новооткрытой планете, и обитатели ее готовы были поделиться с человечеством всем, что имели. А благодаря кому? Кто нашел звездный атлас на Эдуре? Маран. Кто вычислил по этому атласу местонахождение Глеллы? Маран. Кто, наконец, спас ее обитателей от верной смерти?.. Насчет последнего Маран сказал с усмешкой: «Вот что значит оказаться в нужном месте в нужный час. А ведь это одно везение, и почему я, спасали мы все, будь командиром Патрик или ты, ничего не изменилось бы». «Пока лично я догадался бы, что глеллы умирают от жажды, — возразил Дан, — в живых не осталось бы и половины». Как бы то ни было, Маран стал главным героем истосковавшейся по свершениям Земли, Маран превратился в ходячую легенду, и даже Всемирная Организация Космических Исследований не могла бы пренебречь мощью общественного мнения. К тому же глеллы… Для глеллов Маран был олицетворением той цивилизации, которая, можно сказать, извлекла их из разве что незасыпанной еще могилы, Маран неизбежно представлял человечество, и, отодвинь его ВОКИ или кто угодно в сторону, неизвестно, как сложились бы дальнейшие взаимоотношения с Глеллой. Одним словом, наверху решили, что их с Мараном действия на Безымянной были адекватны ситуации (принцип катастрофы и тому подобное), и они благополучно, как и прочие члены экспедиции, получили свои отпуска и разъехались отдыхать. Однако не прошло и двух месяцев…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: