— Там, — шепнула она, указывая в темноту, потом приложила палец к губам, хотя он и так не шевелился, напрягая слух и пытаясь уловить хоть какой-то звук, шепот, шорох. И услышал сладкий женский стон…

— Свет! Зажги свет, — прошелестел голос у уха, тонкие, хрупкие пальцы с неожиданной силой впились в его руку и потянули ее к стене, туда, где была вделана пластинка выключателя. Холодный пот тек по его лицу, надвинулось ощущение, что сейчас он сорвется и полетит в мерзостную гниющую трясину, сейчас, как только вспыхнет свет, еще несколько секунд… И тут какой-то неясный импульс пронизал его сознание, он выдернул руку и шепнул, а потом повторил громко, нет, крикнул:

— Ложь!

Звук собственного голоса вытолкнул его из липкого ужаса. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо Марана.

— Это был сон, Дан, — сказал тот. — Сон, — его голос дрогнул.

— Откуда ты знаешь, что мне снилось… — пробормотал Дан недоверчиво и проснулся окончательно. Сел, поднял руку, лоб, щеки были действительно мокрыми от пота, он машинально притянул простыню и вытер ею лицо.

Увидев, что он пришел в себя, Маран подвинулся с середины постели, на которой сидел, в изголовье, и тронул Поэта за плечо, койки в маленькой каюте орбитолета были составлены так тесно, что вставать ему для этого не понадобилось, достаточно оказалось протянуть руку. Поэт, лежавший к ним спиной, моментально перевернулся на другой бок, лицом к каюте, глаза его были широко открыты, но минуту он смотрел на Марана и Дана, словно не узнавая, потом лишь его взгляд стал осмысленным.

Маран молча поднялся, снял с вешалки брюки, надел, сунул ноги в кроссовки, открыл дверь, так же безмолвно сделал два шага через коридор и толкнул дверь напротив. Прислушался, потом решительно протянул руку в сторону выключателя, и в той каюте тоже вспыхнул свет. Дан вскочил, торопливо оделся, ограничившись по примеру Марана брюками и обувью, и прошел туда.

Вторая каюта была точной копией первой, одна койка напротив входа и две по бокам, Дан видел через плечо Марана Патрика, тому при его навыках и стаже разведчика полагалось проснуться мгновенно, но прошло добрых полторы минуты, пока он зашевелился. Быстрее очнулся Мит, когда Маран переступил порог, дав Дану возможность заглянуть внутрь, Мит уже сидел на койке, хмуро глядя куда-то в пространство. Впрочем, через пару десятков секунд он заметил Марана, автоматически подвинулся, давая тому сесть рядом, а потом и вовсе поднялся и стал одеваться, но медленно, как бы заторможенно. Артур, проснувшийся позже остальных, последовал его примеру, а Патрик просто уселся, скрестив ноги по-турецки и закутавшись в одеяло по самое горло, казалось, его знобит.

Маран кивнул Дану на койку рядом с собой и, когда тот сел, позвал, не поворачивая головы:

— Поэт!

Тот молча вошел и устроился в изножье койки Артура. Дан отметил его бледность, впрочем, он и сам наверняка выглядел не лучше.

Маран обвел всю компанию взглядом и бросил:

— Рассказывайте.

Никто ему не ответил.

— Надеюсь, вы не будете отрицать, что видели сны? — спросил он. — Дурные сны, кошмары, неприятные, болезненные, неважно. Сны.

Возражать тоже никто не стал, и он продолжил:

— Я хочу, чтобы каждый пересказал свой сон. Дан!

— Я… н-не могу, — выдавил из себя Дан после длинной паузы. — Нет.

Маран повернулся к Миту, но тот покачал головой.

— Ладно. Я начну, — сказал Маран с усилием. — Он опустил голову и заговорил, глядя в пол. — Мне снилась Бакния. Война. Площадь Расти. В Бассейне слез выкипела вода, статуя оплыла и почернела. Дворцы лежали в развалинах, стены превратились в спекшуюся массу, все дымилось, горизонт был в пламени.

Он говорил монотонно, невыразительно, но Дан понимал, что страшная картина стоит перед его глазами, он и сам, хоть и не спал, но, казалось, мог в любой миг снова увидеть свой сон, рельефный, подробный: скомканные простыни, решетчатая тень от оконного переплета на паркете, развевавшиеся, словно белые флаги, занавески, силуэт женщины в лунном свете, то становившийся бесплотным, то прорисовывавшийся сквозь прозрачное одеяние во всех деталях — он ведь прекрасно знал это тело, грудь, бедра, ноги, хоть и видел его только в бикини — силуэт прелестной женщины, к которой он, будучи в здравом уме и не утратив памяти, не прикоснулся бы даже под страхом смерти…

— Вокруг метались люди, вопили, падали, на некоторых горела одежда… — Маран сделал длинную паузу, потом поднял глаза на напряженно слушавших товарищей. — Мит и Санта держали меня за руки, а Поэт размахивался и бил наотмашь по лицу, раз за разом, бил и кричал: «Сколько тебе за сведения о бомбе заплатили дерниты?» — Он умолк.

Дан шумно перевел дыхание. Такое было куда страшнее того, что приснилось ему. Он придвинулся поближе к Марану и положил ему руку на плечо, тот словно не заметил этого дружеского жеста, но голос его прозвучал спокойнее, когда он сказал:

— Все. Кто следующий?

Дан подождал, увидел, что желающих нет, и, глубоко вздохнув, предложил:

— Я расскажу.

Его выслушали в той же гробовой тишине, потом Маран посмотрел на Поэта.

— Я тоже видел Бакнию, — начал тот нехотя. — Но… другую. Лита садилась за далекие купола дворцов Расти, только закат был не торенский, не розово-лиловый, а багровый, земной. У стен Крепости расстреливали. По одному, длинная очередь вилась по склону холма, конец терялся в Поле Ночных Теней. Я стоял где-то в шестом десятке и смотрел. Передо мной были Ина с Венитой, позади я заметил Дора, Дае, Илу Леса и многих других. Я видел, как к стенке поставили Дину, как ее бедное хрупкое тело задергалось под пулями и сползло наземь. — Он сделал паузу, посмотрел на Марана. — Расстрелом командовал Мит, — сказал он хрипло. — А ты стоял наверху у ворот, окруженный охранниками, и на губах у тебя играла пренебрежительная усмешка. Венита крикнул Миту: «Пойди скажи ему, пусть пожалеет хотя бы женщин», но тот только пожал плечами и буркнул: «Женщины не менее опасны, чем мужчины. Он имел случай в этом убедиться». — Он вздохнул и добавил: — Ты разбудил меня, когда в очереди передо мной оставались четверо.

— Патрик…

— То, что видел я, было не столь… объемно, — сказал тот, — но, может, не менее драматично. Ты, я и шеф втроем работали над каким-то проектом. Собственно, не над каким-то, а связанным с Эдурой, я все прекрасно помню. У него дома почему-то, во дворе, под тентом из виноградных лоз, я еще отметил про себя, что ягоды совсем зеленые. Было лето, жарко, душно, в какой-то момент он взялся за сердце, застонал и уронил голову на стол, я понял, что случился очередной инфаркт, схватился за VF, и тут ты вывернул мне руку, сдернул с нее браслет с видеофоном и зашвырнул его далеко в сад. Потом небрежно кинул: «Хватит с него. Пора дать дорогу другим». Я бросился на тебя, мы сцепились, упали на землю, стали кататься по каменным плитам… Ей-богу, у меня до сих пор ребра болят, кажется, что тут сплошные синяки… — Он потер бок.

— А дальше что? — спросил Дан.

— Дальше? Ничего. Проснулся. То есть вы разбудили.

— Артур! — сказал Маран.

Но тот неожиданно побагровел и замотал головой.

— Не буду! Ни за что!

— Почему?

— Потому что… Нет, невозможно. Во всяком случае… Не тебе.

Маран некоторое время смотрел на него и вдруг спросил:

— Ты видел во сне Наи?

Артур вздрогнул, но не ответил.

Маран помолчал, потом задал еще один вопрос:

— И кто… был зачинщиком? Ты или она?

— Она. Она сказал, что… что ты… — Артур замялся… — Что ты неспособен ее удовлетворить, — пробормотал он наконец.

Маран криво усмехнулся.

— Ну что же… Остался ты, Мит.

— Я, по идее, оказался в одном с Поэтом сне, — сообщил тот. — Видно, у этих ублюдков истощилась фантазия. Правда, расстрел в мой сон не попал, и вообще было менее людно, я и ты вдвоем, больше никого. Дело было в кабинете Изия… кабинет Изия, подумать только! И ты встаешь из-за его стола, подходишь ко мне и говоришь: «Я слышал, Навер стал болтать лишнее. Позаботься, чтобы он помалкивал. Отныне и впредь». «Ты что, — спрашиваю, — на своих руку поднимаешь?» «А ты, — говоришь, — заткнись и выполняй приказ. Не то на тебя самого руку подниму.» Тут меня злость взяла, убью, думаю, и выдергиваю из кармана пистолет… — Он сокрушенно покачал головой.