- Считаешь, это он устроил стрельбу?

- Он гладко говорит и, по логике, у него не было причин устраивать покушение на тебя. И все же… - Наста сделала многозначительную паузу. - И все же, я считаю, надо присмотреться к нему.

Акутагава, отбросив от себя дотлевшую до фильтра сигарету, полюбопытствовал:

- Значит, мне тебя не отговорить?

- Я уже большая девочка и могу сама о себе позаботиться, - произнесла она мягко. Шагнув к нему, Наста поцеловала его в щеку и, улыбаясь, отступила: - Спасибо за стремление прикрыть мой зад, милый. Поверь, я очень ценю это. Однако позволь мне поступать так, как я считаю нужным.

Мужчина вглядывался в её изумрудные глаза пару секунд, прежде чем улыбнулся:

- Пообещай быть осторожней.

- Я постараюсь, - хмыкнула та в ответ.

- Пообещай мне еще кое-что, это очень важно, - прибавил Акутагава затем. – Юки ни в коем случае не должен узнать о Никите.

Наста, выслушав его, позволила себе отпустить шпильку:

- Опасаешься, что он помешает тебе принять правильное решение?

- Вроде того, - как-то неопределенно ответил тот.

- Но не кажется ли тебе, что ребенок поможет Юки в нынешней ситуации? Он обожал бы твоего ребенка, – закинула пробную удочку женщина. - Он так переживает из-за Иврама. Весть о Никите обрадовала бы Юки, вернула бы к жизни.

Акутагава помрачнел, но не отвел взгляда.

- Этот ребенок… он не тот, кто нужен, - произнес он тихо. - Поэтому Юки лучше не знать.

- Никита твой сын. Разве не это самое главное?

- Да, главное для Юки. Но не для меня.

Наста не стала настаивать и лезть к нему в душу, вместо этого она сказала то, что тот хотел услышать:

- Хорошо, будь по-твоему. От меня Юки ничего не узнает.

Акутагава кивнул в знак благодарности за её согласие хранить тайну.

Вечером, по пути в Угаки, Наста думала о том, к чему может привести вся эта история. И дело не только в Никите, существование которого его отец собирается скрывать даже от своего самого близкого человека! Дело в Акутагаве. Тот может принять жестокое решение и следовать ему, однако Насте почему-то казалось, что сам Акутагава не представляет до конца, насколько сильно это может повлиять на его жизнь. Одно дело вершить судьбы посторонних людей, и совсем другое – распорядиться жизнью своего сына, невинного ребенка. Акутагава всю свою жизнь искал компромиссы со своей совестью ради возможности побеждать - но может так статься, что на этот раз цена окажется слишком высокой для него.

Увидевшись в Угаки с Юки, Наста невольно поежилась. Юки заметно похудел, хотя и раньше не отличался особой упитанностью, он осунулся, под глазами у него пролегли синеватые тени. Он выглядел больным и несчастным. Юки напоминал бесплотное приведение, бродящее по огромной вилле, среди всего богатства и роскоши.

«Акутагава тоже переживет смерть Иврама, но его любовь к Юки слишком сильна, чтобы поколебаться под натиском горя, - мысленно резюмировала Наста, понаблюдав за Юки и Акутагавой. – А вот Юки… Чувство вины опустошило его, почти разрушило. Он не смотрит на Акутагаву, не замечает, как тот беспокоится за него. Их отношения под угрозой, это ясно как божий день».

Из-за подавленности, Юки не сразу обратил внимание на ссадины Насты.

- Где ты поранилась? – спросил он, слегка смутившись.

Наста поймала многозначительный взгляд Акутагавы.

- Лихачила на машине и улетела в кювет. Ничего страшного, заработала пару синяков и всё, - солгала она, и участливо осведомилась: – А как у тебя дела?

Юки словно и не услышал её вопроса, вместо этого он заговорил о другом:

- Ты сделала всё, как планировала?

Зеленоглазая женщина непонимающе нахмурилась, потом сообразила – он спрашивает о ее намерениях развеять прах Иврама в России. Рассказать Юки правду? Нет, и речи быть не может! Его хватит удар от известия о том, что урна с прахом пропала без вести. К тому же, он не должен знать обстоятельства, при которых урна была оставлена в польской гостинице, иначе у него возникнут неудобные для Насты и Акутагавы вопросы.

- Да, сделала, - кивнула она утвердительно.

Тот сумрачно посмотрел на нее, производя впечатление человека, получившего оглушающий удар по голове. Впрочем, Наста зря опасалась настойчивых вопросов с его стороны, их не последовало - Юки понурил голову и ушел в себя. Акутагава, надеясь разрядить обстановку, предложил сесть за стол. За ужином Юки - сбросив с себя оцепенение - сообщил о своем намерении вернуться к работе на вулкан Галерас.

- И когда собираешься уехать? - осторожно задал вопрос Акутагава.

- Завтра утром. Я уже заказал билет.

За столом повисла тишина. Акутагаву задело известие о столь скором отъезде, однако он скрыл свои эмоции, памятуя о том, что сам предложил Юки попробовать отвлечься. Учитывая, как скверно обстояли дела еще утром, нужно поддержать Юки, помочь ему выбраться из ямы боли и самобичевания. Раз он хочет ехать – прекрасно! Юки должен преодолеть кризис, иначе он угаснет, растает как свеча.

- Завтра, так завтра, - мягко улыбнулся Акутагава. – Я рад, что ты решился.

- Значит, вернешься к своим друзьям? - заговорила Наста, пригубив бокал с вином.

- Да, они ждут меня… - Юки посмотрел на нее безжизненным взором и попытался выдать что-то оптимистичное: - Работы там много. Скучать не придется.

- А тот симпатичный мулат все еще в команде? Как там его зовут? Баобаб?.. – позволила она себе немного фривольности, надеясь его слегка расшевелить.

- Асбаб. Он в команде.

Для Юки пребывание за столом становилось невыносимым. Лицо Насты, её зеленые глаза, напоминали ему об Иве - и он осознавал отчетливо, как тщетны на самом деле все его попытки выбраться из темного водоворота страданий. Отложив столовый прибор, Юки встал из-за стола, сказав, что хочет заняться сборами.

- Ты же ничего не съел, - протестующее сказал Акутагава.

- Я не голоден.

Он ушел. Наста залпом проглотила вино и, закурила сигарету, произнесла глубокомысленно:

- Он плох. Уверен, что отправить его в Колумбию хорошая идея?

- Здесь Юки становится только хуже, - вздохнул Акутагава. – И я ничего не могу поделать с этим.

- А если он выкинет какую-нибудь глупость?

- Он дал мне слово, что не сделает этого. К тому же я никогда не отпускал его, не подстраховавшись – за ним всегда наблюдают и оберегают от неприятностей. Тем более в Колумбии, в этом рассаднике бедноты, бандитов и экстремистов. Конечно, Юки не в курсе, он всегда считал меры предосторожности излишними, - мужчина отодвинул от себя тарелку и, смяв салфетку, бросил ее на стол: - Когда он там, он думает только о своей работе, и ничего не замечает вокруг… Обычно меня это беспокоит. На сей же раз я надеюсь именно на то, что он с головой уйдет в свои исследования и вернется к жизни.

Зеленоглазая женщина удрученно качнула головой.

- И все же, я считаю, не нужно отпускать его.

- Лучше так, чем запереть его в четырех стенах и обречь на агонию.

- Тебе не пришло в голову, что его агония никуда не денется? – прямо спросила Наста. – Что, если ему будет становиться все хуже и хуже?

Акутагава, испытывая противоречивые эмоции, прикусил губу и опустил взгляд.

- Об этом я подумал в первую очередь. Я безумно боюсь за него, – признался он. – К сожалению, у меня нет никакого другого козыря, который бы помог мне спасти его от саморазрушения! Что бы я ни делал, он только сильнее замыкался в себе, отстранялся. И только когда я заговорил с ним о его возвращении на работу, к Юки вернулась – пусть и крохотная – но искорка жизни. И я хочу удержать эту искорку. А потом, спустя некоторое время, ему станет легче. Должно стать легче! Мы сумеем преодолеть эту боль…

Наста слушала его с грустью, невольно возвращаясь мыслями к брату.

«Юки – единственный, кто честен сам с собой. Мы с Акутагавой старательно делаем вид, что уже смогли преодолеть смерть Иврама, хотя это всего лишь притворство, - подумала она. – Призрак Иврама не оставляет нас. Мы не говорим о нем, однако все равно все сводится к нему».