Прошел месяц после того унизительного разговора. Удушающее давление со стороны олигархии с каждым днем все усиливалось – и она сама себе начинала напоминать утопающего, отчаянно борющегося со смертельным течением, что тащит его на каменные пороги. Ей необходимо было сделать выбор – который, в общем-то, был отсутствием выбора…

И вдруг… Наталия получила секретное сообщение от Коеси Акутагавы. Тот предлагал встретиться – и не где-нибудь, а на его личной территории, в Японии, на вилле Угаки. Не сообщив никому о причине своей поездки, Наталия вновь сорвалась с места.

Чего хочет от нее Акутагава?..

Пора, - коротко сообщил Никос Кропотов.

Девушка подняла на него синие глаза, затем кивнула и поднялась с кушетки. Горничная накинула ей на плечи меховое манто, бережно оправив складки. Кропотов сопровождал ее до вертолета, напоследок они обменялись многозначительными взглядами. Наталии не нужны были дополнительные инструкции или напутствия – свою роль она знала превосходно.

В любом случае, у нее не было выбора.

Рассеяно глядя на проплывающие внизу огни мегаполиса, похожие на отражения звезд в черной воде старого и глубокого колодца, она гадала о том, что ее ждет – если ей вновь придется ни с чем вернуться на родину. Скорее всего, враждебная коалиция не пожелает более терпеть различные отговорки и ожидать ее решения. Ей и Кропотову не устоять против всей этой стаи, пусть стая эта и сама не понимает, чего хочет от будущего – они живут только сиюминутными интересами, жаждой мгновенной наживы. Чем придется платить за свои недальновидные поступки стая не задумывается, а когда придет время расплаты, будет слишком поздно что-либо менять…. Вот она сермяжная правда обо всех этих заносчивых богатеях, аристократов и бизнесменах - они, если будет выгода, продадут родную мать на базаре.

«И мои родные. Они уже продали меня, - подумала Наталия с самоизьязвляющей иронией, прикрывая глаза и погружаясь в свой внутренний мир. – Мне нечего рассчитывать на них! Они ни за что не примут моей стороны…»

Моральная сторона предательства родных ее не особо тревожила. Их семья была скопищем взаимных чужаков, прожигающих жизнь под одной крышей. В конце концов, в таких богатых семьях как их, родственная привязанность считалась почти недостатком; в почете у них была гордыня, чувство собственного превосходства над другими, жажда денег и власти. Даже с Аделью Харитоновой – самым дорогим ей человеком – Наталия не всегда была близка.

До четырнадцати лет она росла, практически не знаясь со своей бабкой. Княгиня занималась политикой и экономикой, ей не было дела ни до своих детей, ни до внуков. Впрочем, дети и внуки платили той ответным равнодушием лишь слегка припорошенным сверху фальшивой родственной приязнью – многие, очень многие не разделяли взглядов ее бабки на то, как надо вести дела, и только страх перед Аделью Харитоновой вынуждал всех их молчать и подчиняться… Что до Наталии, то, как только ей исполнилось двенадцать лет, то по настоянию матери, ее отправили из России в Великобританию, где она должна была получить образование. Она без особого сожаления покидала тогда родину, оставив безразличного к ней отца, вечно ею недовольную мать и троих старших братьев. Наталия не скучала по ним, уезжая в другую страну в сопровождении сонма слуг и гувернантки – она ни минуты не тосковала, обосновавшись в роскошном особняке в пригороде Лондона. Но два года, проведенных в Великобритании, обернулись для Наталии нежданной трагедией.

Если бы не княгиня, которая лично взяла шефство над внучкой после ее возвращения в Россию, то Наталия погибла бы. Ее бы утянули в омут те темные глаза, чей последний взгляд – шальной, восторженный и пылающий самоубийственным огнем.

«Смотри, Натали, как я лечу… лечу вниз…»

Она тогда всюду слышала этот тонкий голос, надрывный, в котором звучали невидимые миру слезы. И даже сейчас порою слышит, несмотря на все старания забыться, уйти, оставить прошлое далеко позади – слышит тот последний крик. И, откликаясь на него, душа Наталии тоже начинает кричать, надрываясь, до безумного исступления…

Когда тело, с высоты казавшееся совсем игрушечным, ударилось о тротуар, голос ее пропал. Она онемела. Разум отказывался верить в произошедшее. Как такое могло случиться – с ней, с Наталией Харитоновой? Никогда, никогда она не чувствовала себя такой беспомощной, такой бессильной… Затем пришел ужас осознания. То, что лежало внизу, не было игрушкой, не было фарфоровой куклой – там лежало мертвое тело, принадлежавшей той, кому еще несколько минут назад Наталия шептала: «Люблю».

«Такие, как мы, испорчены избытком комфорта, - сказала ей Адель Харитонова, впервые придя навестить ее. – Мы привыкли получать все, что захотим. Мы привыкли стоять выше запретов и обстоятельств. И эта привычка заставляет нас забывать о самом главном: не все нам подвластно. Нам не подвластно заставить другого человека жить, если он того не хочет. И мы не можем торговаться со смертью, несмотря на все деньги и власть…»

Вертолет приземлился на площадке рядом с виллой Угаки. Акутагава лично вышел ее встречать.

Как прошел полет? – по-светски спросил он, коснувшись губами ее руки.

Токио с высоты птичьего полета очарователен, - не менее светски ответила Наталия. Про себя она отметила, что выглядит Акутагава безупречно: аккуратно уложенные волосы, костюм не домашний, но и не подходящий для службы – все подобрано под момент.

В огромной столовой, поразившей свои убранством даже взыскательную и избалованную роскошью Наталию, их уже ожидал ужин. Длинный стол был просто завален яствами, которых хватило бы и на три дюжины гостей. Акутагава усадил ее в одном конце стола, а сам расположился в противоположном конце.

Я думал о том, какую кухню вам преподнести. Что-то европейское? Русское? Но я решил, что вы должны поближе познакомиться с японской кухней, - улыбнулся он официальной улыбкой.

За ужином он говорил о каких-то незначительных вещах, она отвечала ему сдержанно, но стараясь при этом не показаться несведущей в упомянутых предметах. Она была умна и пусть Акутагава в этом убедится! Наталия понимала, что он чего-то выжидает и настоящий разговор, ради которого он ее и вызвал, только впереди.

Вы достойный собеседник, - одобрительно заметил Акутагава под конец трапезы.

Благодарю вас, господин Коеси.

Просто Акутагава, хватит формальностей. Позвольте мне показать вам мой дом.

Это действительно была крепость, внутри похожая на удивительный заповедник современного искусства. Наталия вынуждена была признаться, что этот японец умеет красиво жить – такой размах и, вместе с тем, вкус… Посетив оранжерею, несколько залов – отведенных под миниатюрные музейные хранилища, где были выставлены для услады глаз произведения искусства – они прошли в библиотеку Акутагавы. Здесь, в отличие от всего прочих помещений, витал запах антиквариата, исходивший от тысяч книжных томов, устроившихся на стеллажах.

Прекрасное собрание, - заметила Наталия несколько удивленно. Она не ожидала, что столь ультрасовременном месте есть такой уголок, словно бы вырванный из какого-нибудь университетского тайника знаний.

Рад, что вы оценили.

Последнее помещение, куда они прошли, оказалась… спальня. Роскошная, но безликая и какая-то пустынная – несомненно, одна из гостевых комнат, а не личные покои хозяина. И все же… Кровать была расстелена, подготовлена, а на столике стояло вино и бокалы. Наталия, сделав несколько шагов, остановилась, затем оглянулась к Акутагаве. Тот, прикрыв дверь, тоже взирал на нее, но у него во взгляде была снисходительная улыбка.

Что это значит? – холодно процедила Наталия.

Вас это оскорбляет?

Задавая этот вопрос, - девушка негодующе сверкнула глазами, - вы подразумеваете, вижу ли я разницу между собой и какой-нибудь потаскухой? Ответ будет: да, вижу! Вы пригласили меня к себе только ради того, чтобы затащить в постель?