НО ВСКОРЕ СЛУЧИЛОСЬ НЕМЫСЛИМОЕ. Настолько ужасное, что Йохху невольно возроптал на Всевидящего - как он мог допустить? Однажды утром Йохху увидел, что несколько довольных адамов вытаскивают из лодки на берег какую-то тяжесть. Когда подошел ближе, увидел большой «живой орех», беспомощно перебирающий своими плоскими лапами. Йохху всеми силами - руками, глазами и вскриками упрашивал отпустить пойманный «орех» обратно в воду. Посмотрели - и хватит, ему же очень плохо! Но адамы лишь отталкивали его, посмеиваясь, и не давали подойти. А потом… Йохху стонал, вспоминая, что было потом. «Живой орех» начали разбивать, вгоняя внутрь - в живое! - острый камень. Не помня себя, Йохху кинулся и отчаянно вцепился в руку мучителя, чтобы вырвать камень. Но один из стоящих рядом ударил его кулаком в лицо, а двое других сшибли с ног. Держась за разбитый бок и утирая рукой кровь из носа, он похромал прочь, не оглядываясь. Но вслед послышался звук, который не забыть…

Продравшись сквозь заросли, Йохху забрался в самую густоту леса, забился головой под куст и долго лежал там, глотая неведомую соленую воду, что текла и текла из глаз… Его отыскали, хотели повести назад, он упирался, никого из здешних видеть не мог. Но бок сильно болел, очень хотелось пить, и все равно он уйдет от них, только чуть придет в себя.

Когда вернулись назад, все уже сидели, и причмокивая, хлебали из глиняных мисок. Йохху тоже налили мясной похлебки, он вяло начал есть, не глядя ни на кого, но оказалось очень вкусно, он выскреб миску до дна. И тут снова раздался смех - ему весело объяснили, что он ел «живой орех». Йохху не успел отползти в сторону. Живот чуть не вывернулся наружу через горло, в глазах потемнело… Кто-то завизжал, кто-то страшно заругался, он уже ничего не слышал. Когда очнулся, почти стемнело, рядом никого не было. Йохху, пошатываясь, поднялся, снова побрел в лес и забился в глушь. Он даже не вспомнил о ночных опасностях - ни ползучиц, ни пятнистую тень, уткнулся в землю и безутешно плакал, пока не забылся сном. И никто его не тронул, ни в эту ночь, ни в следующую. Он два дня еще скрывался от всех, привычно питаясь фруктами и орехами. Если б можно было никогда не возвращаться к тем людям…

Однажды он видел, как унесли в лес старого, сгорбленного адама, и больше его не было. Сказали, что старик умер и не вернется. Может, и с ним сделали то же, что с «живым орехом»? А когда-нибудь и самого Йохху они опустят в яму и забросают прелыми листьями и землей. Он мучительно думал и все не мог поверить… Неужели такое возможно, что его, так не похожего на этих людей, никогда больше не будет?

ТРУДНО СКАЗАТЬ, СКОЛЬКО ЕЩЕ РАЗ перекувырнулась долька луны в ночном небе, Йохху давно перестал считать. И не все ли равно? Теперь он ничуть не сомневался, что никакой это не глаз Всевидящего, а просто луна, которая светит сама по себе и к нему безразлична. Когда она бывала круглой, то наступали странные, томительные вечера, и лишившись покоя, Йохху часто лежал без сна в своем одиноком гнезде. Подолгу смотрел в неведомую высь, на россыпь мерцающих небесных светлячков, пока они постепенно не превращались в знакомое переливчатое сияние… Тогда сон уносил его к милому незабвенному берегу, и сон был, как явь.

В одну из таких ночей Йохху послышались необычные звуки, будто какая-то ева в полголоса разговаривала с его Гав-Гав, а тот слегка ворчал, но не гавкал. Потом внизу что-то заскреблось, отодвинулся край завесы… Луна светила ярко, и Йохху тут же узнал эту молоденькую еву, всегда украдкой улыбавшуюся ему, когда они оказывались рядом. Она быстро скользнула внутрь хижины, завеса скрыла лунный свет, и в полумраке ева вдруг приникла к Йохху всем телом и ласково зашептала в ухо. Он ничего не понимал и растерялся. Может, у них так принято и что-то означает? Ладно, не стану ее обижать и отталкивать. Когда меня учили плавать, тоже ведь хватали за разные места. А ева прижималась все жарче и настойчивее… Йохху недоумевал - чего она добивается, и как ему быть - хорошо ли это? В какой-то миг замер, тревожно прислушиваясь, ему почудился укоряющий голос Всевидящего. Но девушка так горячо просила о чем-то, прижимаясь ртом к его лицу и груди, а ее ищущие руки так оплели его, словно лианы, что Йохху уже не думал противиться непонятному натиску. И вдруг… что-то непостижимое произошло, он не узнавал своего тела - в нем вскипела неукротимая жадная сила! Начисто забыв о Всевидящем, он притиснул к себе еву и - йохху! - как под бурлящую завесу водопада, нырнул в неведомое, жгучее, желанное...

НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ЕГО поджидали трое. Это были те самые адамы, которые замучили «живой орех», а теперь снова решили избить его, уводя подальше от деревни. Йохху догадался по грубой брани и жестам, что причина их злости в ночном приходе евы, кто-то увидел ее возле хижины. Но ведь он ничем не обидел ее, они могут сами спросить. Так и объяснил этим троим, что ничего плохого ей не сделал, наоборот, только то, что ей нравилось. Она была очень довольна и обещала приходить к нему еще. После таких подробностей самый злющий адам впал в дикое неистовство и набросился на Йохху с кулаками, а двое других встали наготове. Правда они не поняли, что перед ними уже не вчерашний, всегда уступчивый чужак. Ждали, что Йохху испугается и сникнет, но он со всей силы и высоты роста треснул напавшего по голове. Теперь против него осталось двое.

Когда-то на своем берегу он просто не ведал страха. Здесь довольно скоро узнал, но привык со страхом бороться. И сейчас, придушив его в горле звериным рыком, Йохху остервенело бился, не жалея ни крови, ни распухшего глаза, ни костяшек пальцев. За себя, за еву, за «живой орех»! Ему никто не поможет - незачем хныкать. О Всевидящем даже мысли не промелькнуло - Йохху обречен навсегда остаться здесь, и должен выстоять сам. Но именно сейчас, когда он был один против троих - ударенный очухался и снова полез в драку, Йохху захлестнула яростная сила, разом освободившая от прежней подчиненности. Да, перевес на их стороне, его неминуемо одолеют, но легко он им не дастся. И Йохху был уже не один. Обычно пугливый Гав-Гав неожиданно кинулся ему на выручку и сзади кусал нападавших за ноги, истошно лая. Шум услыхали проходившие поблизости люди и растащили окровавленных противников. Йохху смог сам дохромать до деревни, а того, треснутого им, пришлось нести на руках, это зрелище мрачно радовало и придавало силы идти.

НА СВАДЬБУ ЙОХХУ С ЖЕНОЙ подарили циновку, топорик и глиняные миски. А главное - отвели землю под огород. Йохху никто больше не смел тронуть, он ни от кого не зависел, только изредка его почтительно просили в чем-нибудь помочь. Он разглядел на берегу, как сделаны лодки, и сумел построить себе почти такую же. Вышла неказистая, но на воде держала, а рыбы здесь было много - только лови. Жизнь потекла спокойная, и даже сны про далекий берег перестали печалить. А какие настали ночи! Ради этих ночей не жаль днем крепко потрудиться. Лишь иногда он думал - значит, и с Ойей ему могло быть так же хорошо? Как обидно, что они не знали… Зато жена рассказала ему, откуда здесь берутся дети - оказывается, они появляются, если у евы вырастет большой живот. И улыбаясь, шепнула, что скоро и у них будет своя кроха. Йохху очень обрадовался, ему давно хотелось малыша, они такие милые и занятные!

ОДНАЖДЫ ДЕРЕВНЯ ЗАШУМЕЛА, засуетилась, из хижины в хижину неслись оклики, и все заторопились к морю, неся в руках связки ракушек и кораллы. Йохху решил полюбопытствовать и тоже пошел за всеми. Солнце так слепило глаза, что сначала он не заметил причину волнения, глядя на столпившихся и чего-то ждущих на берегу, а когда посмотрел на море, то изумился, как в первый день. Возле деревянных мостков, далеко уходящих в воду, тихо покачивалось на волнах нечто невообразимое! Огромная белая лодка… Нет, это нельзя было назвать лодкой - такое чудесное видение, что дух захватило! А по мосткам шла к ним нездешняя, совершенно удивительная ева, с ней тоже нездешний молодой адам, и еще двое, но эти обычного вида, как из их деревни. Йохху по давней привычке назвал ее про себя евой, хотя конечно, она - «женщина», чудесная белая женщина. Волосы у нее были светлые-светлые, как банан внутри, а глаза - цвета морской воды. Ноги совсем голые, а ступни чем-то тонко оплетены, надо же! Когда она подошла ближе, Йохху уловил сладкий и волнующий запах, как от ночных цветов.