а если не было возможности

лечь со своей женой

и он был вдалеке от своих знакомых и знакомых своих знакомых, то

Иван Иванович Ростиславский

ложился спать

со случайными пациентками,

медсестрами,

официантками, продавщицами

(если, конечно, такая возможность представлялась).

За пятнадцать лет своего счастливого супружества

Иван Иванович Ростиславский

прочел:

все зарубежные новинки (переведенные на русский),

все книги советских писателей (подвергшихся в печати разносу и острой критике),

все номера журнала «Огонек» (что ему попадались в поездах);

выпил (в приблизительных подсчетах):

3 бочки коньяку,

1 бочку водки (столичной),

4000 бутылок вин;

сыграл (около):

1200 партий в теннис,

9000 партий в преферанс.

Кроме того, Иван Иванович Ростиславский добросовестно проглотил причитающееся человеку за 40 лет количество мяса, молока, сахара, хлеба, воды.

Кроме Кенигсберга («помнишь, как нас обстреляли?»)

Иван Иванович Ростиславский

побывал:

в Сходне, Фирсановке, Ильинке, Кратове, Дачной, Ленинграде, Киеве, Риге, Дубултах, Мелужах, Дзинтари, Ялте, Сочи, Одессе, Сухуми, Гаграх, Анапе, Батуми,

где

всегда ходил с засунутой в карман «Дейли уоркер» (не умея читать по-английски) и покупал на базаре у мешочниц уродливые деревянные ложки (народное творчество).

Но, конечно, главное

в Иване Ивановиче Ростиславском

было не то, что он имел квартиру и машину (в этом нет ничего криминального, автор себе и читателям искренне желает иметь то же самое),

а то, что И. И. Р. являлся

кандидатом медицинских наук

(в своей диссертации он остроумно поиздевался над теми горе-учеными, которые доказывают, будто 2X2 = 4, и в свою очередь блестяще обосновал, что 5X5 не 24 и даже не 26),

врачом-терапевтом (в поликлинике закрытого типа, где врачей больше, чем больных),

и имел платные вызовы на дом,

и имел репутацию

самого обаятельного, внимательного, умного врача (поставив в жизни кроме элементарных случаев гриппа и ангины всего лишь один раз правильный диагноз: человеку, который перед его приходом умер от инфаркта).

Танечка (Татьяна Александровна Ростиславская)

имела массу хороших черт (которых мы не будем перечислять, во многом она походила на мужа).

Но на двух основных достоинствах надо остановиться.

П е р в о е:  Татьяна Александровна была лично знакома с женой или с самим Райкиным, Образцовым, Козловским, Лемешевым, Обориным, Рихтером, Сурковым, Михалковым, Пырьевым, со всеми Герасимовыми и т.п.

В т о р о е:  Татьяна Александровна была вне всяких сомнений верна своему мужу

(и трем незнакомым мужчинам на каждом курорте, куда она ездила (доверие в нашей семье — прежде всего), естественно, в одиночестве).

Еще был сын Буся, отличник, очень тихий и толстый мальчик, который с приходом гостей чинно удалялся в свою комнату (его не звали сыграть на пианино новую пьеску — Иван Иваныч понимал, что это дурной вкус, кроме того, ребенку вредно возбуждаться, режим — прежде всего) и засыпал в 10 часов.

Его почти никто никогда не видел, но он укреплял славу счастливого

дома Ростиславских,

в котором никогда не было

скандалов,

ссор,

слез,

переживаний,

а всегда были

полная чаша (выпивок и закуски),

интересные гости (знаменитости!!!),

выключенный телевизор,

немного смешные (внешней привязанностью друг к другу), но милые хозяева

и умные разговоры

(дедекакофоническая музыка, сюрреализм, абстракционизм, гомосексуализм, сенсимонизм — надо же немного истории),

и в котором

всегда

непременно

строго осуждали

падение нравов современной молодежи

и мужей типа Краминова,

оставляющих жен

с малыми детьми.

Часть четвертая

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАПИСОК КРАМИНОВА

Я верю, что там очень толковые ребята. И если говорить откровенно, происшествие необычное, исключительное. Можно догадываться, чьи здесь скрестились пути. Это совсем не «внутреннее» дело. Но все-таки, уважаемые товарищи, составляйте рапорт по-человечески. А то, если вдуматься в приведенные вами факты, получается мистика.

В час ночи буксир «Пестов» отошел от причала и вышел на середину Авачинской бухты, в час тридцать буксир неожиданно появился у рыбного причала (наверно, прошел под водой).

Причем команда во время этой странной прогулки буксира была на берегу.

Непонятным образом оказавшиеся на «Пестове» несколько ящиков с интересующими нас предметами сами погрузились на грузовик.

Машина (номер указан точно) прошла через весь город на Красную сопку. Ее тут же остановили и окружили. Но никого (даже шофера!!) не обнаружили.

Интересующие нас ящики были найдены в трюме парохода «Алдан», только что пришедшего с западного побережья Камчатки. Ящики были накрыты брезентом, и команда, обнаружив их, была удивлена не меньше наших работников.

Севший на «ТУ-104» пассажир Свиридов во время полета таинственно исчез. На Петропавловском аэродроме так и не могли понять, почему вышло только 39 пассажиров, хотя по списку их 40.

Установлено, что в радиорубке «Алдана» никто не находился в момент, когда передатчик начал отбивать какой-то шифр.

В общем, в Петропавловске явно резвится нечистая сила. Повторяю, уважаемый товарищ, в любом деле много странного, непонятного и невыясненного. Но постарайтесь изложить это внятно, без чертовщины.

Год назад в Петропавловске было землетрясение. Оно длилось две минуты. Треснуло здание обкома. Только два человека оставались в здании — секретарь обкома и редактор «Камчатской правды».

Секретарь обкома сидел тихо в углу приемной и смотрел, как раскачивается огромная люстра. В конце концов она рухнула.

Редактор газеты выбежал со всеми. Но вдруг вспомнил, что оставил открытым сейф с партийными документами. Вот тогда он испугался по-настоящему и пулей обратно.

Петропавловск меня поразил:

1) Отличным снабжением. Правда, кто-то, приняв меня за рафинированного москвича, пытался жаловаться. На что я ответил: «Братцы, вы заелись».

2) Авачинской бухтой. Рядом с лайнерами — парусники. Кстати, в этой бухте может укрыться флот всего мира.

3) Памятником английским морякам у здания обкома. Памятник пытались перенести в другое место. Запросили английское посольство. Там ответили, что не возражают, но по церемониалу должна прибыть английская эскадра и в торжественной обстановке… Пришлось отказаться.

Ночью ухожу на «Алдане».

Здесь наши работники толковые. Теперь сами разберутся. Да мне у них пришлось еще кое-чему поучиться.

Ночь. В свете прожекторов портовые краны как огромные кузнечики. Дождь. Редкие близкие огни Петропавловска, много труб, мачт, шлюпок, стоящих у причала судов.

Огни удаляются. Огни города разрезаны темной сопкой Любви на две части.

Курилы. Черные туши островов. Их головы окутаны туманом.

Когда «Алдан» наваливается на волну — вода вылетает из-под бортов черно-бутылочного цвета.

За кормой в белом шарфе крутящегося воздуха и пены расцветают пронзительные голубые цветы. Потом цвет их меняется.

Корабль оставляет после себя карбидные зеленые лужи.

А названия какие: остров Онекатан, мысы Темный, Крутой, Предчувствий, скалы Авось, Братья, Ловушки.

В моряки шли все-таки романтики. Магеллановские впечатления.

Кашалоты (не разглядел, наши или японские) помахали нам хвостами и ушли в Тихий океан. А наш путь — море Охотников.

Капитан мне заявил весьма меланхолично: