Тем временем Блёдель, вооружив своих воинов, отправился в покои, где пировали слуги Гунтера. Тут встретил его витязь Данкварт. Узнав, что пришел он туда не с миром, Данкварт одним ударом отсек ему голову. Жестокий бой завязался между воинами Блёделя и бургундскими кнехтами. Те из них, у кого не оказалось под рукой меча, хватали скамьи и стулья и с их помощью нанесли немало ран гуннам. Но на место павших воинов являлись свежие толпы гуннов, и бой не прекращался, пока не были перебиты до последнего все кнехты. Данкварт остался один, окруженный толпой врагов. Удары градом сыпались на него; щит выпал из его руки от тяжести копий, вонзившихся в него. Тем не менее Данкварту удалось пробиться сквозь толпу врагов и ворваться в зал, где пировал король со своими гостями.

— Слишком долго засиделся ты тут, брат Хаген, — крикнул Данкварт, появляясь весь в крови, с мечом в руках, — я с жалобой пришел к тебе и к Богу: перебиты все рыцари и кнехты, пировавшие в покоях для гостей.

— Кто же это сделал? — крикнул Хаген.

— Сделал это Блёдель со своими воинами и за то сам поплатился своею головой.

— Но скажи же теперь, брат мой, отчего ты так красен? Или тяжко приходится тебе от ран?

— Я цел и невредим, — отвечал Данкварт, — кровь же, что на моем платье, пролили враги под ударами моего меча.

— Ну, так, брат Данкварт, стань у двери и не выпускай отсюда никого из гуннов! Теперь же выпьем чашу в честь короля и скажем ему спасибо за вино! Пусть будет первым молодой король! — С этими словами Хаген одним ударом отсекает Ортлибу голову, которая скатывается на колени Кримхильде.

За Ортлибом убивает он его дядьку и шпильмана Вербеля, приходившего приглашать бургундов в землю гуннов, а потом, закинув за спину щит, неистово носится он по залу, нанося удары направо и налево. Друг и товарищ его Фолькер ни на шаг не отстает от него: громко звучит смычок в его руке, и грозно гремит его песня. Много врагов нажил он тогда себе среди гуннов.

В самый разгар ужасного боя Кримхильда, найдя Дитриха, просит вывести ее из зала. Трудно казалось Дитриху остановить бойцов, но все же обещал он попробовать. Вскочил он на стол и, размахивая рукою, стал кричать: «Остановитесь!» Могучий голос его звучал, как бараний рог. Услыхал его Гунтер и, думая, что потерял он кого–нибудь из своих воинов или родичей, остановил резню.

— Что случилось, Дитрих? Если кто–нибудь из наших причинил тебе ущерб, готов я повиниться и вознаградить тебя за все.

— Никто не причинил мне никакого ущерба, — отвечал Дитрих, — но хотелось бы мне беспрепятственно уйти со своею свитою из зала, не вступая в битву. За то обещаю я служить тебе верой и правдой.

— Хорошо, — сказал Гунтер, — уходи сам и уводи с собою сколько хочешь своих людей. Одни только враги мои должны остаться здесь. Много зла причинили они мне в гуннской земле.

Тогда Дитрих подал одну руку королеве, а другую королю Этцелю и вывел их из зала; за ним последовало шестьсот его витязей. Потом пропустили и Рюдегера и с ним пятьсот его воинов, а затем резня возобновилась. Все гунны, оставшиеся в зале, были перебиты.

Недолго отдыхали Нибелунги. После боя собрали они всех убитых и раненых гуннов, всего числом до двух тысяч, и выкинули их из зала, спустив с лестницы, причем даже легко раненные должны были убиться насмерть. Потом Хаген выступил вперед и стал громко издеваться над гуннскими воинами и порочить короля Этцеля за то, что ушел он из битвы, а Крим–хильду за ее второе супружество. Не выдержала королева и в гневе воскликнула:

— Тому, кто убьет Хагена и принесет мне его голову, я до краев наполню золотом щит короля и щедро наделю его замками и землями!

Маркграф датский Иринг услыхал ее слова и взялся убить Хагена. Прикрывшись щитом, пускает он в него копье; Хаген отвечает ему тем же. Копья разбиваются, и витязи хватаются за мечи. Но тщетно нападает Иринг на Хагена: противник ему не по силам; тогда нападает он на Фолькера, потом на Гунтера, на Гернота, на Гизельгера. Гизельгер сшибает его с ног с такою силой, что Иринг падает без памяти. Но, придя в себя, вскакивает он на ноги, снова нападает на Хагена и наносит ему мечом глубокую рану. Но раненый поднимает свой меч и могучими ударами гонит врага с лестницы.

Кримхильда благодарит Иринга и сама принимает от него щит. Иринг распускает завязки своего шлема и дает своей разгоряченной кольчуге простыть на вечернем ветре. Потом он снова вооружается и опять нападает на Хагена. Искры дождем сыплются из их мечей. Наконец Хаген ранит его мечом и вдобавок пускает ему в голову копье и тем кладет его на месте. Чтобы отомстить за него, выступают со своими воинами его спутники: Гавард Датский и ландграф Ирнфрид Тюрингенский, но и они все до последнего перебиты бургундами.

— Отвяжите свои шлемы и отдохните, — сказал Хаген, — мы перебили столько гуннов, что Кримхильда долго не забудет этого пира.

Рыцари сняли шлемы и присели на тела убитых. Только Хаген и Фолькер не снимают оружия и охраняют вход в зал.

Но до наступления ночи король и королева успели собрать новые толпы воинов и послали их против Нибелунгов. Отчаянная борьба продолжалась до ночи. Наконец гордые рыцари, умирая от усталости, решились начать переговоры о мире и просили привести к ним короля Этцеля. Гунтер с братьями, все в крови и черные от панцирей, вышли на двор: не знали они, кому пожаловаться на причиненные им беды.

— Чего вы хотите? — спросил король Этцель, выйдя к ним с королевою Кримхильдой. — Вы убили моего сына, и за то никто из вас не уйдет отсюда живым.

— Нужда заставила нас сделать это, — отвечал ему Гунтер, — вся моя свита была перебита твоими воинами. Я приехал к тебе, веря, что не встречу здесь вероломства.

— А вы, воины Этцеля, оставшиеся в живых, — заговорил Гизельгер, — какую вину знаете вы за мною? Что я вам сделал? Дружелюбно ехал я в вашу страну.

— От вашей доброты весь замок полон воплей и рыданий, — отвечали воины, — лучше бы никогда не переправлялись вы сюда из–за Рейна!

— Всем нам будет лучше, если согласитесь вы покончить миром эту вражду, — сказал Гунтер, — мы ничем не заслужили, чтобы Этцель так обращался с нами.

— Неравно потерпели мы в этом деле, — отвечал король Этцель, — за мои утраты и за причиненный мне позор вы должны заплатить жизнью.

— Ну, так дайте нам выйти из дому и будем сражаться. У вас много воинов, не бывших еще в битве, и им нетрудно будет нас одолеть!

Так сказал им король Гернот, и витязи Этцеля уже готовы были согласиться на его предложение, но Кримхильда услыхала и воспротивилась.

— Послушайтесь моего совета, — сказала она, — не выпускайте их из зала: будь у них в живых всего лишь три моих брата, и то, если бы прохладил ветер их панцири, они наделали бы много бед! На свете не бывало еще более отважных бойцов!

— Милая сестра, — сказал тогда Гизельгер, — когда так любовно звала ты меня сюда из–за Рейна, мог ли я думать, что такое горе ожидало меня здесь? Я всегда был тебе верен и никогда не делал зла и, выезжая сюда, думал найти в тебе друга. Так будь же теперь к нам милостива!

— Не могу я помиловать вас, — отвечала Кримхильда, — уж и раньше много горя причинил мне Хаген из Тронье; теперь же еще убил он моего сына. Но если

согласитесь вы выдать мне моего врага, то я постараюсь помирить вас со здешними витязями.

— Того не допустит Бог! — воскликнул Гернот. — Если бы была нас тут целая тысяча, мы все полегли бы мертвые, прежде чем выдали бы тебе хоть одного из нас!