- Нет, Тони, - кажется, Степан впервые назвал его по имени.

- Но я же не могу оставаться тут вечно.

- Можешь.

- Может, ещё и жениться на мне станешь?

- Непременно. Прямо сегодня и начну. Только отдохну ещё немножко.

Это уже было более понятно Тони. Почему бы не повторить? Так ослепительно хорошо не было очень давно. Так давно, что он уже и не помнил такого. Но что-то всё же царапало до сих пор не протрезвевший мозг. Задача не сходилась из-за недостатка исходных данных.

- Тошка... – как-то устало прошептал Стёпа в самое ухо.

- Не называй меня этой собачьей кличкой. Я Тони.

- Прости, Тонечка – покаянно вздохнул великан, и ответом ему стал злобный скрип зубов. – Я чувствую, что ты словно закрываешься от меня. И мне страшно. Нет, подожди. Я договорю, ладно? Я боюсь. Боюсь, что ты вот сейчас встанешь и уйдёшь и не вернёшься больше. Ты ведь не собираешься возвращаться?

Разумовский всерьёз задумался. Ему предлагают ещё одну встречу, и он сам бы этого хотел. Но его слишком притягивает этот тип и неизвестно, к чему это приведет. А потом, когда выяснится, что он один так чувствует, что будет? А ничего нового.

- Мы можем встретиться ещё раз.

- Нет, я вижу, ты не понимаешь. Я не секс-партнерства хочу. Мне нужно большее.

Казалось бы, вот тут бы Тони и обрадоваться, но он запаниковал.

- Я не могу тебе сейчас ничего сказать. Для меня это неожиданно. Нужно обдумать. Если можно, дай мне время. Я обещаю, что не исчезну. Можешь записать мой номер и проверить, перезвонив. Но сейчас мне нужно уйти. Пожалуйста.

Степан согласился, записал номер и убедился в его правильности. Заставил надеть свою «самую маленькую ветровку», которая на блондине смотрелась небольшой плащ-палаткой. Всё время, пока Разумовский собирался, следил за ним недоверчивым напряжённым взглядом. Едва покинув его квартиру, Тони захотел тут же вернуться, но остановил себя. Подумать действительно нужно. Он уже не романтичный мальчишка с розовой кашей вместо мозга. И не таким уж стойким к неудачам его сделала жизнь. Скорее уж недоверчивым и нервным. Он направился вдоль рассвета, прочь. Незнакомым районом к центру и пустому ещё метро, ежеминутно поддёргивая подвёрнутые рукава куртки, ёжась от редких капель холодного дождя. В наушниках пела о чем-то Zaz. Наверняка о любви. О чём ещё можно так петь?

Глава 4

Тони не звонил четыре дня, не отвечал на смс. Лишь раз он ответил на звонок, и в этом коротком разговоре только попросил подождать ещё немного. Стёпа не находил себе места, не мог работать. Он вообще ничем не мог заниматься. Это относилось даже к самым простым вещам. В душе царил кавардак, и он же расползался по квартире. Когда закончилась чистая посуда, пришлось признать, что пора уже как-то действовать.

Первым делом разыскал Лёнечку и выяснил домашний адрес и место работы Разумовского. Этот пункт плана чуть не провалился из-за неожиданного упрямства Пупсика. Пришлось слегка надавить и применить тяжелую артиллерию – личное обаяние и силу воздействия голоса, о которой Стёпа был прекрасно осведомлён. Остальное было делом техники. Но, не имея большого опыта в ухаживании - как-то обходился без этого раньше - великан решил подойти к делу творчески.

Забежав в цветочный магазин, купил гигантский фикус в большой кадке из бамбука. Продавщицы, с трудом удерживая на лицах дежурную вежливую улыбку и пряча в глазах смех, запаковали цветок в метры целлофана, ярких лент и сверкающих блесток, на манер букета. Забросив "букет" в свой старенький пикап, помчался в гипермаркет за шампанским и сладостями. В сомнениях немного потоптался перед стеллажами. С одной стороны, Тони показал себя любителем сладкого, с другой – настоящее вино бывает только сухим, а его сокровище достойно всего самого лучшего. В результате схватил более-менее демократичную бутылку «Романова», большую коробку «merci» (нет, тут реклама не планируется), надо же спасибо сказать за не скучную ночь, и рванул к дому Разумовского.

Припарковался недалеко от подъезда, но так, чтобы особо не отсвечивать и приготовился ждать. Если верить Лёне, Тони должен был уже закончить работу и появиться примерно через полчаса, плюс-минус пробки. К удивлению Стёпы, первым появился Пупсик, что было не слишком приятно. А ещё было непонятно, какого хрена тут нужно этому пухлому недоразумению. Неужели, побежал ябедничать? А почему не по телефону? Лёнечка вошел в подъезд и вскоре вышел, но уходить совсем не стал, а скромно устроился на лавочке возле подъезда и, видимо, тоже собрался дожидаться блондина. Незаметно для самого себя, Стёпа начал злиться, а злиться он не любил, и от этого злился ещё больше.

Тони вскоре появился, поставил свою рыжую демократичную KIA на стоянке у самого подъезда. Вышел из машины, высокий и подтянутый. Какой же он всё-таки красивый, этот невозможный парень. Такой ледяной для всех и такой горячий, только тронь. Для Степана он был самым красивым существом на свете, и плевать на каноны. Его приводила в восторг эта стройность белёсой травинки и обманчивая хрупкость. Эта бледность и красноватые пятнышки на коже, и то, как эта кожа вспыхивает от прикосновений. И эти льдистые глаза, способные превратиться в две неумолимые бездны пугающе прозрачной воды. И тонкие губы с неровным изгибом, такие вкусные и отзывчивые. И даже этот острый клюв, придающий неординарности и некоторой хищности лицу. Как же Стёпе хотелось обладать всем этим безраздельно. Он с наслаждением наблюдал за тем, как его личное совершенство с плавной грацией несёт себя в сторону маленького скверика напротив дома. Картинку портило только наличие рядом неуклюжего телепузика. Довольно милого, приходилось признать.

Тони с Лёнечкой подошли к скамье, находящейся в зоне видимости Степана, и он мысленно похвалил себя за удачно выбранное для засады место. Разумовский легко запрыгнул ногами на сиденье, привычным движением присел на спинку, задрал к локтям рукава тонкой синтепоновой куртёшки, оголяя изящные лапки, и жестом пригласил Пупса последовать его примеру. Тот немного помялся, решаясь, неловко взобрался и сел рядом. Несколько минут Лёня о чем-то говорил, опустив голову. Потом поднял глаза на Тони и что-то спросил. Блондин улыбнулся, приобнял его за пухлые плечи, как-то очень уж нежно ткнулся лбом в висок, и заговорил, явно успокаивая и, наверное, что-то обещая. Проклятый Пупс кивал и несмело улыбался. Стёпа потерпел ещё пару минут. Дождался, когда сладкая парочка оторвётся друг от друга. И выскочил из машины, прихватив заветный фикус, который в его лапищах смотрелся почти нормальным букетом. Специально так выбирал, а то эти мелкие цветочки как-то теряются на фоне внушительной фигуры. Стремительно, не давая себе передумать, Стёпа рванул к этим двоим. Пупсик плану не помеха. Приблизившись почти вплотную к скамье, великан рухнул на колени и с чувством принялся читать единственное, что вертелось сейчас в голове шумным хороводом слов между ударами сердца - восемнадцатый сонет Шекспира в любимом переводе Фрадкина:

Могу ль тебя равнять я с летним днем?

Ты и желанней и милей рассвета:

Рвет почки Май, вовсю грохочет гром,

Непродолжительно, капризно лето:

Миндалевидные глаза Тони заметно округлились и неверяще мигнули.

Сегодня ярко солнышко горит,

А завтра – скрыто безобразной тучей:

Проходит срок, и всё теряет вид:

Красою правит Время или Случай.

Стёпа воодушевлённо прижал к груди свой «букет», шурша обёрткой.

Но ты, похитив прелесть летних дней,

Нетленен – век твой будет бесконечен:

Смерть не возьмёт тебя в страну Теней,

Ты не умрёшь, в стихах увековечен,

Разумовский поджал губы и зажмурился.

Жить будешь в них, свой продолжая век,

Доколе зрит и дышит человек.

Фикус торжественно перекочевал в руки Тони. Тот несдержанно хрюкнул и чуть не свалился со скамьи. От падения его спас улыбающийся во весь рот Лёня.

- Что все это значит? – сквозь смех спросило блондинистое сокровище.