— Согласен, это ваше право!

— Этого требует истина, — резко сказал Океановский.

Его надежды в какой-то мере оправдались. Выслушав, по предложению следователя, тарабарщину Океановского, Сидоров заявил:

— Вроде похоже…

На вопрос следователя, не слыхал ли он из уст задержанного такие, например, слова: «Ауф видер зейн», Сидоров, не задумываясь, ответил отрицательно.

Таким образом, очная ставка не только не помогла, но основательно повредила следствию. Захаров вынужден был отпустить бойцов. Океановского же он не освободил. Не сказав ему ни слова, он позвал бойца из конвойного взвода и приказал отвести задержанного. Океановский заявил решительный протест.

— Я хочу, чтобы вы, товарищ следователь, внесли полную ясность в мое положение… Дальше терпеть унижений не желаю!

— Прошу еще немного повременить. Я принимаю все меры…

— Я хочу продолжить с вами разговор один на один. Прикажите бойцу удалиться…

Следователь согласился. Он искал новых путей к истине, но пока их не находил. Пусть старик поговорит, многословие подозреваемого иной раз помогает: человек может проговориться незаметно для себя.

— Я вас слушаю, — мягко сказал следователь.

— Давайте поговорим, товарищ следователь, по душам, поговорим, как коммунист с коммунистом и как деятель гражданского ведомства с деятелем военной власти… Мне кажется, что вы не понимаете, какое чините зло…

— Даже?!

— Зря иронизируете… Я постарше вас и, видимо, в жизни поопытней…

— У каждого из нас свой опыт, свои понятия… Я хочу, чтобы вы уточнили свои слова. Какое и кому я причиняю зло?

— Советской власти, ее органам… Не щадя авторитета ее представителя, вы, вольно или невольно, бросаете тень на всю нашу систему. Что могут подумать в народе о городском Совете, одного из руководителей которого хватают средь бела дня ни за что ни про что… Держат под арестом. Изо всех сил тужатся, чтобы собрать «доказательства», обвинить чорт знает в чем… Попробуйте после этого заставить народ уважать нас, руководителей…

— Простите, я вас прерву… Вы шутите или говорите всё это всерьез?

— Позволю на вопрос ответить вопросом: вы серьезно меня об этом спрашиваете?

— Конечно! Как можно говорить всерьез о том, что ради сохранения престижа отдельных работников советской власти мы должны забыть о бдительности?..

— Я остаюсь при своей точке зрения — нельзя компрометировать честного советского руководителя…

— Я рекомендовал бы вам проще смотреть на наше с вами положение. Враг коварен и иногда вынуждает нас причинять беспокойство своим же людям, за что им потом приносятся искренние извинения…

— Я чувствую, товарищ следователь, что нам, поскольку мы в какой-то мере сквитались, лучше всего закончить беседу. В последний раз прошу: освободите меня под подписку или поручительство. Клянусь честью: мешать вашей исследовательской работе не буду, никуда не сбегу — стар и не иголка, — явлюсь по первому зову. Если же вы докажете, что я враг, — тогда поступайте со мной по всей строгости закона военного времени.

— Несмотря на заманчивые условия, у меня в настоящую минуту нет возможности освободить вас.

На следующее утро следователь, захватив с собой Петренко, отправился к месту задержания Океановского. Они тщательно осмотрели каждый клочок земли вокруг камня и даже на отдаленном от него расстоянии, искали разрытую землю, где якобы добывал червей старик и где он нашел сумку. Безрезультатно. Но зато они нашли другое: землянку под камнем. Вход в нее был искусно замаскирован. В землянке оказались автомат с двумя обоймами, пистолет, плащ-палатка, карты и шифр на немецком языке… «Теперь-то, старый волк, тебе не выскочить!» — подумал следователь.

Однако волк оказался сильнее, чем о нем думали.

Океановскому и на этот раз удалось поколебать неопровержимость собранных фактов. Откуда следователь взял, что он добывал червей у камня или где-то поблизости от него? Почему он думает, что сумка подобрана там, где рыл землю? Ничего подобного! Землю он рыл в другой стороне, на опушке у входа в лес. Неподалеку от камня хотел еще покопать, стал разгребать траву, напал на сумку, поднял ее и пошел к камню, забыв про свое намерение. И самое главное: на каком основании думают, что землянка принадлежит ему, Океановскому, и что всё обнаруженное в ней принадлежит ему? Не на том ли основании, что он останавливался около камня удить рыбу?.. Тогда с таким же успехом можно заподозрить его товарищей по рыбалке: они тоже не раз останавливались на этом месте. С неменьшим успехом можно утверждать, что землянка принадлежит хотя бы Петренко: ведь он брал здесь воду…

— Шутки в сторону, товарищ следователь. Мне жаль вас!

— Принимаю ваше сожаление, — сказал Захаров.

Землянку они осматривали без света, в темноте, на ощупь. Надо осмотреть еще раз с фонарем.

При вторичном осмотре землянки электрический фонарик помог, наконец, раздобыть большее: в углу, в сухих листьях, был обнаружен конверт, на котором значилось: «Глинобитная ул., д. 14, кв. 2, Валентину Викторовичу Чудновскому (лично)».

Не было никакого сомнения, что Чудновский и Океановский — одно и то же лицо: имя и отчество совпадало, адрес совпадал, никогда в этой квартире и даже в этом доме никакого другого Валентина Викторовича не проживало.

Теперь у Захарова были все основания пойти на решительный штурм преступника. На этот раз ему не удастся увильнуть! А ведь как увиливал, как ловко разрушал все доказательства!

Следователь одновременно вызвал Океановского и Петренко.

— Итак, приступим к делу. Я хочу облегчить ваше положение, хочу помочь вам признать свою вину…

— Оставьте шуточки, товарищ следователь!..

— Кстати, я давно хочу поправить вас: у нас не принято разрешать обвиняемым называть следователей товарищами. Я для вас — гражданин следователь или просто следователь…

— С каких это пор я стал обвиняемым?.. Вы, кажется, еще не предъявили мне никакого обвинения.

Следователь пристально посмотрел на Океановского:

— Остались формальности. Но прежде чем их выполнить, я всё же хочу помочь вам в признании. Вы, действительно, шпион Петренко прав в своих подозрениях. Вы шпион опытный и изворотливый. Вы ловко замаскировались. Документы у вас правильные, линия ваша на советской работе правильная, можно сказать, безупречная; тут ни к чему не придерешься… Вы совсем недавно приступили к практической шпионской деятельности, хотя в «кадрах» числитесь давно. Ваши хозяева держали вас в резерве — на всякий пожарный случай. И этот пожарный случай — война — наступил… На днях вы чуть-чуть не провалились: вы гели передачу в 600–700 метрах от места, где вас обнаружили бойцы. Вас засекли правильно. Услыхав шум и треск, вы бежали к реке и скрылись в землянку под камнем. Это ведь ваша постоянная база. Там вы хранили и «авоську» и еще кое-что… Автомат, например… Мне кажется, что больше запираться вы не будете, Океановский, то бишь… Чудновский!

Услыхав последние слова, старик вскочил с места. Упершись руками в край стола, он впился глазами в своего противника.

— Сядьте! — приказал Захаров.

Океановский вяло опустился на скамью.

— Установлено, — продолжал Захаров, — что к вам на квартиру в одно, как говорится, прекрасное время явился гость и вручил вам секретный пакет с весьма важными указаниями по поводу вашей деятельности. Пожалуй, не стоит перечислять, что вам предписывалось и о чем вы вели разговор с этим гостем. Не в этом сейчас дело…

Океановский не мог дальше слушать. Он встал и охрипшим голосом обратился к следователю:

— Отошлите его на несколько минут. — Он указал глазами на Петренко. — Я имею сообщить вам нечто важное.

Захаров распорядился, чтобы Петренко ждал его вызова за дверьми.

— Вы бесспорно одаренный человек — тихо произнес старик, опустив поблекшие глаза. — В другое время вы сделали бы блестящую карьеру…

— Не хотите ли вы предложить мне заключить с вами сделку? — прищурился следователь.