Столовая была залита кровью. С одной стороны длинного стола лежала бездыханная Кадрома, с другой стороны беспорядочно валялись изрешеченные пулями тела ее трех сыновей.

Акутагава преклонил колени перед трупом своей тетки, разглядывая ее мертвое лицо. Наемники в черных масках, расстрелявшие мужчин, вновь заняли свои места у стен с безразличным ко всему спокойствием – они подчинялись только приказам Акутагавы и никому больше. Повиновение это было безоговорочным – если им приказывали убить, они убивали без раздумий.

О господи! О господи! – завизжали Менфу и Юэ, только завидев картину кровавой бойни. Они инстинктивно попытались было отпрянуть, но Такесима и Сугавара не позволили им удариться в бега. - Что же это такое?! За что?!

Акутагава, оставив труп Кадромы на полу, выпрямился и повернулся к ним. От него не ускользнуло, что телохранители выглядят не менее потрясенными, чем две молодые девушки – вид расстрелянных мужчин и женщины был для них полнейшей неожиданностью. Такесима и Сугавара – несмотря на все, чему они становили свидетелями за время их службы клану Коеси - не ожидали такого поступка от своего подопечного.

Простите, что испортил вам ужин, - сказал Акутагава, очень учтиво обращаясь к плачущим вдовам его кузенов. Его одежда испачкалась в крови, когда умирающая Кадрома навалилась на него, в руке он по-прежнему сжимал пистолет: - Но дело не терпит отлагательств.

Он впервые предстал перед Менфу и Юэ воочию. Они, став супругами сыновей Ду Ланьчжи, видели Акутагаву разве что на фотографиях и по телевизору – ведь тот не стремился поддерживать тесных отношений в родственниками, живущими в Китае. Их мужья не особо любили распространяться относительно своего знаменитого кузена - то ли потому что опасались говорить об Акутагаве, то ли потому что сами знали о нем немногое. Зато Ду Ланьчжи не избегал разговоров о нем, но если и заводил речь, то только для того чтобы начать распекать Акутагаву и его отца, Коеси Мэриэмона, на все лады. Впрочем, Менфу и Юэ были слишком далеки от мира политики и бизнеса. Обе женщины, наследницы состоятельных китайских семей, росли словно оранжерейные цветы: в тепле, покое, окруженные всеобщей заботой и лаской, от них требовалось быть красивыми и воспитанными – дабы украшать место подле мужа. И, выйдя замуж и произведя на свет детей, они ни в чем не поменяли своих привычек и интересов: Менфу и Юэ прекрасно разбирались в изобразительном искусстве, в музыке, участвовали в благотворительности – строго соблюдая «лицо» могущественного клана, членами которого стали. Что творилось за пределами их уютного оранжерейного мирка их мало интересовало. До сегодняшнего дня.

Сегодня, глядя в бедно-карие «глаза Будды», женщины поняли, что их незнание обратилось против них. В их дом пришел убийца – но они даже не знали, что послужило причиной его прихода, в чем провинились их свекр и свекровь, их мужья перед Акутагавой.

Что вы делаете? – сквозь слезы проговорила Юэ, оседая в руках удерживающего ее Сугавары. В отчаянии она повторила вопрос: - За что? За что вы так?

Акутагава улыбнулся им такой бесчувственной улыбкой, что у обоих кровь застыла в жилах от ужаса:

Боюсь, у меня нет времени и желания пускаться в разъяснения, милые дамы, - он поглядел поверх их голов на своих телохранителей, прибавив по-японски: – Оставьте их здесь, дальше я разберусь сам. Приведите сюда детей.

Женщины запричитали еще громче. Сугавара и Такесима, поняв, какая участь уготовлена Менфу и Юэ, помрачнели еще больше, их лица напряглись. Они не двинулись с места, взирая на своего хозяина слишком красноречивыми взглядами. Акутагава, выждав несколько мгновений, насмешливо хмыкнул и заговорил:

В чем дело?

Вырезать всю семью Ланьчжи – это слишком! – сквозь зубы процедил Такесима

.

Мы не можем тебе позволить это сделать, - закончил мысль напарника Сугавара.

Да неужели? – Акутагава вздернул руку, направляя пистолет на Менфу, готовый выстрелить. Но Сугавара сделал шаг вперед и вцепился в оружие, мешая ему, а Такесима оттолкнул женщин назад, заслоняя их. Наемники тут же взяли их на мушку, готовые стрелять по бунтарям как только хозяин даст отмашку.

Что вы себе вообразили, интересно? – нахмурился тот, щуря свои светло-карие глаза. – Выполняйте приказ.

Одумайся, Акутагава! К чему столько жертв? Не нужно творить то, что потом уже нельзя будет исправить!

Акутагава хмыкнул во второй раз, затем рывком освободил свою руку с оружием и отступил на шаг назад.

Вот как? Значит, вы решили тоже предать меня?

Если ты считаешь предательством попытку помешать тебе совершить ошибку…

Это не ваша обязанность – думать за меня. Вы либо выполняете приказы, либо становитесь предателями. Альтернативы нет, - отрезал их хозяин, говоря отрывисто. – Я не потерплю неповиновения.

Ты собираешься убить и женщин и детей! Это дико! Ты не должен…

Я всего лишь устраняю помехи на своем пути. И вы, судя по всему, тоже хотите стать помехой для меня.

Такесима и Сугавара обменялись многозначительными взглядами. Они так давно были напарниками, что понимали друг друга без слов. И сейчас, переглянувшись, они молчали задались одним вопросом и так же молча пришли к единому решению. Кивнув в знак согласия, телохранители повернулись к Акутагаве. Они медленно вытащили из кобур свои пистолеты – спровоцировав наемников, которые возомнили, что мужчины собираются напасть на Акутагаву.

Не стрелять! – рявкнул Акутагава, когда наемники бросились к Сугаваре и Такесиме; окружив тех плотным кольцом.

Мы никогда тебя не предадим, - его личные телохранители извлекли из пистолетов обоймы и отбросили оружие в сторону. – Но если хочешь считать нас предателями, то дело твое. Только знай – убить женщин и детей ты сможешь только после того как расправишься с нами. Но сделай это лично. Сам.

Они преклонили колени перед ним, подчеркивая этим покорность его воле. Акутагаве потребовалось время, чтобы заговорить – хотя ни одна черта его лица не выдавала его истинных чувств:

Вы глупцы, возомнившие о себе слишком много! Считаете, что сумеете вот так надавить на меня?

Да, мы глупцы, - последовал спокойный ответ на его слова. – Глупцы, возомнившие тебя не своим хозяином, а братом. Все эти годы мы находились подле тебе не потому что эта служба настолько привлекательна для нас. Ты стал для нас семьей, которую мы оберегали ценой собственных жизней. Мы не ждем от тебя сходного отношения, Акутагава. Но, считая себя твоими братьями, мы обязаны попытаться удержать тебя от опрометчивых решений, о которых ты можешь впоследствии пожалеть. Мы знаем тебя лучше чем ты думаешь…

И поэтому заступаетесь за моих врагов? – в голосе Акутагава зазвенели отголоски гнева.

Нас беспокоит не их судьба, а твоя! Ты не должен так пачкать свои руки, не должен опускаться до такой низости! – возразили ему горячо. – Для нас невыносимо будет наблюдать за твоим падением. И, раз уж ты решился взвалить на себя гнет подобного преступления, то не останавливайся на полпути. Казни и нас тоже – собственной рукой, брат.

Молчание на сей раз длилось еще дольше. Вдовы убитых сыновей Ду Ланьчжи тихо всхлипывали в стороне. Наемники, держа Такесиму и Сугавару на мушке, застыли в ожидании.

Наконец, Акутагава, закусив губу, поднял руку с пистолетом и направил ее на своих телохранителей. Те лишь склонили головы ниже, не сопротивляясь происходящему и готовые принять свою участь. Но выстрела не прозвучало. Он продолжал целиться в них, но не стрелял. Прошла одна минута. За ней – медленно, с убийственной неопределенностью – началась вторая. Время утекало сквозь пальцы как сухой песок.

Резко выдохнув воздух из легких, Акутагава опустил оружие и порывисто ушел в сторону. Дойдя до стены, он остановился, упершись в нее остекленевшим взглядом, после чего развернулся – и достиг противоположной стены. Он расхаживал по столовой, как загнанный в клетку разъяренный зверь. Потом, наконец, остановился подле них вновь, проговорив через силу: