— Скажи–ка, Хаген, — начала Кримхильда, подойдя и остановившись перед воинами, — кто приглашал тебя сюда, что ты посмел приехать в эту землю, зная, какое зло мне ты причинил? Будь ты в своем уме, ты бы не поехал.

— Меня никто не приглашал, — отвечал Хаген, — а пригласили сюда трех славных витязей, — они мне господа, я их слуга, и редко оставался я дома, когда уезжали они со двора.

— Скажи же мне еще, чем заслужил ты мою ненависть? — продолжала Кримхильда. — Ты ведь убил Зигфрида, моего милого мужа, которого я буду оплакивать до самой моей смерти?

— Что тут толковать? — перебил ее витязь. — Это я, Хаген, убил Зигфрида. Дорого поплатился он за то, что королева Кримхильда вздумала порочить прекрасную Брунхильду. Теперь же мсти мне, кто хочет, — будь то женщина или мужчина! Не хочу я лгать, — много зла причинил я тебе, королева!

— Слышите, витязи, — сказала Кримхильда своим воинам, — не солгав, признался он во всем. Теперь мне все равно, что с ним будет!

Переглянулись воины, но ни один из них не решился напасть на витязей. Пропустив их, вскоре Хаген и Фолькер встали и пошли в королевский зал, где находились их короли.

Король Этцель ничего не знал о том, что происходило, и радушно угощал гостей. Когда наступила ночь, король Гунтер стал проситься на покой. Гостей отвели на ночлег в обширный зал, где для них были приготовлены роскошные постели.

— Горе моим друзьям, что пришли со мною сюда на ночлег, — воскликнул Гизельгер, — как ни ласкова была ко мне сестра, но все же боюсь я, что из–за нее все мы окажемся здесь мертвыми.

— Забудьте ваши заботы, — сказал тогда витязям Хаген, — сегодня ночью сам я стану со щитом в руке на страже: верой и правдой буду я охранять вас, пока не

наступит день, а тогда пусть каждый постоит сам за себя!

С поклоном поблагодарили они его и пошли к своим постелям. На страже вместе с Хагеном стал и скрипач Фолькер. В полном вооружении, со щитами в руках, стали они перед домом. Сняв с руки щит, Фолькер прислонил его к стене, потом принес свою скрипку и, сев на камень при входе в дом, стал играть. На свете не бывало более искусного скрипача. Спасибо сказали ему витязи, заслышав сладостные звуки его скрипки. Его искусство было столь же велико, как и его отвага. Сначала струны его звучали так громко, что весь зал звенел, потом же стал он играть все мягче и сладостней и играл, пока озабоченные воины не заснули на своих постелях. Убедившись, наконец, что все уж спят, отложил он смычок и, взяв щит, снова стал рядом с Хагеном, охраняя покой своих товарищей.

Но вот глухою ночью во тьме блеснули шлемы, — то были вооруженные гунны, посланные Кримхильдой. Фолькер первый увидал их и сейчас же указал их Хагену.

— Молчи, пусть подойдут поближе, — сказал Хаген, — тогда мечами сшибем мы с их голов их шлемы.

Но один из гуннских воинов скоро разглядел, что у входа стояла надежная охрана: узнал он скрипача Фолькера и Хагена и предупредил о том своих товарищей. Воины Кримхильды сейчас же молча повернули назад.

Фолькер хотел было пойти за ними, но Хаген удержал его: опасался он, что завяжется битва и придется ему поспешить на помощь к товарищу, а тем временем двое или четверо гуннских воинов проберутся в дом и перебьют спящих.

Остался Фолькер и только крикнул уходившим, чтобы знали они, что он их видел:

— Куда это идете вы так, с оружием в руках? Если вышли вы искать добычи, так захватите себе на помощь и меня с моим товарищем!

Ничего не ответили ему воины, и в гневе крикнул он им вслед:

— Ах вы, злые трусы! Неужели хотите вы перебить нас спящими? Редко случалось это с такими добрыми витязями, как мы!

Огорчилась королева, когда воины ее сказали ей, что не пришлось им исполнить ее поручения. В гневе иначе распорядилась она, и отважным витязям плохо пришлось от ее нового приказа.

Наутро, когда рыцари стали одеваться, чтобы идти в храм к ранней обедне, Хаген посоветовал им надеть шлемы и панцири и вместо цветов взять в руки мечи и щиты. Удивился Этцель, увидев их идущими в храм в полном вооружении, и спросил, что это значит и не обидел ли их кто–нибудь. Но гордые витязи умолчали о вражде к ним Кримхильды, и Хаген сказал только, что на родине их существует обычай — на всех королевских празднествах не снимать оружия целых трое суток.

После обедни рыцари вышли на состязание, и Этцель с Кримхильдой смотрели на них из окна. Тут уже дело чуть было не кончилось схваткой, когда Фолькер пронзил копьем одного из гуннских воинов. Родственники убитого бросились уже к оружию, но Этцель предупредил столкновение: у одного вырвал он из рук копье, а остальных прогнал.

— Если тут у меня на глазах убьете вы этого шпильмана, я прикажу вас всех повесить. Сам видел я, как на скаку сразил он гунна, — причиной этому была одна случайность. Вы должны оставить в мире моих гостей.

С этими словами сам повел он их в зал, где были накрыты столы и приготовлена вода для умывания. Много врагов было уже у рейнских витязей среди гуннских воинов. Некоторые князья явились к столу, окруженные вооруженными воинами: все же хотелось им, если возможно, отомстить за своего родича.

— Большое неприличие делаете вы, садясь за стол с оружием в руках, — сказал им Этцель, — но помните: кто вздумает причинить хотя бы какой–нибудь вред моим гостям, тот поплатится за это головой.

Пока воины усаживались за столы, Кримхильда обратилась к Дитриху:

— Твоего совета прошу я, король Дитрих, — сказала она, — не откажи мне в твоей помощи и милости!

Услышал это старый витязь Хильдебранд.

— Кто вздумает убить Нибелунгов, тот должен сделать это без меня, — сказал он своему королю[10], — ни за какие сокровища в мире не соглашусь я причинить им вред: они, бесспорно, самые доблестные воины.

Кримхильда же продолжала:

— Много зла причинил мне Хаген, — он убил Зигфрида, милого моего мужа, и я готова отдать все свое золото тому, кто отомстит за него. Пусть поплатится за это дело один лишь Хаген, — другим я не желаю зла.

— Разве возможно убить его одного? — возразил ей мейстер Хильдебранд. — Стоит лишь напасть на него, чтобы завязалась такая битва, в которой все должны будут расстаться с жизнью.

— Не проси меня об этом, королева, — сказал Дитрих, — родичи твои не причинили мне никакого зла, и я не имею причины напасть на них. Да и тебе мало принесет чести, если ты покусишься на их жизнь: пускаясь в путь, не ожидали они найти здесь свою гибель. Нет, Дитрих не станет мстить за Зигфрида.

Не найдя поддержки в Бернском, Кримхильда обратилась к Блёделю, обещая ему в награду марку, которою владел Нудунг, и в жены — его вдову. Сначала отказался было и Блёдель, брат короля, опасаясь гнева Этцеля. Но Кримхильда соблазнила его своим серебром и золотом, красотой невесты и богатыми замками, и Блёдель согласился.

— Надо молчать обо всем, — сказал он ей, — когда же наступит удобная минута, я подам клич и или Хаген поплатится за все, что тебе он сделал, или я сам лишусь жизни.

Блёдель сейчас же вооружил своих воинов и повел их в покои, где пировали слуги бургундских королей под наблюдением витязя Данкварта. Кримхильда же вернулась в зал, где король Этцель пировал со своими гостями, и, сев за стол, приказала привести туда и сына своего Ортлиба. Король Этцель сейчас же стал просить бургундского короля взять мальчика в Бургундию и воспитать там его, как прилично его роду и сану. Со временем он будет им верным другом и окажет немало услуг.

— Конечно, если бы он вырос, короли могли бы на него полагаться, — сказал тут Хаген, — но молодой король кажется мне таким слабым и тщедушным, что, пожалуй, немного придется мне служить ему.

Взглянул король на Хагена и ничего не сказал, но тяжело стало у него на сердце, и дух его омрачился. Хаген же был не в расположении шутить. Вместе с королем речь его огорчила и всех князей. Неприятно было им спустить Хагену его дерзость, да и сам король был сильно недоволен этим гостем.