- Это просьба о свидании. Настоящем. И я повторяю свою просьбу: я хочу быть с тобой. – Не поднимаясь с колен, заявил Стёпа. – И не встану, пока ты не согласишься. Ты думаешь слишком долго. Я помогу тебе принять правильное решение.

- Ты же ничего обо мне не знаешь, - посерьёзнел Тони.

- Ну почему же? Кое-что знаю. Во-первых, твоя одежда.

Разумовский удивленно вскинул бровь.

- Вся эта небрежность хорошо продумана. Ты очень постарался, чтобы создать впечатление, будто схватил первое попавшееся из шкафа и поспешно натянул на себя. На самом деле ты немало времени провел возле зеркала. Слишком уж все это хорошо гармонирует между собой и тебе идёт. Эта небрежность хорошо продумана.

Лицо блондина чуть дрогнуло в смятении.

- Во-вторых, прическа. С ней тоже самое. Тщательно уложенный беспорядок. Даже эта отросшая длина не случайна. Ты педант и аккуратист. Но тебе зачем-то нужна эта внешняя небрежность. Думаю, не столько для других, сколько для себя самого.

- Это всё?

- Нет, ещё ты, поставив машину на сигнализацию, дёргаешь за ручку двери. Не доверяешь ни себе, ни технике. Ты куришь сигареты с ментолом. Наверняка, не выносишь табачного дыма, но бросить не в твоих силах.

- Теперь всё?

- Не совсем. Ещё, у тебя на окнах шикарные занавески. Ты не из тех, кто пренебрегает уютом. Но в кухне их нет, только жалюзи. Ты не счёл их целесообразными. Всё вместе вышеперечисленное наводит на мысль, что в тебе есть несоответствие внешнего внутреннему. Ты себе не нравишься и хотел бы быть другим. Но перестать быть собой почти невозможно. И ты находишь компромисс.

- Всё?

- Нет. Ещё у тебя ресницы крашенные. Нет, не косметика. Краска, наверное. Но это очевидно: волосы очень светлые, брови чуть темнее, а ресницы чёрные. Это уловка. Ты хочешь обратить внимание на свои глаза. Хочешь, чтобы в них заглянули и увидели что-то важное.

- Чушь!

- Хочешь, чтобы поняли и выбрали тебя.

- Я выбираю сам.

- Тогда выбери меня. Это очень хороший выбор.

Тони устало вздохнул и кивнул Стёпе.

- Хорошо, пусть будет свидание.

- Ура! – влез со своими восторгами телепузик, но это было простительно, момент-то радостный.

- Завтра в восемь я за тобой заеду. Форма одежды парадная: смокинг и бабочка, штаны необязательны.

- Очень романтично, - ухмыльнулся Разумовский.

- Думаешь, я не могу быть романтичным? Завтра убедишься, что ошибся.

- Это не может не настораживать, - тепло улыбнулось остроносое чудо.

- Завтра, - ещё раз напомнил Степан и, не прощаясь, умчался готовиться к предстоящему фейерверку. Сроки он себе поставил весьма критические, а успеть надо было многое. Главное, чтобы Тони не передумал.

Стёпа точно знал, чего он хочет. Так было почти всегда, и это помогало ему действовать эффективно. Сейчас он хотел добиться Тони, взять этот небоскрёб штурмом или, в крайнем случае, длительной осадой. Отступление было уже немыслимо, и главнокомандующий рискнул бросить силы всей армии на выполнение сложной задачи. К участию в миссии были привлечены и силы союзников, поставлены на уши друзья и знакомые. Вновь был выловлен Лёнечка, которому пришлось долго и вдумчиво вспоминать всё, что он знал и когда-либо слышал о привычках и предпочтениях Разумовского, а так же вызвонить нескольких общих знакомых и уточнить детали. В процессе Пупсик чуть не со слезами на глазах несколько раз был вынужден убедительно пищать, что он не гей и Тони его не интересует. Ну, это ничего, повторение – мать учения, пусть и сам запомнит, как следует.

Вновь были поставлены на уши все, кто не успел вовремя скрыться из города. В их задачи были внесены необходимые уточнения и для каждого была повторно уточнена важность их миссии и ответственность за жизнь и счастье одного конкретного Стёпы. Все прониклись, тем более, что данный конкретный Стёпа крайне редко просил за себя и никогда не напрягал по пустякам. Жизнь кипела, главнокомандующий строил войска, проводил смотры и снимал пенку с нерадивых исполнителей, превратив свою квартиру в главный координационный центр операции. К установленному сроку всё было готово, все четко знали порядок действий, цепочки оповещения налажены, каждая боевая единица замерла на исходной позиции в ожидании условленного часа Х или сигнала к действию.

Ровно в 20.00 свежеотмытый от городской грязи, сверкающий полированными боками и украшенный неброскими цветами в узких лентах, к подъезду Тони торжественно подъехал пикап. Из него важно вывалился Степан в белых туфлях, белых брюках, белой рубашке и чёрном галстуке-бабочке. К сожалению, пиджак нужного размера найти не удалось, а сшить попросту не успели. В руках он держал внушительных размеров букет, составленный на заказ из роз всевозможных оттенков с преобладанием тёмно-красного - любимых цветов претенциозного Разумовского.

Тони вышел только спустя десять минут, великолепный в своем светло-сером костюме, отлично гармонирующем с цветом глаз и светлыми волосами. Странно настороженно оглядываясь, подлетел к Стёпе, выхватил букет чуть ли не в половину его собственного роста, и, кинув короткое «Поехали», запрыгнул в машину. Великан проглотил заготовленную речь и послушно сел за руль. На машину и вокруг неё посыпался дождь из мелких белых полупрозрачных лепестков. Блондин хлопнул себя рукой по лбу и приглушённо прошипел из-под неё:

- Поехали уже отсюда.

Стёпа кивнул, чувствуя угрозу целостности своей тушки, и завел пикап. На выезде из квартала к ним присоединился кортеж мотоциклистов с белыми флагами, в центре которых красовались алые сердечки. Тони тихонечко хрюкнул и сполз по сидению вниз, прикрывшись цветами.

- Кстати, привет, - вежливо поздоровался великан.

- Угу, - промычали в ответ из-под букета. – Что это за свадебное буйство?

- Романтика, - злорадно сообщил Стёпа.

К известному ресторану на набережной подъехали, вереща клаксонами и мигая фарами. Вытаскивать Разумовского из машины пришлось силой, тот упирался и уверял, что его вполне устроит простая домашняя яичница с пивом. Но разрушать план тщательно продуманного мероприятия ему никто не позволил. Не зря же люди старались, пусть терпит свою романтику до конца.

Зал ресторана был полон посетителей, по его центру пролегала красная дорожка, ведущая в отдельный кабинет. Вдоль дорожки выстроились навытяжку официанты и повара. Гремел торжественный вальс. Сидящие за столиками с интересом поглядывали на вошедшую пару. Тони попытался сбежать, но такая реакция была предусмотрена: крепкий захват не дал ему далеко уйти, а портье услужливо закрыл перед его носом дверь. Обречённо вздохнув, блондин смирился и, зажмурив глаза, позволил поволочь себя по дорожке сквозь строй персонала, любопытные взгляды, раскаты музыки и новый дождь из нежных лепестков, теперь уже розового цвета. В отдельном кабинете он позволил себе слегка расслабиться и подарил Стёпе страстно-леденящий взгляд.

- Романтика? – скептически спросил он.

- Ага. И я рад, что выудил из тебя пару ярких эмоций. А то ты как замороженный цыплёнок: холодный, сверкающий и голубой.

- Замороженные продукты дольше хранятся, - язвительно прошипел Разумовский. – А не нравится – не кушай.

- А мне нравится, особенно если правильно жарить.

Тони скривился, видимо, почуяв грубоватый намёк. Прибыл официант с первыми заказанными заранее закусками. Блондин удивленно вскинул бровь.

- Подготовился?

- Я, по возможности, предпочитаю тщательно готовиться к важным событиям моей жизни.

Разумовский фыркнул, но выражение его лица перестало быть насмешливым. Далее ужин проходил спокойно и без эксцессов. Болтали обо всем и ни о чём, как и положено во время приема пищи. Степан старался не слишком давить своей харизмой, не поднимать тему их отношений, не заваливать глупыми комплиментами и вообще вести себя предельно деликатно. И вскоре с удовольствием заметил сначала едва прикрытое маской спокойствия удивление в глазах Тони, сменившееся недоверием, а затем каким-то бесшабашным расслабленным пофигизмом в стиле «а будь что будет». Вот таким блондин Стёпе очень нравился. Таким он казался более настоящим, чем в образе напряжённо-опасного снежного короля. После того, как подали десерт, в кабинет ненавязчиво втекла струйка музыкантов, негромко наигрывающих что-то романтично-испанское. Блондин, не готовый к такому сюрпризу, прыснул вином. Благо, заляпал только пол и край скатерти. Хотя было бы неплохо, если бы он залил брюки… но нет, торопиться – главного не добиться. Под музыку Стёпа постарался быть более романтичным и обволакивающе-искушающим, чем здорово насмешил свое вредное счастье. Решив, что смех – тоже неплохо продолжил в том же духе, но с ещё большим напором. Дважды схлопотал по рукам и один раз был удостоен чести понюхать кулак Разумовского за сексуальные домогательства в общественном месте. Ничего, ещё не вечер, разморозится.