– А вот внука моего или внучку будут звать в честь младшего, Мишеньки, только уже на иврите, мальчик будет Михаэль, девочка – Михаль. Правда жена говорит, что дочка всех женихов разгоняет. Уж очень у нее характер независимый. После университета собирается еще в армию идти, в боевые части, чтобы автомат дали. Я когда навещал их, пытался отговорить ее, и знаешь, что она мне сказала: «Тебе этого не понять. Мы, евреи, должны защищать нашу страну»

Он снова тихонько засмеялся.

– Ну, пусть немножко позащищает, а потом, я надеюсь, все-таки образумится, выйдет замуж. Должен же найтись такой, что сможет ее к рукам прибрать. Мы с матерью уже давно утратили на нее всякое влияние.

Он еще что-то говорил о своей дочке, но Олег слушал невнимательно. Он думал о том, что этот человек столько лет был один. Теперь Олег стал понимать, что такое одиночество. И как же он жил после того, как снова потерял семью. И похоронил жену и двух маленьких сыновей. Потом он вспомнил о своих родителях, и сердце у него заныло. Он не звонил им с тех пор, как началась вся эта история. Они, наверное, волнуются, пытаются дозвониться до него, а телефон выключен. Надо бы им позвонить, но неудобно звонить из чужого телефона. Да и что им сказать? Говорить фальшиво бодрым голосом, что все хорошо, когда все так плохо, что дальше некуда. Ладно, может, завтра Аркадий Семенович узнает что-нибудь, тогда и позвоню.

Шполянский заметил, что Олег думает о чем-то своем, и решил, что тот устал или опьянел с непривычки. Он стал собираться, пообещав завтра же все узнать и позвонить. Потом он уехал, и Олег снова остался один. Он убрал со стола, потом включил телевизор, но толком не мог сосредоточиться на том, что видел. Его одолевали тревожные мысли. Ну, пересидит он пока на этой даче, а что потом? В голову ничего не приходило. За окном стемнело, и он решил, что ничего не случится, если он выйдет погулять. Впервые за три дня он вышел на улицу. Нигде никого не было. Далеко вдали виднелось шоссе, по нему то и дело проезжали машины. Там была жизнь, а здесь стояли тишина и запустение. Он шел по неширокой дороге между пустыми мертвыми домиками. Сначала ему было страшно ощущать себя единственным живым человеком на много километров, но постепенно он отвлекся, стал разглядывать дома. Каждый домик отражал характер и привычки своих хозяев. Одни участки стояли захламленные, заваленные черт знает чем, какими-то ведрами, тряпками. У других, более хозяйственных, все было аккуратно поделено на грядки, ни кусочка земли не пустовало. У третьих домики были кокетливо украшены, на участках были клумбы. Особенно Олегу понравился дом напротив его дачи. Он стоял через дорогу, и был хорошо освещен фонарем. Дом был деревянный, весь резной. На крышу вела наружная лесенка с красивыми перилами. Наверху хозяева устроили террасу, окруженную деревянной балюстрадой. Над террасой был деревянный навес от солнца. Он держался на четырех толстых колоннах, расположенных по углам. Олег зашел во двор, поднялся наверх, посмотрел на дачный массив. Темно, холодно, одиноко. Ему вдруг опять стало страшно, он поспешно спустился, перешел через улицу, вошел в дом. Посидел привычно в темноте, и лег спать. Так окончился еще один день.

***

Альбина чувствовала себя совсем плохо. Каждую ночь ей снилась Лена. То молодая и веселая, она приходила к Альбине, и они снова были студентками и бежали на занятия. То Альбина натыкалась на ее мертвое тело в самых неподходящих местах. Иногда она что-нибудь говорила, и Альбина облегчено вздыхала, значит, она не убила ее, она не убийца. И она плакала во сне от счастья. Но, когда она просыпалась, ей становилось еще хуже. Она нервничала. Каждый телефонный звонок казался ей звонком из милиции. Когда ее звали к телефону, она с замиранием сердца готовилась услышать сухой официальный голос, который ей прикажет оставаться дома, так как за ней сейчас приедут. Еще хуже обстояло дело, когда звонили в дверь. Открывая, она ожидала, что сейчас ворвется отряд ОМОНа, или кого-то там еще, Она точно не знала, кто приходит арестовывать убийц. Она постоянно прислушивалась к шагам на лестнице, глаза ее то и дело наполнялись слезами. Настроение у нее менялось каждую минуту. То ей было жалко Лену, огромное чувство вины захлестывало ее, и она мысленно просила Лену о прощении. То вдруг она начинала чувствовать дикую ненависть к бывшей подруге, за то, что та заставила ее пройти через все это. Потом она уставала от всех этих переживаний, и все становилось ей безразличным. Ну, убила и убила, подумаешь, никто об этом не знает и нечего переживать. Из милиции никто не приходит, значит, о ней там и не думают. А вдруг они посадят Олега? А ведь он ни в чем не виноват, что тогда ей делать? И она снова погружалась в пучину отчаяния.

Дети и муж озабоченно смотрели на нее, и не знали, как к ней поступиться. Саша-младший время от времени подходил к ней и пытался утешить.

– Ну, мама, – хмуро говорил он ей. – Ну, что ты так убиваешься? Ну, дружила ты с ней сто лет назад. Это случайность, что этот милиционер сообщил тебе, что ее убили. Она могла умереть в своем Владивостоке еще десять лет назад, и ты бы даже не знала об этом.

У Юли тоже начинали поддергиваться веки, когда она смотрела на мать, а муж, не выдержав, сказал ей:

– Слушай, может у тебя климакс, что ты такая психованная?

– Ты что, с ума сошел? – разозлилась Альбина. – Мне пока только тридцать девять, а не сорок девять, если ты не помнишь. И ты бы тоже на моем месте нервничал, если бы к тебе милиция приходила.

– Но они же тебя ни в чем не подозревают, просто зашли на всякий случай.

– Откуда я знаю, что не подозревают? Ты, вон, и то спросил, где пистолет.

– Господи, да я и в виду ничего такого не имел. Просто вспомнил вдруг о нем случайно.

– Столько лет не вспоминал и вдруг случайно вспомнил?

– Черт меня, видно, дернул за язык. И чего я действительно сказал о нем. Лучше бы молчал, – расстроился Саша.

В субботу утром, когда Альбина была дома одна, вдруг позвонила Лера. По ее голосу Альбина поняла, что она чем-то расстроена.

– Что с тобой? – спросила она. – Случилось что-нибудь?

– Ничего не случилось. Что со мной может случиться? Просто у меня депрессия.

– С чего бы это? Из-за чего у тебя может быть депрессия?

– Ну, вот, все считают, что у меня всегда все хорошо. Я всегда должна быть довольна и счастлива.

– А чего тебе не быть довольной и счастливой? У тебя все есть, хороший муж, чудесные дочки, ты обеспечена всем. Чего тебе не хватает?

– А вот и не хватает. Самого главного не хватает – смысла в жизни.

– Лерка, ты что, рехнулась?

– Кажется, да. Слушай, ты можешь приехать ко мне? Посидим вдвоем, поговорим, выпьем, или давай даже напьемся.

– Напьемся? – Альбина задумалась. Может, и в самом деле это поможет ей забыться хотя бы на несколько часов. Она устала от переживаний. Ей нужен хотя бы короткий отдых.

– Хорошо, давай напьемся, – решила она.

– Правда? – обрадовалась Лера. – Так давай приезжай скорей. Ничего покупать не надо, у меня все есть. Только поскорей, я тебя жду.

– Подожди, но если мы и вправду напьемся, как же я домой доберусь?

– Так мы сейчас начнем пить, до вечера ты еще протрезвеешь.

– Ну, хорошо, я еду.

Альбина пошла переодеваться и задержалась, глядя на себя в зеркало. Как она изменилась за эти дни: постарела, побледнела. И все из-за этой стервы.

Так, решила Альбина, пора все это прекращать. Иначе я скоро превращусь в старуху. Да и муж меня бросит, кому нужна истеричка. И дети уже стараются не заговаривать со мной.

– Все, – сказала она себе самой в зеркале. – Сегодня я напьюсь и покончу со всеми переживаниями. Что было, то было. Прошлое должно умереть, а мы с тобой должны продолжать жить. Сейчас накрасимся, чтобы выглядеть достойно, потому что Лерка красавица и всегда свежа как роза.

Альбина навела красоту, тщательно оделась и с легкой душой выпорхнула из дому. Для домашних, если вдруг кто-то вернется раньше, она магнитом прикрепила на холодильник записку.