В отличие от захмелевшей от чувства свободы Анны Филип взирал на окружающее без воодушевления. Наоборот, душа его томилась, когда он смотрел на пустынные нивы, где валялась раздутая падаль, видел вереницы смахивающих на скелеты калек и побирушек, бредущих вдоль дорог, наблюдал, как стаи воронья с карканьем поднимаются с виселиц, стоявших на каждом перекрестке и отнюдь не пустовавших.

Раздавшийся сзади дружный хохот дружинников заставил рыцаря оглянуться. Алан Деббич, окруженный ратниками, что-то рассказывал им во весь голос.

«Как скоро, однако, парнишка сошелся с моими людьми… Даже ершистый Гарри, который своими колкостями обычно допекает любого новичка, кажется, проникся к нему симпатией. Это редкий дар. Может, здесь и кроется причина того, что епископ принял такое участие в его судьбе».

Солдаты снова захохотали. Майсгрейв невольно прислушался.

– Обвенчался один йомен51 с прехорошенькой девицей. Стали они жить ладно и счастливо. Но со временем начал йомен подозревать, что у его женушки завелся приятель. И вот, чтобы ее проверить, он сказал ей, что решил совершить паломничество к гробу святого Томаса Кентерберийского. Супруга не очень расстроилась и быстро собрала его в дорогу. Но йомен не ушел, а спрятался в ближнем лесочке и, дождавшись темноты, прокрался к дому и заглянул в окошко. Смотрит, а рядом с его женой сидит огромный лучник с руками, как у Самсона, и с плечищами Голиафа. Обнимает он его жену, а она ласково так спрашивает: «Скажи, Джон, что бы ты сделал, если бы сейчас явился мой супруг?» Лучник только хмыкнул и молча завязал узлом железную кочергу. Увидев это, йомен закинул за плечи котомку и стал продираться сквозь кусты, бормоча на ходу: «Кто же из паломничества так скоро возвращается? Нет-нет, я человек благочестивый, так что, пока не поклонюсь святым мощам, вы меня и близко не увидите».

Взрыв смеха заглушил последние слова Алана. Весело хохотали братья Баттсы, грузный Бен Симел вытирал выступившие от смеха слезы, ухал гигант Том, а Том Малый просто повалился на холку коня. Даже по мрачному, изуродованному шрамами лицу Угрюмого Вилла скользнуло некое подобие улыбки.

Между тем они спустились к реке, через которую был переброшен горбатый каменный мост, столь древний, что, наверно, его возводили еще в кельтские времена. На переправе королевские стражники взимали с проезжих плату. Здесь уже толпился народ, ибо сборщик мостовой пошлины, человек медлительный и любопытный, норовил поболтать с каждым путником.

Однако, завидев приближающегося рыцаря с отрядом, он заставил проезжих посторониться, так как знатные особы не терпели проволочек и, кроме того, оставляли щедрую мзду. К его удивлению, рыцарь неторопливо пристроился в очередь. Сборщик недоуменно пожал плечами, решив, что рыцарь скуп и бережет кошелек.

Между тем, сдерживая коня, Филип оглянулся на Угрюмого Вилла. Тот подъехал ближе. По его обезображенному лицу мелькнула тень разочарования.

– Увы, сэр. Вы видели, что дорога здесь лесистая и петляет, так что если за нами кто-то и крадется, то вряд ли он держится близко. Наши следы отлично видны на сырой земле, и преследователю этого наверняка достаточно. Но я один раз отчетливо слышал ржание лошади позади нас. Может, стоит вернуться и взглянуть?

Филип задумался. Ему вовсе не хотелось задерживаться по столь мелкому поводу. С другой стороны… Он помнил то, что герцог Глостер сказал ему о характере поручения, а также слова Элизабет об опасности, которая может им грозить.

– Что ж, поезжай, Вилл. Мы подождем здесь.

Гигант развернул коня и ускакал.

В отряде Майсгрейва не было заведено задавать вопросы. Поэтому никто не проявил любопытства по поводу внезапного отъезда Угрюмого Вилла. Только Анна удивленно завертела головой, но, увидев, что все остались спокойны, принялась наблюдать, как через мост переправляется обоз. Худая, с выпирающим крестцом кляча с трудом втаскивала на высокий въезд телегу с поклажей. Вцепившись в ободья колес, погонщики старались помочь ей, но измученная лошадь лишь жалобно ржала и билась в упряжке.

Филип Майсгрейв тоже какое-то время следил за переправой, но вскоре его внимание привлек пестро разрисованный фургон, запряженный парой сытых лошадей. Сам фургон был ветхим и разболтанным, а яркая раскраска говорила о том, что его владельцы всего-навсего бродячие фигляры. Об этом свидетельствовали и красочные лохмотья его хозяев, и заметные за пологом фургона музыкальные инструменты, и понуро сидевший на цепи у заднего колеса облезлый медвежонок. Зверь был истощен, да и сами жилистые акробаты выглядели утомленными и голодными.

Но Филипа заинтересовало не это. В фургоне, возле чумазого мальчика-возницы, сидела прехорошенькая смуглая девушка. У нее были пышные иссиня-черные волосы, столь редкие в Северной Англии, а над верхней губой темнел легкий пушок. Девушка сидела с печальным лицом, подперев кулачком подбородок и зябко кутаясь в серый плащ, из-под которого выглядывали оборки ее цветастой юбки. Несмотря на усталый вид, она все же была очень хороша, и Филип невольно залюбовался ею.

Неожиданно девушка подняла ресницы, и темные как ночь глаза взглянули на рыцаря. Какой-то миг они смотрели друг на друга, затем девушка улыбнулась. Словно солнечный луч озарил ее лицо, блеснули жемчужные зубы. Лицо Майсгрейва осталось невозмутимым. Он лишь слегка тронул поводья и подъехал туда, где трое фигляров что-то втолковывали сборщику пошлины.

Оказалось, что в соответствии с правилами они собирались дать представление вместо платы за проезд, но сборщик вдруг заупрямился, ядовито заметив, что раз у них нашлись денежки на таких лошадок, то и пошлину они смогут заплатить. Разгорелась перепалка. Актеры доказывали, что сегодня они еще не заработали ни гроша, но сборщик не стал их слушать и велел стражникам гнать бродяг прочь.

Филип оглянулся. Девушка-фиглярка не сводила с него глаз.

– Сколько должны заплатить эти люди?

Сборщик удивленно взглянул на рыцаря и назвал цену. Ни слова не говоря, Филип бросил ему монету. Обрадованные акробаты кинулись благодарить, а сборщик стал торопить их, чтобы они проезжали и не задерживали добрых людей.

Филип заметил рядом с собой Алана. Мальчик внимательно следил за происходящим, но рыцарь лишь мельком взглянул на него и продолжал наблюдать за девушкой-фигляркой, которая проезжала мимо, грациозно покачиваясь на козлах от движения фургона. Когда фургон уже въезжал на мост, она оглянулась и, прижав пальчик к губам, послала рыцарю воздушный поцелуй. Филип усмехнулся углом рта.

Анна отъехала прочь и, опустив голову, стала задумчиво гладить холку лошади. Она не отдавала себе отчета в том, насколько сильно задело ее самолюбие внимание рыцаря к случайной красотке.

Почему ей не все равно?! Она не могла понять, отчего вдруг так скверно стало у нее на душе. Ведь эта девчонка в отрепьях – всего-навсего бродяжка, а Майсгрейв, с которым Анну свел случай, исчезнет из ее жизни так же внезапно, как и появился, едва только она встретится с отцом. Глубоко вздохнув, Анна подняла голову и вдруг воскликнула:

– Силы небесные! Смотрите!

По дороге из лесу лениво трусила лошадь Угрюмого Вилла. Всадника на ней не было.

Тотчас весь отряд, повернув коней, поскакал назад. Они ехали довольно долго, но ничего подозрительного не обнаружили.

Неожиданно ехавший последним юный Оливер окликнул рыцаря.

– Постойте, сэр! Здесь на земле видны следы лошади. Это Угрюмого Вилла, я точно знаю, потому что у его буланой задняя левая подкова треснула. Он еще сегодня утром сокрушался, что не успел ее перековать. Но здесь следы и другого коня. Они гораздо крупнее.

Через несколько минут, идя по следу, воины поднялись на косогор.

– Смотрите! – воскликнул кто-то из них.

На небольшой круглой поляне, сплошь изрытой следами копыт, лицом вниз лежал человек. Воины спешились. Первым спрыгнул с коня Малый Том. Перевернув лежавшего, он охнул и, сложив ладони, опустился на колени, шепча молитву. Перед ними был Вилл.