Жора курит и смотрит куда-то вдоль улицы. Улицы, удивительно пустынной для меня. Предпортовый ночью? Нет, даже он в это время – автобан по сравнению с улицей Академика Сахарова, где расположен ресторан, в котором мы окажемся минут через десять. В этом же здании пока еще функционирует что-то вроде ночного клуба – дискотека, алкоголь, знакомства тех, кому просто лень познакомиться в рабочие дни, несмотря на проживание в соседних домах. На здании все также, как и годы тому назад, стоит щит с прикрученными к нему огромными красными пластмассовыми буквами, снабженными подсветкой. «БОЛЬШОЙ ПРАЗДНИК» - наивно и издевательски, в этих словах подсвечиваются только «Б», «ОЙ» и «ПРАЗДНИК». Жора бросает окурок на проезжую часть.

Почти в тот же момент рядом невесть откуда материализуется тот самый старик. Та же куртка. Тот же странный цвет лица. Он шаркает в нашу сторону и замирает в паре метров, и это кажется опасным расстоянием. От него пасет чем-то тухлым.

- Молодые люди, не поможете ветерану Афганистана?

Голос его кажется далеким, но удивительно знакомым. В его взгляде – смесь жалости к себе и презрения к нам. Удивительная комбинация.

- No cash, man. Sorry, - печально отвечаю я.

Жора кидает на старика беглый взгляд. Отворачивается и теребит меня за предплечье, призывая уходить. Параллельно бормочет что-то вроде «Самим жить не на что». Я пожимаю плечами, и старик отворачивается. Иду за Жорой.

- Давно он так по городу бродит?

- Всегда, - отвечает Жора, не глядя в мою сторону. – Всегда бродил. И будет всегда. Мне кажется.

Множество знакомых лиц делают меня несколько дезориентированным. Пожимаю руки. Отвечаю дежурными отговорками на дежурные вопросы. На лице Коли Семенова – моего соседа по подъезду – глубокий шрам, как мне кажется, полученный годик-другой тому назад. С ним какая-то низкорослая пышная девушка довольно миловидных черт лица, испорченных избыточной массой помады.

- Вот так-так, - монотонно тянет Толик, которого я, честно говоря, не ожидал здесь встретить.

Пожимаю руку, улыбаюсь. Тонкая струйка кипятка от затылка до поясницы. Надеюсь, он здесь один. Когда именинник выходит в фойе, хлопает в ладоши и громко объявляет «Ну, мужики, что за хуйня? А ну-ка все за стол», мы дружно выдвигаемся в банкетный зал ресторана. Смирнов вежливо запускает всех, и, когда его взгляд замирает на мне, я останавливаюсь.

- Слушай, а я тебя сразу-то и не узнал, - Вася протягивает мне крепкую мускулистую руку и широко улыбается; пиджак сидит на нем далеко не идеально, а его массивные, рабочие черты лица не очень стыкуются с рубашкой в вертикальную полоску, но в целом, костюм делает из него нечто, похожее на человека.

- Да ты тоже… похорошел, - улыбаюсь в ответ; стараюсь как можно крепче сжать в ответ его руку.

Он разражается смехом, который я поддерживаю, и хлопает меня по плечу. На входе в банкетный зал я едва не сталкиваюсь лоб в лоб с хорошенькой девушкой немного ниже меня ростом с отличного размера приподнятой грудью и приятными чертами. Брюнеткой. Она тактично обходит меня и обращается к Васе, возмущенно сообщая ему, что всем уже пора сидеть за столом. Я оборачиваюсь и вижу, как он обхватывает ее тонкую талию своей здоровенной рукой и целует в щеку. Вася – директор магазина. И все.

За столом мне не очень-то уютно, но я сижу в правом дальнем углу от возглавляющего пиршество именинника и его пассии, и это помогает не светиться. Когда зазывала, исполняющий роль ведущего праздника, призывает всех сидящих по очереди выдать по тосту в честь виновника торжества, во мне что-то подрагивает, но я это стараюсь не показывать. Справа от меня сидит девушка, лицо которой кажется мне знакомым. Она полная, невысокая, с округлыми чертами лица и черными, явно крашеными волосами. Народа до меня немало, но некоторые тактично обещают сказать тост попозже, и до меня доходит довольно быстро, и я встаю и выдаю что-то в ключе «желаю, чтобы все», но тактично, с уважением к имениннику и без недовольства в голосе, и все с радостью закидывают в себя очередную стопку. Для меня это пятая, и в голове у меня уже не все на месте, и я начинаю осторожно осматривать сидящих за столом, кивнув в ответ на какой-то вопрос сидящего через два места от меня Пашки, который, к счастью, как и Толик, не взял с собой свою возлюбленную. Ловлю обрывки понемногу создающих застольный гул разговоров. Рассматриваю местных девиц и их кавалеров. Шесть лет поменяли тех, кого я могу хотя бы примерно вспомнить. Периодически стреляю взглядом на соседний стол, где сидит компания из пятерых местных телок, вливающих в себя шампанское и еще что-то, не различимое ни по цвету, ни по этикетке. На вешалках гардероба – множество меховых жакетов и коротеньких курточек из китайского кожзама. Стиль, которому пытаются подобать местные девицы, знаком буквально до боли. Телки напиваются, галдят, несут невесть что. Нормальная картина. Они стараются соответствовать образу эмансипированных красавиц, хотя в красавицы три четверти из них не годятся даже под солидным допингом. Но их проблема не в том, что они деревенские курицы. В сущности, городские их аналоги – точно такие же «чики» с замороженными овощами вместо мозгов. Только им есть, чем гордится – наполовину купленными высшими образованиями, полученными благодаря им, сомнительными рабочими местами в многочисленных офисах. И пьют они, в основном, не дешевое шампанское и бурду на основе водки, а мартини, дорогой шампунь или вино, которые, по какой-то причине, обозначаются более благородными напитками для превращения будущих детей в инвалидов, чем «Спотыкач» или «Белочка» или «Российское шампанское». Я выбирал из этого же контингента, надеясь на чудо. А здесь выбирают, надеясь на то, что не убежит. Те же телки. Те же яйца, только вид сбоку. Когда Лена, выжигая мне остатки обоняния сигаретным перегаром, втирала мне что-то о высоких материях и о том, как она кого-то там круто отшила, я решил, что ей пора бросать. Потому что курить самому время от времени – одно дело. А вот целоваться с пепельницей, в которую она себя превратила – совершенно другое. Но это сейчас слишком далеко. В любом случае.

- …а остальное у тебя и так есть, - заканчивает очередной тост Пашка, уже прилично поддатый, и стопки снова отрываются от поверхности стола, в готовности влить свое содержимое в глотки довольных гостей.

Я не выдерживаю и знакомлюсь с девочкой справа. Ее зовут Ира, и она, оказывается, знает Лизу. Более того, они давние подруги.

- Ты не знаешь, что с ней сейчас? Мне с ней никак не…ммм… - икаю, - …связаться.

- Ну… - она замирает, тупит взгляд, мнется. – В общем, давай как-нибудь позже поговорим. Долго объяснять.

- Почему не сейчас? – невозмутимо и нагло.

- Неудобно как-то, ну, понимаешь…

- Почему не сейчас? – еще наглее; черт, я реально неслабо опьянел.

- Давай созвонимся.

- Бля… - прикрываю рот рукой в испуге от своей же речи; меня кто-то хлопает по плечу; гомон за длинным столом усиливается; кто-то уходит в туалет группой, - Извини. Ну, хотя бы в целом… Так… Можешь что-то?…

- Давай обменяемся номерами, - она лезет в черную сумочку, подобие клатча из сильно уставшего кожзама.

Я хочу сказать: «Где ты взяла такой обносок, имитирующий благородную дамскую сумочку, деревенская ты лохушка?!» Вместо этого, я начинаю копаться в карманах. Мир вокруг немного содрогается, я отвечаю «Да хрен знает» на невнятный вопрос Жоры, и он отмахивается от меня и отворачивается к Пашке и Славе Спичкину, моему знакомому по первой в жизни временной работе, которую я завел когда-то в пятнадцать лет. Карманы кажутся чужими. Мне на момент кажется, что я должен быть в куртке, и в ней должны быть все ценности – бумажник, мобильник, ключи от машины и квартиры, и меня ошпаривает, как из бойлера, и я едва не вскакиваю, но потом нащупываю в кармане бумажник и понимаю, что все в порядке. Достаю мобильник. Поворачиваюсь к Ире. Она уже достала свой телефон. Ее черно-белая поцарапанная «нокиа» смотрится как-то грустно рядом с моим черным «айфоном», и я вижу ее некоторое смущение, но лишь машинально выдаю командирское «Диктуй». Так же машинально записываю номер. Мне в голову влезает обрывок из речи какой-то писклявой телки «…ну, он не поверил, что ребенок его, оставил ее так и смылся куда-то, козел, а потом его нашли вроде или нет – не знаю, но она, короче, так и осталась…»