Собственно радиостанция была невелика, он работала на полупроводниках вместо ламп, но много места занимали мощные усилители для передачи и приёма радиограмм на расстояния многих миллионов километров. Связь с Землёй осуществлялась на сверхультракоротких волнах, которые по пути от корабля к Земле к обратно проходили через промежуточно-усилителые станции, находившиеся на искусственных спутниках Земли. Такие станции были необходимы, так как слой Хевисайда настолько ослаблял сигналы, что без усиления они никогда не дошли бы по назначению, несмотря на жёстко направленные антенны.

Космическая радиосвязь впервые была применена во время полёта на Луну экспедиции Белопольского-Пайчадзе и теперь проходила окончательные испытания. Все станции – земная, корабельная и находившиеся на спутниках – были сконструированы при непосредственном участии Топоркова, и он сам проводил испытания в обоих рейсах. Члены экспедиции ежедневно имели возможность поговорить со своими близкими.

До сих пор связь не прерывалась и, по расчётам Топоркова, не должна была прерваться до самой Венеры. Будет ли она действовать с поверхности планеты, через её атмосферу, сказать, конечно, нельзя было. Венера находилась ближе к Солнцу, чем Земля, и интенсивность солнечной радиации в верхних слоях её атмосферы должна была быть во много раз более сильной. Смогут ли радиоволны пробить, безусловно, существующий на Венере ионизированный слой, как они это смогли сделать с земным, покажет будущее.

Когда Зайцев, убедившись предварительно, что над дверью горит зелёная лампочка, «вошёл» в каюту, у аппарата находились Топорков и Мельников. Борис Николаевич только что поговорил с Ольгой.

Топорков протянул Зайцеву микрофон:

– Ваша жена и сын ждут вас.

– Константин Зайцев у телефона, – сказал инженер, рассмешив этой фразой обоих своих товарищей. И спокойно положил микрофон в специальное гнездо. Ответ мог прийти только через семь минут. За десять суток звездолёт пролетел свыше тридцати пяти миллионов километров, и сейчас его отделяло от Земли расстояние в шестьдесят миллионов километров. Земля не стояла на месте, а удалялась в противоположную сторону. «СССР-КС3», используя притяжение Солнца, летел к Венере по направлению, обратному движению Земли по орбите, навстречу её «сестре».

– Звук очень ослабел, – озабоченно сказал Топорков.

Зайцев и Мельников посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Каждый день они слышали эту стереотипную фразу, Игорь Дмитриевич болезненно переживал ослабление звука, неизбежное с увеличением расстояния, и ему всегда казалось, что станция работает хуже, чем на самом деле. Он часами возился с ней и всегда был недоволен её работой.

– Придётся поставить дополнительные генераторы.

– Пока в этом нет нужды, – возразил Мельников. – Радиосвязь работает бесперебойно и достаточно хорошо. Подождём.

Он знал, что если дать Топоркову волю, то задолго до прилёта на Венеру станция останется без всяких резервов мощности, а их следовало сохранить.

– Хотя бы один!

– Нет! – Мельников постарался придать своему голосу как можно больше строгости. – Я запрещаю вам это делать… Что вы выдумываете, Игорь Дмитриевич? – добавил он более мягко. – Я только что говорил с Землёй и прекрасно всё слышал.

Семь минут, наконец, прошли, и Зайцев, надев наушники, выслушал всё, что хотели ему сказать жена и сын. Проговорив ответ, он вместе с Мельниковым вышел из каюты. Время было ограничено, и членам экспедиции разрешалось обмениваться со своими родными только одной фразой. Место у микрофона уже занял профессор Баландин.

Радиосвязь доставляла звездоплавателям много радости. Сознание оторванности от Земли меньше угнетало людей, имевших возможность услышать голос близкого человека. Не было тревожной неизвестности, так сильно мучившей всех в прежних рейсах. Всё, что происходило на Земле и на звездолёте, сразу становилось известным. Краткий перечень событий в СССР и других странах передавался с Земли автоматической передачей, не задерживавшей разговора. «Космическая газета» ежедневно вывешивалась Топорковым в красном уголке.

– Борис Николаевич! – сказал Зайцев, когда за ними закрылась дверь станции. – Разрешите мне и Князеву выйти из корабля и осмотреть дюзы.

– Зачем это?

– На всякий случай. Ведь предстоит торможение при подходе к Арсене.

– И вы ещё смеётесь над Игорем Дмитриевичем! – улыбнулся Мельников. – А сами… Ничего с дюзами не случилось. Осмотр произведёте, когда корабль будет стоять на Арсене.

– Слушаюсь! – хмуро ответил Зайцев.

В кабине лифта, переносящего его в другой коридор, Мельников думал об этом разговоре. Какие люди! Каждый из них готов работать без отдыха, чтобы всё было в порядке и «СССР-КС3» совершил свой рейс на Венеру и обратно «без сучка и задоринки». С такими помощниками было одно наслаждение работать, но их приходилось всё время удерживать от излишней траты сил, не оправдываемой необходимостью.

В первые дни рейса это было не так заметно. Люди ещё не освоились с новой обстановкой, не имевшей ничего общего с прежней привычной жизнью. Их мысли были ещё позади, на оставленной Земле. Но постепенно эта своеобразная «инерция» начала ослабевать. И тогда все с яростью набросились на работу. Но не так просто было её найти. Добрая половина экипажа на всё, сравнительно короткое, время перелёта к Венере, казалась обречённой на безделье. Что, например, делать врачу экспедиции Андрееву, если все были совершенно здоровы и не нуждались в его помощи? Какое занятие могли придумать геолог Романов, биолог Коржевский или океанограф Баландин? Зайцев и Князев были не в лучшем положении. Все они остро завидовали астрономам, которым не надо было искать дела, – оно само шло им в руки. За бортом звездолёта расстилалось безграничное, неисчерпаемое поле деятельности. Поистине, астрономы были счастливые люди!

Но работа нашлась для всех. Прекрасно понимая, как опасно в условиях полёта не иметь определённого занятия, Белопольский приказал Зайцеву подготовить с помощью всех свободных участников экспедиции имевшиеся на борту самолёты, вездеходы и подводную лодку к работе на Венере, перебрать их механизмы, проверить и испытать все приборы и аппараты. Кроме того, он поставил перед старшим инженером корабля задачу – научить всех производить мелкий ремонт, чтобы каждый мог самостоятельно исправить незначительные повреждения. Топоркову было поручено научить Андреева и Коржевского работе на передвижных рациях, которыми были оборудованы все машины. Только они двое ещё не умели пользоваться радиоустановками.

В красном уголке регулярно (по уплотнённому графику) проводились занятия по астрономии, звёздной навигации, механике и теории звездоплавания.

– На космическом корабле каждый должен уметь заменить любого другого, – сказал Константин Евгеньевич. – Для многих из нас этот полёт первый, но для всех не последний. Учиться необходимо всё время.

Но, несмотря на такую нагрузку, как-то так получалось, что у каждого оставалось свободное время, которое нечем было заполнить, и это были самые тяжёлые минуты. Стоило человеку оторваться от дела, как тотчас же подкрадывались мысли о Земле, о близких людях, и незаметно возникало чувство тоски. В такие моменты члены экипажа устремлялись на радиостанцию – «читать» бортовой журнал Топоркова. Никакого журнала, конечно, не было. Разговоры с Землёй записывались автоматически на ленте магнитофона. Прослушав свой последний разговор с женой или другим родственником, люди успокаивались.

Выйдя из лифта, Мельников направился к рубке управления. Ярко освещённые коридоры были пустынны и безмолвны. Тишина, царившая на звездолёте, никогда не нарушалась. Двенадцать человек не могли заполнить исполинский корпус корабля, и невольно казалось, что в нём никого нет. В первые дни это было неприятно, но постепенно люди привыкли.

Звездолётом управлял автопилот. Войдя в рубку, Мельников внимательно прочитал записи всех приборов. Лента локатора показала, что за несколько минут до его прихода, на расстоянии трёх тысяч километров пролетел небольшой метеорит, исчезнувший задолго до того, как звездолёт достиг этой точки. Направление полёта не изменялось.