Напрашивается естественный вопрос: кому в Америке выгодно забыть о совместной с советским народом героической борьбе против общего врага — фашизма? Кому выгодно предать забвению и изобразить в качестве «некой далекой и малозначащей абстракции» годы плодотворного военного и иного сотрудничества американского и советского народов? Ответ будет только один: это выгодно врагам мира, это выгодно врагам разрядки, это выгодно силам реакции, всячески препятствующим и саботирующим развитие взаимовыгодных экономических, социальных, культурных и иных отношений между народами наших двух стран.

Да, видимо, в США есть определенные и могущественные силы, желающие напрочь вытравить из памяти людей годы совместной с советским народом борьбы с фашизмом. Видимо, эта память все еще здорово мешает кое-кому в Америке. Ибо советские люди, коммунисты были самыми стойкими и самоотверженными борцами с фашизмом; именно советские люди, именно коммунисты сыграли решающую роль в спасении мира от угрозы фашистского порабощения.

Только на каком основании Смит и Кайзер пытаются представить мнение этих сил в Америке в качестве эталона? На каком основании Смит и Кайзер позволяют себе кощунствовать над трепетным отношением советских людей к памяти о жестокой битве с фашизмом, в которой советские люди понесли самые тяжелые потери? Как можно глумиться над священной памятью народа о двадцати миллионах погибших в Великой Отечественной войне? Одной нравственной и моральной глухотой подобное отношение журналистов к обычаям и традициям народа, гостеприимством которого они пользовались в течение нескольких лет, этого не объяснить, здесь еще и вырисовывается откровенная политическая предвзятость, заранее определенный нигилистический и высокомерный подход ко всему советскому.

Прожив по три года в Советском Союзе, ни Смит, ни Кайзер не нашли в жизни советских людей почти ничего достойного уважения, кроме, разумеется, взглядов тех отдельных индивидуумов, которых оба журналиста туманно именуют «информаторами», да отщепенцев, выдворенных в разное время за пределы СССР.

Все не нравится американским журналистам в Советской России, даже и сама природа России им очень не по душе. Г. Смит, например, заявляет, что природа России его «разочаровала», ибо в ней он не обнаружил «ничего драматического». Он поясняет: «Россия Представляет собой обширное плоское пространство от горизонта до горизонта… Ей не хватает захватывающих перспектив Швейцарии, живописных холмов Баварии или живых изгородей и оград из дикого камня, которые придают особое очарование сельской местности Англии…»[45].

Ну как не вспомнить блаженной памяти Агафью Тихоновну из пьесы Н. В. Гоголя «Женитьба» с ее знаменитыми сентенциями: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас бы решилась. А теперь поди подумай! Просто голова даже стала болеть»[46].

Правда, у Н. В. Гоголя это произведение носит подзаголовок «Совершенно невероятное событие…». Смит же на манер купеческой дочки Агафьи Тихоновны излагает американскому читателю свои прожекты относительно того, чего «не хватает» пейзажу России, совершенно серьезно, а по части капризной чванливости американский журналист далеко перещеголял гоголевскую купчиху.

Хулить природу другой страны — занятие в высшей степени неблагодарное и неблагородное. Чарующую красоту России Г. Смиту понять не дано…

Выдающийся советский писатель Константин Паустовский так писал о природе России: «…Я не знаю страны, обладающей такой огромной лирической силой и такой трогательно живописной — со всей своей грустью, спокойствием и простором, — как средняя полоса России. Величину этой любви трудно измерить. Каждый знает это по себе. Любишь каждую травинку, поникшую от росы или согретую солнцем, каждую кружку воды из лесного колодца, каждое деревце над озером, трепещущее в безветрии листьями, каждый крик петуха и каждое облако, плывущее по бледному и высокому небу.

И если мне хочется иногда жить до ста двадцати лет, как предсказывал дед Нечипор, то только потому, что мало одной жизни, чтобы испытать до конца все очарование и всю исцеляющую силу нашей русской природы»[47].

Так отзывался о русской природе признанный мастер художественного слова. И мы бесспорно верим в искренность его чувств, ибо в них выражены и наши чувства, и наше понимание, и наша любовь к природе России. А Смит? Что ж, его забубенное фанфаронство говорит лишь о непомерной гордыне и плохо скрываемой злобе.

Судя по всему, ненависть к коммунизму настолько ослепила Смита, что он изрыгает хулу на все и на вся в СССР. Везде его угрюмый взгляд находит только одни недостатки, и всегда его сравнения идут только в пользу, конечно же, Америки.

Вот что он пишет, например, о системе здравоохранения в СССР, которую «они (русские. — А. Б.) считают… одной из наиболее положительных черт советского социализма»[48].

Оказывается, «многие русские» жаловались ему, Смиту, на низкую квалификацию советских врачей, которая, мол, гораздо ниже квалификации врачей американских. Откуда эти «многие русские» знают уровень квалификации американских врачей, известно одному только Смиту.

Г. Смит иллюстрирует подобные «жалобы» ссылкой на некоего безымянного врача из Нью-Йорка, который будто бы рассказывал Смиту о своем опыте общения с советским коллегой, стажировавшимся в одной из детских клиник Нью-Йорка и не знавшим, как пользоваться отоскопом — инструментом врача-отоларинголога, применяемым для исследования уха. Удивленный американский врач спросил якобы у советского стажера: как же тогда в Советском Союзе определяют, здоровое или больное ухо у ребенка? И услышал он, по словам Смита, поистине потрясающий ответ: «Нас (то есть советских врачей. — А. Б.) учили потянуть за ухо ребенка, и если он заплачет, значит, ухо больное»[49].

Подобную, извините, брехню преподносят широкому американскому читателю сегодня, в последней четверти XX столетия! Преподносят в явном расчете на абсолютную неинформированность американского обывателя о реальной постановке народного здравоохранения в СССР и уровне квалификации советских врачей. Скажем прямо, подобного рода «клюква» встречается в американской прессе разве только в изданиях самого оголтело-реакционного толка.

Много «клюквы» встречается и у Кайзера. Но если Смита питал «информацией» некий врач из Нью-Йорка, то источником информации Кайзера выступают, как это у него принято за правило, выехавшие из СССР в Израиль люди. Вот, к примеру, описывает Р. Кайзер свое посещение Братска. Хорошо и тепло его там принимали жители этого города. И вдруг Р. Кайзер вне всякой связи начинает тут же излагать пространные жалобы некоего Вовы Азбеля, проживающего ныне в государстве Израиль, о том, как тяжело ему, Вове, жилось в городе Иркутске. Оказывается, в студенческие годы его посылали на уборку картофеля в область. «Надо было ехать 24 часа по железной дороге на север от Иркутска», чтобы добраться до колхоза и там выкапывать картофель и морковь из мерзлой земли, ибо, как уверяет Вова, в середине сентября в Иркутской области «начинается мороз, настоящий мороз, который губит весь урожай…».

Р. Кайзер, конечно же, с огромным сочувствием передает жалостный рассказ своего «информатора» и верит его словам безоговорочно.

А зря!

Во-первых, никаких железных дорог на север от Иркутска не было и пока нет. Есть только на запад и на восток. Так что, в какую сторону ездил Вова и ездил ли вообще — не ясно.

Во-вторых, в Иркутской области за последние 15 лет «в середине сентября» не случалось «морозов, настоящих морозов». Согласно официальной справке Иркутского областного управления Гидрометслужбы за последние 15 лет средние температуры в середине сентября, а точнее, от 10 до 20 сентября даже в самых северных районах области — Чумском и Братском были: плюс 15 градусов днем и плюс 1,8 градуса ночью в первом, и плюс 13,8 градуса днем и плюс 4,4 градуса ночью во втором.