— Согласен, что человек вышел из обезьяны. Но отчаиваться не надо: явственно вижу, что он уже возвращается обратно!

Метрдотель наметанным взглядом выхватил вошедших из толпы посетителей. Их посадили за удобный угловой столик подальше от эстрады, официант постелил свежую скатерть. Гости не ограничились пивом.

Дон-Аминадо вдруг всколыхнулся, полез в карман:

— Нас ждет прелестное развлечение! Читать перлы большевиков— все равно что сходить на клоунов в цирк.

Он достал бумагу, развернул ее и с непередаваемыми интонациями читал:

ПРИКАЗ

Согласно постановления пленума Совета рабочих депутатов объявляется учет имущества с целью изъятия у имущих классов излишков продовольствия, обуви, платья, белья, денег, драгоценностей и всего прочего, необходимого всему трудовому народу, рабочим и крестьянам в тылу и на фронте. Все это проводится в рамках дня Мирного восстания.

По мере чтения лицо Дон-Аминадо вытягивалось, а веселье в голосе уступало минорным тонам:

— Это что, очередной грабеж?

Бунин усмехнулся:

— Во всем мире правительства обеспокоены тем, чтобы их граждане жили в богатстве и спокойствии, а у нас — наоборот. Ну а что дальше в этом приказе?

— Да он длинный.

— Читайте!

— Тут речь о том, что остатки имущества будут отнимать согласно расписанию — сегодня у одних, завтра у других.

— Рук не хватает!

Изымалыцики названы деликатно «контролерами». В указанное время закрывают все лавки, магазины и прочая. Кто этого не сделает — расстреливается. Кто переносит или перевозит товары во время «контроля» — тоже расстреливаются на месте.

Далее приводится «Инструкция по проведению дня Мирного восстания». Очень интересная! Слушайте, Иван Алексеевич.

Порядок производства осмотра

1. Комиссия производит осмотр квартир в определенной ей территории.

2. Осмотр распространяется на все без исключения квартиры.

Список вещей, подлежащих конфискации и берущихся на учет

а) Обувь. Сапоги отбираются, ботинки оставляются только те, которые находятся на ногах владельцев…

Бунин недоверчиво покачал головой:

— Неужто такая дикость написана? Покажите!

Убедившись, что собеседник сказал правду, с изумлением произнес:

— Прежде это делали воришки — на большой дороге под покровом ночи грабили запоздавших прохожих. Теперь банда уголовников захватила громадное государство, грабит и насилует его многомиллионное население. И это на глазах всего «цивилизованного мира»…

— Которому на нас наплевать! — с наигранной веселостью откликнулся Дон-Аминадо. — Если у большевиков и осталось что-нибудь из человеческих чувств, то они очень ловко сие скрывают. Но давайте наслаждаться перлом революционной гуманности дальше:

б) Белье. Дозволяется иметь не более одной рубахи, одних кальсон, носков — 2 пары, чулков — 2 пары, носовых платков — 3 штуки.

в) Платья. Одежда мужская и женская оставляется та, что надета на контролируемых, но не более чем по одному костюму или платью.

г) Продукты. Все продукты отбираются, за исключением необходимых в течение 3-х дней.

д) Деньги и ценности. Все ценности, золото, серебро, иностранная монета полностью изымаются. Деньги оставляются у владельца не свыше 1000 рублей на каждого контролируемого, причем отсутствующие члены семьи в расчет не берутся.

Дон-Аминадо прервал чтение, посмотрел на Бунина:

— Иван Алексеевич, вы еще не устали?

— Отнюдь нет! С интересом слушаю этот шедевр. В каком воспаленном мозгу родился сей чудовищный документ!

Лакей поставил на стол покрытый тонкой влагой графинчик с водкой, кетовую икру, соленые грибочки, тонко нарезанные ломтики швейцарского сыра и с дразнящим аппетит запахом анчоусы.

— Да, без такого приклада этот список не выдержишь! Словно людоеды сочиняли. Нет, я не устал. Мне даже забавно, насколько все это дико. Ваше здоровье, «товарищ контролируемый»!

Выпили по рюмке водки.

В это время возле эстрады началась потасовка. Несколько здоровых парней вразмашку хлестали друг друга. Опрокинули стол. Визжали барышни. Звенела разбиваемая посуда. Дерущиеся сопели все тяжелее, видать, устали. Кто-то вытирал с лица кровь, кого-то на руках тащили без чувств из зала. Скрипач, словно не слыша ничего, кроме своего несчастного инструмента, продолжал извлекать ядовитые звуки. Необъятных размеров девица лет под сорок с одесским акцентом пела «Бублики».

Было весело.

Дон-Аминадо прокомментировал драку:

В результате обмена мнений выяснилась не истина, а количество пострадавших.

Пострадавшие, кстати, уже сели за стол — драка закончилась миром. Все драчуны продолжали гулять, швырнув кучу ассигнаций «за повреждение мебели».

Дон-Аминадо, разогретый напитком из графина и общим весельем, произнес еще один свежий афоризм:

— Вы, Иван Алексеевич, видите нашу материальную беспомощность? На фоне процветающего народа она выглядит оскорблением всей российской интеллигенции. Да-с, лучше заработать честным трудом много, чем нечестным — мало.

Дон-Аминадо продолжал:

з) Мануфактура.

Какая бы то ни была — отбирается, за исключением раскроенной и находящейся в работе.

и) Пишущие и швейные машины.

Отбираются, если принадлежат владельцу, не работающему на них, и не служат средством к существованию владельца.

к) Автомобили, мотоциклы, дамские и мужские велосипеды, экипажи, сбруя отбираются, если не служат средством к существованию владельца.

л) Все виды топлива и смазочные масла отбираются.

Обнаруженные крупные склады продовольствия оставляются на месте, причем у них устанавливаются часовые.

— Ну, — закончил Дон-Аминадо, — все виновные в «нарушении», понятно, — кхх! — к стенке.

Бунин стоял потрясенный, оторопелым взором смотрел на край морского горизонта, словно хотел сбежать туда от всего этого ада. Потом он сказал:

— Что ж! Теперь надо ожидать «контролеров».

И подумав:

— А это дайте сюда, это надо сохранить для потомков. Иначе не поверят, что мы видели и что пережили, — он забрал у спутника документ, смешнее и страшнее которого свет не видел.

— Иван Алексеевич, еще рано падать духом. Это только кажется, что дела идут — хуже некуда. Скоро они будут гораздо хуже, — печально пошутил Дон-Аминадо.

…Домой они возвращались в полной темноте. Направление держали по скудному свету занавешенных окошек.

Долгое молчание прервал Бунин:

— Все отбирают: и мануфактуру, и пишущие машинки, и человеческие жизни. — Голос его сделался стальным: — Только пусть знают эти сукины дети: наши души они никогда не отберут. Никогда и ни за что!

В этот момент из-за туч выскочила яркая полная луна и фосфорически ярко и волшебно осветила лицо поэта. Оно было величественно.

7

Грозная весть со скоростью молнии облетела Княжескую улицу утром 12 июля:

— Идут с обысками! Все отымают…

Супруги Бунины, которые было направились на базар, с дороги заспешили обратно домой. В страшной панике торопились спрятать «излишки».

Но более всего, больше даже, чем за черную сумочку с фамильными бриллиантами, боялся Бунин за некий «стратегический груз». Впрочем, об этом чуть позже.

И вот ровно в десять утра в парадные наружные двери, через которые никто никогда — как у нас повсюду заведено! — не ходил, раздался грозный стук.

Вера Николаевна, подобно наседке, у которой коршун хочет похитить птенца, еще быстрее закружилась по комнате, пытаясь куда-нибудь поглубже спрятать три аршина ситца.

Бунин окаменело сидел за письменным столом, мысленно творя молитвы и приготовившись к расстрелу.

Грохот внизу продолжался с удвоенной силой.

Вера Николаевна спрятала наконец этот несчастный ситец и, конечно, в самое неудачное место — в самовар.